Пошевелив той же бровью, чего опять никто не увидел, он сказал:

— Что ж, если у меня покраснеют уши, дети все равно не заметят этого в темноте, — и поцеловал ее.

В данных обстоятельствах, да и вообще, это было куда лучше, чем вести глупый разговор об ушах. Его рука скользнула с ее груди, пробираясь под подол тонкой туники.

Раздеваясь, они не торопились. С одной стороны, потому, что не хотели тревожить детей, а с другой — после стольких прожитых вместе лет их страсть слегка притупилась. Силэтр легла на бок, повернувшись к мужу спиной. Она чуть приподняла одну ногу, чтобы ему было удобней войти. А когда он вошел в нее, шумно выдохнула. Он теснее прижался к ней и снова принялся ласкать ее сосок. Возможно, страсть их и впрямь несколько притупилась, зато фундамент взаимной близости стал прочней.

Когда они закончили, Силэтр спросила:

— Горшок у стены? Похоже, он мне снова нужен.

Она выскользнула из кровати и стала ощупью пробираться к ночному сосуду. Джерин тем временем отыскал в куче снятой одежды свою и снова принялся облачаться. А когда опять лег, ему вдруг показалось, что подштанники натянуты наизнанку, но он решил отложить беспокойство по этому поводу до утра.

Вернувшись в постель, Силэтр тоже надела нижнее белье и тунику, затем склонилась над ним и чмокнула его в кончик носа. Он чуть притиснул ее.

— Если до этого мне не хотелось спать, то сейчас меня клонит в сон. Такое приятное изнеможение.

Силэтр рассмеялась.

— Ты всегда очень точно рассчитываешь свои силы, не так ли?

— Учитывая историю этого края, с тех пор, как убили моего отца, как же могло быть иначе? — ответил Джерин, погружаясь в дремоту. Все еще продолжая беззвучно смеяться, Силэтр пристроилась у мужа под боком.

Его веки совсем уже отяжелели, как вдруг кровать в соседней комнате начала скрипеть. Силэтр захихикала, но совсем иначе, чем только что отсмеялась.

— Должно быть, Маева заснула не так быстро, как наши чада.

— А может, Кор проснулся, чтобы насолить родителям, — предположил Джерин. — Он в точности унаследовал нрав своей матери. Со временем ему следует научиться мастерски владеть мечом. У меня такое предчувствие, что ему это пригодится.

Силэтр еще мгновение прислушивалась к скрипам, доносившимся из-за дальней стены, а затем сказала:

— Его отец очень умелый воин, насколько я знаю.

— Верно, причем это относится ко всем полям сражений, если ты понимаешь, о чем я, — согласился Джерин. — Полагаю, именно поэтому они с Фанд каждый раз умудряются помириться. Мне даже иногда кажется, будто они и ссорятся только ради таких примирений.

— Ты шутишь, — сказала Силэтр. Однако после непродолжительных раздумий она повозила по его груди головой. — Нет, ты серьезно? Что за ужасная мысль! Я не смогла бы так жить.

— Я бы тоже, — согласился Джерин, вспоминая свои ссоры с Фанд в те далекие времена, когда они с Вэном делили на двоих ее ласки. — Мои волосы и борода не то что поседели, а побелели бы, если бы я так жил. Но один из выводов, к каким я пришел за свою жизнь, заключается в том, что не все люди устроены одинаково.

— Но очень многие этого не понимают. — Силэтр зевнула. — А вот я за свою жизнь сделала следующий вывод: не могу обходиться без сна. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил Джерин. Не вполне, впрочем, уверенный, что жена услышала его пожелание.

Ее дыхание сделалось глубоким, размеренным и, подметил он с легкой улыбкой, чуть шелестящим, как у детей. Через несколько мгновений он сам погрузился в сон.

Крестьяне отправились восвояси рано утром. Тразамир Длинноногий вел на веревке Стрелку. Задиристый родственник Валамунда, к великому сожалению Лиса, явно чувствовал себя не намного хуже других после ночи, проведенной на внутреннем дворе замка. Наверняка этот малый, надравшись, частенько спит где-нибудь под забором, зло подумал он.

Завтрак Лиса состоял из хлеба, эля, сыра и одного яблока. Он как раз направлялся в погреб, чтобы взглянуть, как там хранятся собратья последнего, когда раздался крик часового:

— С юга приближается всадник, лорд принц.

Джерин вышел из главной залы.

— Всадник? — крикнул он. — Не колесница?

— Да, всадник, — повторил часовой. — Кто-то из наших людей, без сомнения.

Тут он был прав. Передвижения верхом на лошадях, а не на повозках или колесницах, были в новинку в северных землях. Насколько Джерин смог выяснить и насколько знал Вэн, побывавший во многих краях, такая езда не практиковалась и в остальном мире. Но один из вассалов Лиса, Дуин Смельчак, придумал приспособление, благодаря которому удержаться на спине лошади стало гораздо проще. К широкому ремню, туго охватывающему брюхо коня, прикреплялось нечто вроде сиденья, с обеих сторон которого свисали деревянные кольца для ног, так что наездник мог держать в руках лук или копье, не опасаясь свалиться на землю.

Однако Дуин погиб в бою с трокмуа сразу после ночи оборотней. А без его энергии и несгибаемой убежденности в своей правоте новый вид езды приживался с большим скрипом. Раз уж отцы воевали на колесницах, а также деды и деды дедов…

— Это Райвин Лис, господин, — доложил часовой, когда наездник приблизился настолько, что его можно было узнать.

— Мне следовало догадаться, — пробурчал Джерин.

Причин тому было две. Во-первых, достаточный срок отсутствия Райвина в Лисьей крепости. Он отлучался примерно пару раз в год. Чтобы навестить своих многочисленных незаконнорожденных отпрысков и, без сомнения, попытаться зачать следующих. Все эти внебрачные дети были широко развеяны по территориям, находившимся под властью Лиса, поэтому его экспедиции порой затягивались надолго, но он всегда возвращался из них.

Во-вторых, любовь Райвина ко всему новому распространялась не только на женщин. Он приехал на север (вместе с Джерином, из самого сердца цивилизованной империи Элабон и за считанные дни до ночи оборотней) по одной-единственной причине: в поисках перемен. Если бы езда верхом была распространена, а колесницы только-только появились, он бы, несомненно, отдавал предпочтение им. Но при нынешних обстоятельствах этот повеса проводил на спине лошади больше времени, чем кто-либо еще севернее хребта Керс.

Привратники опустили подъемный мост, и Райвин въехал во двор Лисьей крепости. Он отсалютовал рукой Джерину и сказал:

— Приветствую тебя, лорд-сюзерен, мой любезный Лис, храбрец среди своих храбрых вассалов, защитник крестьян, друг торговцев и истребитель врагов.

— Ты живешь в северных землях уже больше пятнадцати лет, — сказал Джерин слезавшему с лошади другу, — а все еще изъясняешься как городской хлыщ.

У Райвина не только сохранился мягкий южный акцент, но он также по-прежнему питал слабость к изысканной велеречивости и архаической лексике аристократов города Элабон, которые тем самым демонстрировали, что у них куча времени и им абсолютно некуда поспешать.

Подошел мальчик с конюшни, чтобы отвести лошадь Райвина в стойло.

— Спасибо, парень, — уронил он и снова повернулся к Джерину. — А почему я не могу являть себя мирозданию во всем своем неповторимом изяществе? — И южанин томно притронулся к своему левому уху, в мочке которого красовалось золотое кольцо.

И впрямь, насколько Джерину было известно (а уж он-то знал о северных землях много больше, чем кто-то), никому к северу от Хай Керс и в голову не приходило нацепить что-либо подобное на себя.

— Райвин, кроме моих жалких потуг удерживать твою персону подальше от эля, я уже давно перестал пытаться переделать тебя, — ответил он.

Райвин поклонился. Его красивые подвижные черты лица изобразили улыбку.

— О, это немалая уступка с твоей стороны, сюзерен, правда-правда. Уж мне-то это известно, как никому. Разве победоносный и могущественный принц Севера когда-нибудь отступался от прочих своих рискованных начинаний?

— Я не рассматривал это в таком ключе, — задумчиво произнес Джерин. — Ты почти убедил меня возобновить свои попытки. — Райвин состроил ему гримасу, и оба рассмеялись. Джерин продолжал: — Ну, как поживает твоя ребятня?