— Ну, каков океан?…

— Очень много воды, старина.

— Да… чуть больше, чем в твоем Рансе!…

— Несомненно. Но у реки тоже есть своя прелесть… не стоит ею пренебрегать…

— Я и не пренебрегаю, лодочник… я ее презираю…

— По-моему, дядя,— вмешался Жюэль,— ничто не заслуживает презрения, свою ценность имеет и река…

— Так же, как и остров,— добавил Жильдас Трегомен.

При этих словах дядюшка Антифер насторожился — было затронуто его самое чувствительное место.

— Конечно,— закричал он,— есть острова, которые смело можно назвать важнейшими!… Мой, например!

Это местоимение указывало на работу, происходившую в мозгу бретонца; ему уже казалось, что остров в Оманском заливе принадлежал ему всегда, а не перешел в его собственность по наследству.

— Кстати, по поводу моего острова,— продолжал он,— ты не забываешь, Жюэль, ежедневно проверять хронометр?…

— Конечно, дядя. Мне редко приходилось встречать такой превосходный механизм!

— А секстант?…

— Будьте спокойны, он не хуже хронометра.

— Что и говорить, за них немало уплачено!

— Если они помогут найти сто миллионов,— ловко вставил рассудительный Трегомен,— стоит ли обращать внимание на такие пустяки?…

— Это ты хорошо сказал, лодочник!

С ценою в самом деле не считались. Хронометр был выполнен в мастерских Брегета [213], и нужно ли говорить, что это превосходный инструмент! Что касается секстанта, то он не уступал хронометру и при умелом обращении мог показывать угол с точностью до одной секунды. А уж по части обращения с инструментами можно всецело положиться на молодого капитана. Хронометр и секстант помогут ему определить положение острова с абсолютной точностью.

Но если дядюшка Антифер и его спутники имели все основания доверять этим точным инструментам, то, наоборот, к душеприказчику Камильк-паши, Бен-Омару, они испытывали вполне понятное недоверие. Они часто об этом рассуждали, и однажды дядя сказал племяннику:

— Не нравится мне этот Омар. Надо за ним внимательно понаблюдать!

— Кто знает, увидим ли мы его в Суэце?…— засомневался Трегомен.

— Ну вот еще! — вскричал дядюшка Антифер.— Если потребуется, он будет ждать нас там недели и месяцы!… Разве этот мошенник не явился в Сен-Мало с единственной целью украсть мою широту?

— Мне кажется, дядя, вы правы, что не доверяете нотариусу из Египта,— сказал Жюэль.— По-моему, он немногого стоит, а его клерк Назим и того меньше!

— Вполне с тобой согласен, Жюэль,— прибавил Трегомен.— Этот Назим гак же похож на клерка, как я…

— …на героя-любовника в театре! [214]— сказал Пьер-Серван-Мало, грызя мундштук своей трубки.— Нет, этот так называемый клерк совсем не похож на человека, умеющего составлять документы. После этого я не удивлюсь, если в Египте обыкновенные переписчики бумаг напоминают беев [215]со шпорами и усами. Плохо, что он не говорит по-французски. Можно было бы заставить его проболтаться.

— Заставить его проболтаться? Поверьте, дядя, если уж вы не смогли ничего выжать из нотариуса, то от его клерка вы и подавно ничего не добьетесь! Я считаю, что гораздо важнее заняться Сауком.

— Каким еще Сауком?

— Сыном Мурада, двоюродного брата Камильк-паши, лишенного из-за вас наследства.

— Пусть только попробует стать мне поперек дороги, я вытяну его во всю длину!… Разве в завещании не все сказано? Так чего же он может хотеть от нас, этот потомок пашей! Я обрублю все его хвосты!…

— Однако, дядя…

— Э! Я о нем беспокоюсь не больше, чем о Бен-Омаре, и если этот фабрикант контрактов сделает что-нибудь не так…

— Берегись, старина! — сказал Жильдас Трегомен.— Ты не можешь устранить нотариуса. У него есть право и даже обязанность сопровождать тебя в твоих поисках… ехать с тобой на остров…

— На мой остров, лодочник!…

— Да, на твой остров. В завещании об этом сказано определенно, и так как ему полагается один процент комиссионных, то есть миллион франков…

— Миллион ударов ногой в зад! — перебил его вспыльчивый малуинец.

Мысль об огромной сумме, которая должна достаться Бен-Омару, усиливала обычную раздражительность дядюшки Антифера.

Разговор прервал оглушительный свисток «Стирсмена» проходившего в это время между оконечностью мыса Сан-Винсенти и возвышавшейся неподалеку прибрежной скалой.

Капитан Сип никогда не забывал послать приветствие монастырю, расположенному на самом верху скалы. На приветствие настоятель монастыря, как всегда, поспешил ответить отеческим благословением: несколько старых монахов показались на плоской возвышенности. Сопровождаемый добрыми напутствиями, пароход обогнул мыс и направился на юго-восток.

Ночью, продолжая следовать вдоль побережья, путешественники увидели огни Кадиса, затем миновали бухту у мыса Трафальгар. Запеленговав рано утром на юге маяк мыса Спартель, оставив на одинаковом расстоянии по штирборту великолепные холмы Танжера, украшенные мелькающими среди листвы белыми виллами, а по бакборту, позади Тарифы,— цепь холмов, один выше другого, «Стирсмен» вошел в Гибралтарский пролив.

А дальше, используя средиземноморское течение, капитан Сип быстро повел пароход к марокканскому побережью. Промелькнула Сеута, взгромоздившаяся на скалу; на юго-востоке остался еще один мыс, и через двадцать четыре часа был уже позади остров Альборан.

Взорам пассажиров открылось неизъяснимое очарование африканского побережья. Нет ничего более живописного, более разнообразного, чем эта движущаяся панорама: на заднем плане — горная гряда с бесчисленными излучинами у берегов, на переднем — приморские города, неожиданно возникающие меж высоких утесов, в рамке вечной зелени, не знающей зимы в этом мягком морском климате.

Оценил ли Трегомен красоты здешней природы но достоинству и сравнивал ли он их с видами, которыми ранее не уставал восхищаться, курсируя вверх и вниз между Динаром и Динаном, по своему любимому Рансу? Что почувствовал он, увидев Оран с его конусообразной вершиной, где как бы повисла в воздухе небольшая крепость; спускающийся амфитеатром Алжир, Стору, затерявшуюся среди величественных скал, Бужи, Филиппвиль, Бон — наполовину современный, наполовину античный город, в глубине залива? Словом, какие чувства наполняли душу Жильдаса Трегомена при виде великолепного побережья, открывавшегося его взорам? В его жизни это были поистине исторические минуты, нигде, правда, не зафиксированные.

Почти на траверзе Ла-Каль, удаляясь от тунисского берега, «Стирсмен» взял направление к мысу Бон. Вечером пятого марта на фоне ослепительно белого неба, в момент, когда солнце пряталось в густом тумане, на минуту показались возвышенности Карфагена. А ночью, обогнув мыс Бон, пароход вступил в воды восточной части Средиземного моря, где начинались уже левантийские области.

Погода благоприятствовала плаванию. Иногда налетали внезапные порывы ветра, но за ними скоро наступало прояснение, и горизонт снова становился чистым. В один из таких моментов показался игольчатый пик Пантеллерия. Этот старый потухший вулкан в один прекрасный день может снова проснуться. Вообще же морское дно в тех местах, начиная от мыса Бон и до греческого архипелага,— вулканического происхождения. Появившиеся здесь острова — Санторин и множество других— быть может, со временем образуют новый архипелаг.

Поэтому Жюэль имел все основания сказать своему дяде:

— Какое счастье, что Камильк-паша не выбрал в качестве кладовой для своих сокровищ один из этих островов.

— Да, это счастье… большое счастье!— согласился дядюшка Антифер.

Он даже побледнел при мысли, что его остров мог подняться с морского дна, беспрестанно меняющего свой рельеф под влиянием вулканических сил. К счастью, Оманский залив от подобных случайностей застрахован. Там не бывает подземных толчков, и остров должен оказаться именно в том месте, какое указывают его географические координаты.