– Что нам предстоит, ваше величество? – спросил Саркис и тут же добавил: Здесь есть что-нибудь пожевать? Есть хочется.
Крисп указал на миску с солеными маслинами. Генерал набрал горсть маслин и стал забрасывать по одной в рот, сплевывая косточки на пол. Прикончив первую порцию, он взял еще.
– Смотри сюда. – Крисп ткнул пальцем в карту. – Мне кое-что пришло в голову – возможно, поздновато, но лучше поздно, чем никогда. Проблема этой кампаний в том, что фанасиоты всегда знают, где мы находимся. Если они не желают дать нам открытое сражение, то нам их и не заставить. Они могут попросту разделиться на небольшие отряды и совершать бесконечные налеты: даже если мы разгромим несколько банд, то хребет бунтовщикам таким способом не сломить.
– Верно, – пробормотал Саркис, пережевывая маслины. – В этом и заключается проклятие войны с людьми, которые почти не отличаются от горных бандитов. Мы передвигаемся медленно, под звуки горнов и с развевающимися знаменами, а они прыгают с места на место, как блохи на раскаленной сковородке. К тому же у них наверняка есть среди нас шпионы, и наше местонахождение они знают в любое время дня и ночи.
– В этом я не сомневаюсь, – согласился Крисп. – Но вот что мне пришло в голову: предположим, мы выделим из армии отряд, скажем, в пятнадцать сотен человек, переместим их на побережье и посадим на корабли. Не станем говорить им заранее, куда они поплывут; пусть командующий флотом дрангарий выберет один из прибрежных городов – Тавас, Наколею или Питиос – уже после выхода в море. Такой отряд будет достаточно крупным, чтобы оказать нам существенную помощь после высадки, а может, и достаточно большим, чтобы вынудить Ливанил быстро сосредоточить против него свои главные силы… а в таком случае, если благой бог пожелает, мы уже будем достаточно близко от него с остальной армией. Что скажешь?
Крисп знал, что как стратег он действует на уровне любителя, и потому никогда не имел привычки отдавать приказы на перемещение крупных сил, не посоветовавшись с профессионалами.
Саркис рассеянно бросил в рот очередную маслину:
– Это не позволит шпионам узнать, что происходит, а такое мне нравится. Но порт назначения необходимо выбрать заранее, а дрангарию вручить запечатанный приказ…
– И запечатать его также магически, – вставил Заид, – чтобы в него не могли заглянуть, не вскрывая.
– Да, запечатанный и магически, если угодно, – согласился Саркис. – Этот приказ не увидит никто, кроме тебя и, скажем, одного спафария… – он взглянул на Катаколона, – …пока его не вскроет дрангарий. И таким способом мы добьемся того, что главные силы окажутся в нужном месте и в нужное время.
– Спасибо, почтенный господин; ты запечатал глазок, через который подсматривал враг. Мы поступим так, как ты предлагаешь. Больше всего мне хочется, чтобы фанасиоты начали наконец реагировать на наши действия, а не наоборот, как было до сих пор. Теперь ради разнообразия пусть они разгадывают наши хитрости.
Крисп перевел взгляд с Саркиса на Заида, потом на Катаколона. Оба кивнули.
– А какой город ты выберешь для высадки? – спросил сын.
Саркис отвернулся от Катаколона, чтобы юноша не заметил, как он улыбается.
Однако от Криспа это не укрылось, и он мягко ответил сыну:
– Этого я тебе не скажу, потому что у моего шатра тонкие стенки, а я не знаю, кто ходит снаружи в пределах слышимости. Чем меньше мы станем болтать, тем меньше узнают наши враги.
– А-а, – протянул Катаколон, до которого еще не дошло, что все происходящее не есть сложная и запутанная игра. – Но разве ты не мог попросить Заида создать вокруг шатра зону неслышимости?
– Мог, – ответил Крисп. – Но не стал, потому что хлопот много, а толку от нее мало. Кстати, любой маг легко обнаружил бы эту зону и стал любопытствовать, что мы затеваем под ее прикрытием. А без нее все выглядит тихо, мирно и обычно, и никто не подозревает, что мы что-то затеваем, – а это наилучший способ провернуть что-либо хитроумное, если тебе этого хочется.
– А-а, – повторил Катаколон.
Сиагрий без предупреждения распахнул дверь и вошел в каморку Фостия.
– Вытаскивай свою императорскую задницу из постели, – прорычал он. – Тебя ждет работа.
Первой, еще сонной, мыслью Фостия стало облегчение – рядом с ним на тюфяке не лежала Оливрия. Следующей, когда в голове немного прояснилось, стало любопытство.
– Работа? Какая еще работа?
Он выбрался из-под одеяла, потянулся и попытался разгладить складки на тунике. Голова во сне тоже лежала неудачно: борода разлохматилась и местами стояла торчком.
– Спускайся, залей в себя немного вина и закуси кашей, тогда и поговорим, – буркнул Сиагрий. – Сейчас с тобой нет смысла разговаривать – у тебя до завтрака думалка не работает.
Поскольку это более или менее было правдой, Фостий ответил молчанием, постаравшись вложить в него как можно больше достоинства. Его могло бы оказаться и больше, если бы Фостий по-дурацки не замешкался, сражаясь с застежкой сандалии. Сиагрий нагло расхохотался.
– Как рука? – спросил он, когда они спускались вниз.
Фостий вытянул руку, потом согнул ее под разными углами и внезапно задержал дыхание от острой боли.
– Еще не зажила и заживет не скоро, но все идет к тому, что скоро я смогу ею достаточно хорошо пользоваться.
– Нормально, – отозвался Сиагрий и хранил молчание весь путь до кухни.
Если он надеялся возбудить у Фостия любопытство, это ему вполне удалось. Юноша справился бы с утренней порцией каши вдвое быстрее, если бы не терзал Сиагрия вопросами, но бандит, который больше пил свой завтрак, чем ел его, зловеще молчал, пока к ним за стол не подсела Оливрия. Фостий перестал сыпать вопросами, но есть от этого быстрее не стал.
– Ты ему уже сказал? – спросила Оливрия.
– Нет, он мне ничего не сказал, – возмущенно ответил Фостий; если бы любопытство было зудом, он сейчас чесался бы обеими руками.
Прежде чем ответить Оливрии, Сиагрий метнул в Фостия злобный взгляд:
– Не сказал ни слова. Пусть еще немного поварится в собственном соку.
– Все, с меня хватит, – заявил Фостий. – Что тут происходит, во имя владыки благого и премудрого? Что ты мне должен был сказать, Сиагрий? – Он знал, что проявляет слишком большое нетерпение, но ничего не мог с собой поделать.
– Ладно, мальчик, коли тебе настолько не терпится все узнать, то слушай, смилостивился Сиагрий. Однако, вместо того чтобы начать рассказывать, он встал и нарочито неторопливо нацедил себе еще кружку вина. Фостий с немым возмущением взглянул на Оливрию, но та отмолчалась. Пошатываясь, Сиагрий вернулся, снова уселся, шумно хлебнул из кружки и лишь после этого изложил суть:
– Твой отец, парень, стал слишком умен.
Фостий слышал, как его отца называли по-всякому, но так – в первый раз.
– И что же он сделал? – осторожно поинтересовался Фостий.
– В том-то и дело – мы этого не знаем. – Судя по нахмуренной физиономии Сиагрия, можно было подумать, что он имеет полное право знать обо всем, что делает Крисп. – Он послал часть своего войска через Видесское Море, совсем как в прошлом году, когда мы тебя похитили. Однако на сей раз мы не знаем заранее, в каком городе он намерен высадить солдат.
– А-а, – протянул Фостий, надеясь, что отозвался глубокомысленно. Однако глубокомысленности ему не хватило, потому что пришлось задать второй вопрос: А какое это имеет отношение ко мне?
– Представь, что ты имперский солдат, – сказал Сиагрий. – Уже одно то, что ты им стал, означает, что ты тупица, верно? Ладно, а теперь представь, что ты сходишь с корабля на берег и готов выполнить то, что тебе прикажут, и тут появляется сын Автократора и говорит: ребята, в лед ваших офицеров, идите ко мне и становитесь на светлый путь. Что ты в таком случае сделаешь?
– Я… все понял, – протянул Фостий. И он действительно понял; окажись он и в самом деле настолько привержен светлому пути, как полагал Сиагрий, то мог причинить отцу немало вреда. Впрочем, он сразу заметил и другую проблему:
