Она развеяла его сомнения.

– Жаль, макуранцы его не угробили, – сказала она. – Он изо всех сил старался не дать Анфиму повзрослеть, а потом превратил его в сластолюбца, чтобы держать власть над империей в своих руках.

Возразить тут было нечего, тем более что Петроний помог Криспу стать вестиарием исключительно для укрепления своей власти над императором, – поэтому Крисп промолчал.

– Я надеялась, – со вздохом продолжала Дара, – что в отсутствие Петрония Анфим очнется и будет вести себя как подобает Автократору. Но этого не случилось, верно? – Она, печально покачала головой. – Зря я надеялась. Дядюшкина опека дала себя знать – Анфима уже не переделаешь.

– Он тоже боится Севастократора, – заметил Крисп. – Поэтому и позволил Петронию вести войска на запад, чтобы тот в случае отказа не повернул армию против города Видесса.

– Я это знала, – откликнулась Дара. – Но не предполагала, что кто-то еще в курсе. По-моему, он боялся не напрасно. Если бы Петроний захватил трон, что сталось бы с Анфимом и со мной – да и с тобой тоже?

– Ничего хорошего, – ответил Крисп. Дара явно не была создана для жизни в монастыре – а лучшего ей ожидать не приходилось, – не говоря уж об Анфиме. Да и сам Крисп вряд ли был бы счастлив в монашеской келье. – Но у Анфима достаточно власти, чтобы отменить любое распоряжение дяди, если бы только он набрался духу.

– Если бы! – За словами Дары скрывалась бездна скепсиса.

– Однако весной ему это почти удалось, – сказал Крисп, до которого только потом дошло, какую странную роль он избрал, защищая мужа своей любовницы от нее самой. – Тогда Петроний выдвинул идею натравить на Кубрат разбойников Арваша, и поэтому Анфим уступил. Иначе, как мне думается, он бы не сдался.

– И что, по-твоему, было бы тогда?

– Об этом спроси владыку благого и премудрого, а не меня. Анфим, конечно, Автократор, но Петроний привел в город целое войско. Солдаты могли подчиниться Анфиму, а могли и нет. Лишь охранники-халогаи преданы ему душой и телом, но с армией они бы не справились. Так что, возможно, это и к лучшему, что он передумал.

– Уступил разок – уступит и другой: чем дальше, тем легче. – Дара машинально оглянулась на дверь. В глазах ее вспыхнул озорной огонек; голос упал до шепота. – Уж кому это знать, как не нам с тобой!

Крисп обрадовался перемене темы.

– Точно, ваше величество, – с улыбкой ответил он. – И меня это радует. – Но он понимал, что сначала Дара имела в виду совсем другое – и что она права.

Как же настроить Анфима, чтобы он не сдался Петронию без борьбы? Может, пригрозить, что уступка обойдется ему дороже, чем сопротивление? Или внушить, что он в состоянии победить дядю? К сожалению, Крисп не имел понятия, как это сделать.

Если Петроний и не вернулся из Макурана с победой, то по, крайней мере, позаботился о том, чтобы народ Видесса этого не понял. Два подразделения крутых вояк прошлись парадным строем от Серебряных ворот по Срединной улице до дворцового квартала, в колесницах провезли трофеи, а за ними всадники прогнали по улице несколько макурацских пленников в цепях. Процессию возглавлял сам Севастократор на своей великолепной, но ни на что, кроме парадов, не годной лошади.

В то время как солдаты маршировали по городу, герольды громко провозглашали: «Слава его сиятельному высочеству Севастократору Петронию, грозе макуранцев! Сияние Фосова солнца исходит от него, покорившего Артаз и Ханзит, Фис, и Бардаа, и Телов!»

«Слава!» – кричали солдаты. Судя по тому энтузиазму, с каким они и герольды выкрикивали названия захваченных Петронием мест, их можно было принять скорее за крупные города, чем за те васпураканские поселения, которые все вместе образовали бы городишко чуть меньше, скажем, Имброса или Опсикиона.

И хотя сияние Фосова солнца, возможно, исходило от Петрония, оно не могло рассеять густые серые тучи, нависшие над городом Видессом. Дождик замочил парад Севастократора. Некоторые горожане, стоя под зонтиками, навесами и колоннадами, приветствовали войско, но большинство отсиживалось по домам.

Крисп, спасаясь от дождя широкополой шляпой из плетеной соломки, увидел, как Петроний распустил своих солдат по казармам, едва они прошли по площади Паламы и скрылись из глаз публики. Потом Севастократор, потряхивая мокрой от дождя бородой, пустил коня мелкой рысью – на большее это животное не было способно – и поскакал к своему жилищу в здании, где располагалась также Тронная палата.

Анфим принял Петрония на следующий день. По совету Криспа прием происходил в Тронной палате. Сидя на троне во всем великолепии императорских регалий, окруженный стройными рядами постельничих, придворных и телохранителей-халогаев, Автократор с невозмутимым выражением следил за тем, как Петроний приближается к нему вдоль длинного прохода.

Как и полагалось по этикету, Петроний остановился футах в десяти от основания трона. Он опустился на колени, а затем распластался перед своим племянником на животе. Но перед этим бросил быстрый взгляд на Криспа, стоявшего справа от императора. Глаза у Петрония округлились – чуть-чуть. Крисп, раздвинув губы, сверкнул зубами, хотя совсем не в улыбке.

– Приветствую вас, ваше величество! – ровным тоном произнес Петроний, уткнувшись лицом в мраморный пол.

– Встань, – ответил Анфим, промедлив чуть дольше обычного: едва уловимый намек на то, что Петроний не заслужил императорского благоволения, не оставшийся, однако, незамеченным придворными.

Петроний тоже его заметил, но встал, не подавая виду. И точно так же не подал виду, что не сумел осуществить свои планы на западе.

– Ваше величество! Борьбе против неверных почитателей Четырех Пророков положено многообещающее начало! – заявил он. – Когда погода позволит нам возобновить кампанию следующей весной, нас ожидает еще более внушительный успех.

Крисп напряженно застыл. Он не ожидал, что Севастократору хватит наглости вот так, в лицо, отрицать очевидное и переть напролом, как ни в чем не бывало. Шепоток, пробежавший по Тронной палате подобно летнему ветерку в листве, свидетельствовал о том, что Криспово удивление разделяли многие. Но хотя Анфим сидел на троне, на самом деле империей более десятка лет правил Петроний. Что же ответит дяде Анфим?

Этого не мог угадать даже Крисп. Придерживаясь правил старинного этикета, он держал голову склоненной, однако не спускал с императора глаз. Анфим снова помедлил, правда, на сей раз не намеренно, а просто оттого, что не мог подобрать нужных слов. И наконец проговорил:

– До весны еще далеко. Мы за это время выберем правильный курс.

Петроний поклонился:

– Как вашему величеству будет угодно. Крисп возликовал в душе. Несмотря на все его увещевания, несмотря на все усилия Дары, он сомневался, что им удастся добиться от императора хотя бы столь уклончивого ответа. Это уже было победой.

Придворные почувствовали то же самое. Тихий шепоток снова облетел их ряды. Петроний отошел от императорского трона, кланяясь через каждые несколько шагов, пока не удалился на достаточное расстояние, позволявшее повернуться и зашагать прочь. И тем не менее, шагая сквозь строй придворных, он вовсе не выглядел побежденным.

Крисп покачал головой:

– Передай, пожалуйста, мои искренние сожаления его императорскому высочеству, высокочтимый Герул.

Но я проболел все лето и попросту не в силах дойти до покоев Севастократора.

Так, в наиболее вежливой форме, он давал понять, что не доверяет Петронию и не желает являться с визитом.

– Я передам ваш ответ хозяину, – мрачно пообещал Герул.

Принимал ли дворецкий какое-то участие в покушении на жизнь Криспа, организованном Петронием? Герул нравился Криспу, и он считал, что эта симпатия взаимна. Но дворецкий был предан Севастократору, так что ни о какой дружбе не могло быть и речи.