— Судно готово,— объявил Селик.

— Мы следуем за вами,— ответил Жюэль.

— А лодочник? — закричал Антифер.— Он, конечно, спит, как дельфин в своей родной стихии! Сейчас я его хорошенько потрясу!

И он направился в каморку этого дельфина, храпевшего на весь караван-сарай. Здоровенный толчок заставил Трегомена открыть глаза.

Жюэль между тем, как условились накануне, пошел предупредить нотариуса и его клерка. Те были уже готовы. Назим с трудом скрывал нетерпение, а Бен-Омар, бледный как полотно, еле стоял на ногах.

Селик, увидев двух египтян, не мог сдержать жеста удивления, и это не ускользнуло от внимания молодого капитана.

И было чему удивляться! Каким образом завязалось знакомство у этих людей разной национальности и что побуждало их отправиться исследовать залив на одном судне? Этого вполне достаточно, чтобы внушить полицейскому агенту подозрение.

— Эти два иностранца поедут с вами? — спросил он Жюэля.

— Да,— ответил тот не без смущения,— они наши попутчики. Мы ехали с ними вместе на одном пакетботе из Суэца в Маскат…

— Они ваши знакомые?

— Конечно. Но они держатся от нас в стороне… потому что у моего дяди дурное настроение…

Жюэль явно путался в своих объяснениях. Но, в конце концов, не обязан же он отчитываться перед Селиком! Египтяне пришли, потому что так захотелось французам, вот и все!

Селик прекратил расспросы, хотя такое стечение обстоятельств показалось ему более чем странным, и он решил следить за египтянами так же пристально, как и за тремя французами.

В эту минуту появился Антифер, таща на буксире Трегомена,— буксирный пароход вел за собой большое торговое судно. Если продолжить сравнения, можно добавить, что упомянутое судно казалось не очень-то готово к отплытию: Трегомен еще не успел проснуться, глаза его слипались.

Нечего и говорить, что Пьер-Серван-Мало не желал замечать присутствия Бен-Омара и Назима. Он возглавил шествие, рядом с ним шагал Селик, остальные следовали по их стопам в направлении порта.

У маленького мола была ошвартована двухмачтовая яхта. Оставалось только распустить большой парус, уже взятый на гитовы [272], поставить кливер [273], парус на корме и выйти в море.

На этой яхте, под названием «Бербера», насчитывалось человек двадцать матросов — гораздо больше, чем требовалось для обслуживания маленького суденышка водоизмещением в пятьдесят тонн. Жюэлю это бросилось в глаза, но он ни с кем не поделился своим наблюдением. Впрочем, вскоре он сделал еще одно открытие: из двадцати человек экипажа, по крайней мере, половина явно не моряки. На самом деле это были полицейские агенты из Сохора, севшие на судно по распоряжению Селика.

Ни один здравомыслящий человек, взвесив обстановку, не дал бы в этих обстоятельствах и десяти пистолей за сто миллионов наследника Камильк-паши… если, повторяем, они вообще находились на острове.

Пассажиры вскочили на борт «Берберы» с ловкостью моряков, привыкших проделывать подобные упражнения. Ради истины стоит заметить, что под тяжестью Трегомена легкое суденышко дало чувствительный крен на бакборт. Погрузить нотариуса, у которого уже останавливалось сердце, явилось бы делом нелегким, если бы Назим не сгреб его в охапку и не швырнул на палубу. Так как боковая качка не замедлила оказать на Бен-Омара свое ужасное действие, он поспешил забиться в кормовой отсек, откуда немедленно послышались протяжные жалобные стоны. Что касается инструментов, то переноску их обставили тысячью предосторожностей. Хронометр нес Жильдас Трегомен — в носовом платке, крепко держа платок за все четыре конца.

Хозяин судна, старый араб с суровым лицом, приказал выбрать якорную цепь, поднять паруса и, по указанию Жюэля, переданному через Селика, взял курс на северо-восток.

Итак, судно направилось к острову. При западном ветре добраться до него можно за двадцать четыре часа. Но строптивая природа всегда что-нибудь да придумает во вред людям. Если ветер был благоприятный, то небо сплошь обложило тучами. А нужно не только держаться восточного направления, но и прибыть в строго назначенное место. Для этого требовалось сделать двойное наблюдение долготы и широты, первое — до и после полудня, второе — в момент, когда солнце будет переходить меридиан. Пока небесное светило не сочтет нужным осчастливить моряков своим появлением, Жюэль не сможет определить высоту. А в этот день капризное светило упорно не показывалось.

Вот почему Антифер, расхаживая взад и вперед по палубе «Берберы», с лихорадочным беспокойством глядел больше на небо, чем на море. Не остров высматривал он сейчас в туманной дали, а солнце!

Трегомен, усевшись у гакаборта [274], огорченно покачивал головой. На лице Жюэля — он стоял тут же, на корме — сквозило выражение досады. Задержка… опять задержка… Неужели путешествию не будет конца? И он переносился мыслью за сотни, сотни лье, в Сен-Мало, в маленький дом, к своей дорогой Эногат, терпеливо ожидавшей письма, которое никак не могло до нее дойти.

— А если оно так и не выглянет, это самое солнце? — спросил Трегомен.

— Тогда я не смогу произвести наблюдения,— ответил Жюэль.

— Но, когда нет солнца, разве нельзя сделать расчеты по луне или по звездам?

— Разумеется, можно, но сейчас ведь новолуние, а что касается звезд, то я боюсь, что и ночью будет так же облачно, как днем. Да и наблюдения сами по себе очень сложные, их трудно вести на борту такого неустойчивого судна, как эта яхта.

И в самом деле, ветер свежел. На западе клубились густые тучи, словно извергнутые гигантским кратером [275].

Трегомену было скучно. Он держал на коленях доверенный его заботам ящик с хронометром, а Жюэль с секстантом в руке тщетно ожидал случая пустить инструмент в дело.

Внезапно тишину нарушили ужасные проклятия и бессвязные выкрики дядюшки Антифера. Он грозил кулаком солнцу, которое, как рассказывает Библия, послушалось когда-то Иисуса Навина [276], а сейчас не хочет выполнить куда более скромное желание нашего малуинца.

Оно словно смеялось над ним, посылая время от времени свои лучи в разрывах между тучами. Разрывы эти быстро затягивались, словно там, в вышине, какой-то злой дух мгновенно зашивал прорехи одним взмахом иглы. Не было никакой возможности уловить момент появления светила, чтобы определить высоту. Несколько раз Жюэль пытался это сделать, но попытки оказались безуспешны.

Так как эти морские инструменты арабам почти неизвестны, они не понимали, чего добивается молодой капитан. Даже Селик, более образованный, чем другие, не знал, как важно для Жюэля наблюдение за солнцем. Однако все понимали, что путешественники чем-то раздосадованы. Глядя же, как малуинец бегает взад и вперед по палубе, бранится, посылает проклятия, беснуется, словом, ведет себя как одержимый, арабы думали, не имеют ли они дело с сумасшедшим. Нет, конечно, он еще не потерял рассудок, но и не так уж далек был от сумасшествия, чего больше всего опасались Жюэль и Трегомен.

Антифер послал их обоих ко всем чертям, когда они пригласили его разделить с ними завтрак. Утолив голод куском хлеба, он растянулся на палубе у грот-мачты и запретил обращаться к нему с разговорами.

Погода не изменилась и после полудня. Небо все еще было покрыто густыми облаками. Море, довольно неспокойное, «предчувствовало что-то», как любят говорить моряки. И действительно, оно предчувствовало бурю, один из тех опустошительных юго-западных шквалов, которые часто проносятся над водами Оманского залива. Иногда эти ужасающие хамсины [277], налетающие на Египет из пустыни, внезапно отклоняются от своего пути и, уже ослабевшие, разбиваются у аравийского побережья о волны Индийского океана.