— Как! — продолжал дядюшка Антифер.— Я сообщаю вам, что теперь я богат, как Крез [176], что я вернулся из Эльдорадо [177]на корабле, доверху нагруженном сокровищами, что ни у какого набоба не наберется столько золота, а вам даже в голову не приходит меня поздравить?…

Молчание. Потупленные взоры. Нахмуренные лица.

— А ты что скажешь, Нанон?…

— Да, братец, это хорошие деньги…

— «Хорошие деньги»!… Стоит лишь захотеть — и в течение целого года вы можете тратить каждый день по триста тысяч франков только на еду!… А ты, Эногат, ты тоже считаешь, что это хорошие деньги?

— Боже мой, дядя! — ответила молодая девушка.— К чему такое богатство?…

— О, я знаю. Я хорошо знаю этот мотив: «Не в деньгах счастье!» Вы такого же мнения, господин капитан дальнего плавания, вы тоже так думаете?— в упор спросил племянника дядюшка Антифер.

— По-моему,— ответил Жюэль,— ваш египтянин должен был оставить вам в наследство заодно и титул паши, а то ведь столько денег — и никакого титула…

— Хе-хе… Антифер-паша…— произнес, улыбаясь, Трегомен.

— Помалкивай, лодочник! — прикрикнул на него Антифер таким тоном, словно приказывал брать рифы [178]на парусах.— Не вздумаешь ли ты еще меня высмеивать, бывший капитан «Прекрасной Амелии»?

— Я — тебя? Моего достойного друга? Упаси меня Боже! — ответил Трегомен. — И, если тебя так радуют твои сто миллионов франков, я приношу тебе сто миллионов поздравлений…

А в самом деле, почему вся семья так холодно отнеслась к событию, вызвавшему у хозяина дома ликование? Может быть, он уже не мечтает о блестящих партиях для племянницы и племянника?… Может, он отказался теперь от мысли запретить или отсрочить свадьбу Жюэля и Эногат, хотя и получил ожидаемую долготу раньше пятого апреля? По правде говоря, эти соображения тревожили Эногат и Жюэля, Нанон и Жильдаса Трегомена.

Трегомен решил вызвать друга на откровенность. Лучше всего сразу узнать, каковы его намерения. По крайней мере, можно же поспорить с этим ужасным человеком и заставить его прислушаться к здравому смыслу. Нельзя позволить ему вариться в собственном соку!

— Послушай, старина,— мягко сказал Трегомен,— предположим, эти миллионы уже у тебя…

— Предположим?… А зачем мне предполагать?…

— Хорошо, будем считать, что они уже у тебя… И вот ты, такой простой человек, привыкший к скромной жизни, скажи, пожалуйста, что ты намерен с ними делать?

— Все, что мне заблагорассудится,— самодовольно ответил дядюшка Антифер.

— Надеюсь, ты не собираешься купить Сен-Мало?…

— И Сен-Мало, и Сен-Серван, и Динар! А если захочу, то в придачу еще и этот дурацкий ручей Ранс, куда вода заходит только во время прилива!

Дядюшка Антифер отлично знал, что, отозвавшись так пренебрежительно о Рансе, он задевает за живое человека, в продолжение двадцати лет поднимавшегося и спускавшегося по этой прекрасной реке.

— Пусть так! — стиснул зубы Трегомен.— Но ведь ты при всем желании не сможешь съесть лишний кусок или выпить лишнюю рюмку. Разве что купишь себе второй желудок…

— Я куплю все, что мне вздумается, запомни это, пресноводник! И если мне противоречат, если я встречаю непонимание даже в моей семье…— Это он сказал в сторону обрученных.— То я проем мои сто миллионов, промотаю их, обращу в дым, в пыль!… И Жюэль и Эногат не получат ни франка из пятидесяти миллионов, которые я хотел завещать каждому из них…

— Проще сказать — сто миллионов обоим.

— Почему?

— Потому что они собираются стать мужем и женой!…

Жгучий вопрос всплыл наконец на поверхность.

— Эй ты, лодочник! — зычным голосом прикрикнул дядюшка Антифер.— Взберись-ка лучше на бом-брамсель [179]и погляди на горизонт!

Таким образом дядюшка Антифер обычно отправлял Трегомена «проветриваться». Он выражался, конечно, фигурально, потому что водрузить такую громадину на верхнюю площадку какой-либо мачты без помощи судового ворота [180]невозможно.

Ни Нанон, ни Жюэль, ни Эногат не посмели вмешаться в разговор. По лицу молодого капитана можно было заметить, что он с трудом сдерживает гнев.

Но Жильдас Трегомен не такой человек, чтобы покинуть своих друзей в открытом море на произвол судьбы. Поэтому, вместо того чтобы удалиться, он подступил к дядюшке Антиферу еще ближе.

— Но ты дал слово…

— Какое еще слово?

— Разрешить им обвенчаться.

— Да, если я не получу долготы. А так как долгота получена…

— …то тем больше у тебя оснований обеспечить им счастливую жизнь.

— Превосходно, лодочник, превосходно! Вот потому-то Эногат и выйдет замуж за принца…

— Если таковой найдется!

— А Жюэль женится на принцессе…

— Свободных давно уже нет! — возразил Жильдас Трегомен, исчерпав все свои доводы.

— Всегда найдутся, если дашь в приданое пятьдесят миллионов!

— Ищи, ищи…

— И поищу. И найду… хотя бы в Готонском альманахе!

Он хотел сказать — в «Готском альманахе» [181], этот твердолобый упрямец, одержимый вздорной мыслью смешать кровь Антиферов с кровью властительных особ.

И потому, не желая продолжать разговор, который мог кончиться не в его пользу, и решив не сдавать своих позиций в вопросе о браке, он намекнул — разумеется, более чем прозрачно! — что хочет остаться в своей комнате один и запрещает тревожить его до обеда.

Жильдас Трегомен благоразумно рассудил, что сейчас не время ему возражать, и все спустились вниз.

Сказать по правде, они были опечалены. Из прекрасных глаз молодой девушки градом лились слезы, и это привело в полное отчаяние Жильдаса Трегомена.

— Малышка, я совершенно не выношу, когда плачут,— сказал он,— право же… даже от горя!

— Но, дорогой друг,— сказала Эногат,— ведь все потеряно! Дядюшка не уступит! Это сумасшедшее богатство совсем сбило его с толку.

— Да, да,— поддержала ее Нанон,— уж если моему брату взбредет что-нибудь в голову…

Жюэль молча ходил взад и вперед по комнате, скрестив на груди руки и сжав кулаки.

— В конце концов,— воскликнул он,— дядя мне не хозяин! Я могу жениться и без его разрешения… Я совершеннолетний!

— Но Эногат не совершеннолетняя,— напомнил Жильдас Трегомен.— И как опекун он может ей запретить.

— Да… и все мы от него зависим!— прибавила Нанон, опустив голову.

— Вот мое мнение,— сказал Жильдас Трегомен,— лучше всего ему не противоречить. Не исключена возможность, что эта мания пройдет у него сама по себе, особенно если мы сделаем вид, что готовы ему во всем потакать.

— Кажется, вы правы, господин Трегомен,— сказала Эногат.— Я тоже думаю, что мы добьемся мягкостью большего, нежели сопротивлением.

— И самое главное,— добавил Жильдас Трегомен,— пока что у Антифера их нет, этих ста миллионов!…

— Да,— согласился Жюэль.— Правда, дядюшке уже известно, на какой они находятся широте и долготе, но получить их не так-то легко. Понадобится много времени.

— Много времени…— прошептала молодая девушка.

— Увы! Это так, дорогая моя Эногат. И это задержит нашу свадьбу… Какой все-таки несносный у нас дядя!

— А проклятые бестии… от проклятого паши,— ворчала Нанон.— Мне бы сразу их отсюда метлой…

— Все равно они договорятся! — сказал Жюэль.— Уж он-то не отстанет, этот Бен-Омар,— ведь ему причитаются комиссионные!

— Значит, дядя скоро уедет? — спросила Эногат.

— Вероятнее всего, да,— ответил Жильдас Трегомен,— потому что теперь ему известны координаты острова!

— Я поеду с ним,— решительно заявил Жюэль.

— Жюэль?…— испугалась молодая девушка.

— Да. Это необходимо. Я хочу быть с ним, чтобы помешать ему сделать какую-нибудь глупость… Наконец, чтобы поторопить его, если он задержится в дальних краях.