Третье письмо пришло двадцать девятого апреля, два месяца спустя после отъезда Жюэля. Сердце Эногат забилось от радости, когда она увидела на конверте штемпель Тунисского регентства [291]. Значит, путешественники покинули Маскат… они уже в европейских водах… они возвращаются во Францию… Сколько понадобится им времени, чтобы доехать до Марселя? Не более трех дней! А оттуда экспрессом до Сен-Мало, не более двадцати шести часов!

Мать с дочерью сидели в одной из комнат нижнего этажа, заперев дверь после ухода почтальона. Никто им теперь не помешает отдаться своим чувствам.

Вытерев мокрые от слез глаза, Эногат вскрыла конверт, вынула письмо и стала его читать громко, отчеканивая каждую фразу:

«ТУНИССКОЕ РЕГЕНТСТВО. ЛА-ГУЛЕТТ

22 апреля 1862 года

Моя дорогая Эногат!

Шлю поцелуй — прежде всего твоей матери, затем тебе. Но как далеко еще мы находимся друг от друга, и когда же кончится это бесконечное путешествие?!

Я писал тебе уже два раза, и ты, наверное, получила мои письма. Это письмо — третье, наиболее важное, так как ты узнаешь из него, что дело о наследстве обернулось самым неожиданным образом, к величайшему огорчению моего дяди…»

Эногат радостно захлопала в ладоши:

— Мама, они ничего не нашли, и мне не придется выходить замуж за принца!…

— Продолжай, девочка,— сказала Нанон.

Эногат стала читать дальше:

«…и вот с большой грустью должен тебе сообщить, что мы вынуждены продолжать наши поиски далеко… очень далеко…»

Письмо в руках Эногат задрожало.

— Продолжать поиски… очень далеко!— повторила она.— Теперь-то уж они, мама, не вернутся… они не вернутся!…

— Мужайся, моя девочка, читай дальше.

Эногат с полными слез глазами стала читать снова. В общих чертах Жюэль рассказал о том, что произошло на острове в Оманском заливе, как вместо сокровищ в указанном месте обнаружили только документ и в этом документе сообщалась новая долгота. Далее Жюэль писал:

«Вообрази, моя дорогая Эногат, отчаяние дяди, гнев, который его охватил, а также мое разочарование — не потому что мы не нашли сокровищ, а потому, что наш отъезд в Сен-Мало, мое возвращение к тебе откладывается! Я думал, что мое сердце разорвется…»

У Эногат при этом известии тоже забилось сердце, она понимала страдания Жюэля.

— Бедный Жюэль! — прошептала девушка.

— И ты, моя бедняжка! — сказала мать.— Продолжай, дочь моя!

Прерывающимся от волнения голосом Эногат продолжала:

«Камильк-паша предписал сообщить об этой новой проклятой долготе некоему Замбуко, банкиру из Туниса, которому, в свою очередь, известна широта, вторая широта. Очевидно, сокровища зарыты на другом острове. По-видимому, наш паша в долгу перед этим человеком, и тот когда-то, так же как и наш дедушка Антифер, оказал ему большую услугу. Поэтому египтянину пришлось разделить свои сокровища между двумя наследниками, что, конечно, уменьшает долю каждого наполовину. Отсюда невероятный гнев — чей, ты знаешь сама! Всего лишь пятьдесят миллионов вместо ста!… О, я бы предпочел, чтобы этот великодушный египтянин оставил только сто тысяч, и тогда дядюшка, унаследовав сравнительно скромное состояние, перестал бы чинить препятствия нашему браку!»

И Эногат произнесла:

— Разве деньги так уж важны, когда двое любят друг друга!

— Нет, они даже мешают! — убежденно ответила Нанон.— Продолжай, дорогая!

Эногат повиновалась.

«…Когда наш дядя начал читать этот документ, он был так ошеломлен, что чуть не произнес вслух цифры новой долготы и адрес того, с кем должен встретиться, чтобы окончательно установить положение острова. К счастью, он вовремя удержался.

Наш друг Трегомен, с которым мы часто о тебе говорим, моя дорогая Эногат, скорчил ужасную гримасу, узнав, что речь идет о поисках другого острова. «Скажи, мой мальчик,— сказал он мне,— он смеется над нами, что ли, этот паши-пашон-паша? Не собирается ли он отправить нас на край света?»

А вдруг и в самом деле это будет где-нибудь на краю света? Вот чего мы не знаем даже и сейчас, когда я пишу тебе это письмо.

Дело в том, что дядя не доверяет Бен-Омару и потому держит в секрете содержащиеся в документе сведения. С тех пор как этот плут нотариус пытался вытянуть из него в Сен-Мало его тайну, дядюшка подозревает его во всяких кознях. Возможно, что он не ошибается, и, говоря откровенно, клерк Назим кажется мне не менее подозрительным, чем его шеф. Ни мне, ни Трегомену не нравится этот Назим с его свирепой физиономией и мрачным взглядом!

Уверяю тебя, что наш нотариус господин Каллош с улицы Бея ни за что не взял бы такого к себе в контору. Я убежден, что, если бы Бен-Омар и Назим знали адрес этого Замбуко, они постарались бы нас опередить… Но дядюшка не проронил и словечка об этом даже нам. Бен-Омар и Назим не подозревают, что мы направляемся в Тунис. И вот теперь, покидая Маскат, мы спрашиваем себя, куда еще заведет нас фантазия паши».

Эногат немного помолчала.

— Не нравятся мне все эти интриги [292], — заметила Нанон.

Затем Жюэль последовательно описал все, что происходило на обратном пути,— отъезд с острова и явное разочарование переводчика Селика при виде иностранцев, вернувшихся с пустыми руками (теперь ему пришлось поверить, что это просто прогулка), мучительное возвращение с караваном, прибытие в Маскат и двухдневное ожидание пакетбота из Бомбея.

«Я не писал тебе больше из Маската,— прибавлял Жюэль,— потому что надеялся узнать и сообщить что-нибудь новое. Но ничего нового пока нет, и я знаю только одно: мы возвращаемся в Суэц, а оттуда отправимся в Тунис».

Эногат прервала чтение и взглянула на мать, а та неодобрительно покачала головой:

— Только бы они не поехали на край света! От неверных [293]всего можно ожидать!

Эта славная женщина говорила о восточных народах примерно так же, как было принято во времена крестовых походов. Более того, набожной бретонке, при ее щепетильной честности, миллионы, получаемые из такого ненадежного источника, казались «дурными». Попробовала бы она об этом заявить в присутствии дядюшки Антифера!

Далее Жюэль описывал путешествие из Маската в Суэц, переход через Индийский океан и Красное море, невероятные мучения Бен-Омара из-за морской болезни.

— Так ему и надо! — сказала Нанон.

И наконец, мрачное настроение Пьера-Сервана-Мало, из которого за все время путешествия нельзя было вытянуть ни слова!

«Уж не знаю, дорогая Эногат, что случится с нашим дядей, если он обманется в своих надеждах,— скорее всего, он сойдет с ума. И кто бы мог ожидать подобных крайностей от такого благоразумного и такого скромного в потребностях человека! Перспектива стать миллионером?… На кого после этого можно надеяться?… Кто устоит от соблазна?… Но мы-то с тобой уж, во всяком случае, устоим, потому что главное для нас — это наша любовь!

Из Суэца мы поехали в Порт-Саид, где ждали отправления торгового судна в Тунис. Там-то и живет банкир Замбуко, которому дядя должен вручить этот дьявольский документ.

Но когда долгота, известная дяде, и широта, находящаяся у Замбуко, позволят определить местонахождение нового острова,— где нам придется его искать? Вот в чем вопрос, и вопрос немаловажный, ведь от него зависит наше возвращение во Францию… мое возвращение к тебе…»