— Я понимаю, что беспокоит Араджиса. Передай ему, Мэрланз, следующее: на моих землях я буду зваться королем, а не принцем. Но я не стану претендовать ни на какие земли, на которые не претендовал ранее, только из-за того, что обрел новый титул. Что до меня, то я считаю, что великий князь Араджис — господин на своих землях, и у него нет никаких обязательств передо мной в связи с чем бы то ни было.
— Йо, именно это я и хотел узнать, — благодарно сказал Мэрланз. — Великий князь будет доволен новостями, которые я ему доставлю. Вы с ним прожили бок о бок уже немало лет. Конечно, его нельзя назвать твоим лучшим другом, но он тебя уважает.
— А я — его, — вполне искренне ответил Джерин, от души радуясь, что Араджис все еще продолжает его уважать.
Насколько он успел узнать великого князя, тот либо уважал кого-либо, либо обрушивался на него, словно ураган, и громил. Середины для него не существовало.
— Он всегда так считал, Лис, — ответил Мэрланз.
«Лис», а не «лорд король», и, возможно, лишь потому, что так велел ему Араджис. Джерин мысленно проигнорировал это. Не стоило раздражаться по пустякам. Мэрланз призадумался над чем-то, а затем произнес:
— Ты сказал, что не станешь претендовать ни на какие новые земли из-за своего нового звания. А по какой-то другой причине ты на что-либо претендуешь?
Джерин взглянул на него с большим уважением. Десятилетие назад этот малый такой тонкости бы не подметил. Однако Лис был бы не против, проморгай ее посол и сейчас. Но, раз уж это произошло, нужно было что-нибудь отвечать.
— Да, претендую. Большая часть земель между моей бывшей западной границей и Оринийским океаном должна стать моей по праву победы над гради.
— Мы кое-что об этом слышали у нас на юге, но слухи запутанны, — сказал Мэрланз. — Что случилось на самом деле?
Опасно задавать такой вопрос человеку, который изучал историческую философию в городе Элабон. Тем более опасно задавать его в данном конкретном случае, учитывая, что ссоры богов, мотивы которых смертные могут понять в лучшем случае лишь отчасти, весьма затуманивали (или, наоборот, при замешательстве Стрибога, несколько проясняли) общую картину. Но Джерин знал, что Мэрланзу не нужна, правда, по крайней мере, вся. На самом деле он хотел услышать занимательную историю: в меру правдивую и в обрамлении цветистых подробностей. Это Лис мог ему предоставить.
— Пойдем в главную залу, выпьешь со мной пару кружек эля, — сказал он с легкостью. — Я расскажу тебе обо всем.
В зале сидели Джеродж и Тарма. Мэрланз потянулся было к мечу, но тут же одернул себя.
— Это та парочка, о которой я слышал, не так ли?
— Да, — кивнул Джерин.
Мэрланз Сырое Мясо, когда примесь крови оборотней в его жилах дала о себе знать, очень немногим отличался от Джероджа внешне. Однако Лис решил, что упоминать об этом не совсем тактично, поэтому он ограничился тем, что представил Мэрланза и чудовищ друг другу.
— Рад с вами познакомиться, — вежливо сказал Джеродж, как всегда за двоих.
— Э-э… я тоже рад знакомству, — ответил Мэрланз, кажется, ошарашенный воспитанностью чудовища, но изо всех сил старавшийся этого не показать.
Его усилий хватило для того, чтобы удовлетворить Джероджа с Тармой, которые не были слишком суровы в оценках чьего-либо поведения. Они оба улыбнулись гостю, что вновь шокировало его. Очень осторожно он сказал:
— Надеюсь, вы не возражаете, если я спрошу: этот зуб золотой?
— Чистое золото, — с гордостью признал Джеродж. — Лорд Джерин сделал его мне вместо того, который вырвали у меня боги из пещер Айкоса. Он не так хорош, как настоящий, но лучше, чем дырка в челюсти.
— Йо, понимаю, дырка — это не очень красиво, — сказал Мэрланз. Обернувшись к Джерину, он спросил, понизив голос: — Так ты об этом хотел рассказать? Под богами из пещер Айкоса он имеет в виду богов своего племени?
— Да, именно об этом я и хотел рассказать, — ответил Лис. — Что касается второго вопроса, Джеродж действительно имеет в виду богов своего племени, но он не считает их своими богами или чем-то еще в этом роде. И, наверное, правильно делает, ибо, хотя они с Тармой по крови и чудища, но ведут себя совсем иначе.
— Гостю непозволительно спорить с хозяином, — ответил Мэрланз, чем дал понять Джерину, что, по его мнению, тот несет чушь.
Тут Джерин вспомнил охоту, состоявшуюся несколько месяцев назад, и то непомерное возбуждение, охватившее Джероджа (причем во всех смыслах) после того, как он прикончил оленя. «Возможно, я и вправду несу чушь, — подумал Лис. — Полагаю, мне еще предстоит это выяснить».
Не углубляясь более в эту тему, он сменил предмет разговора.
— Я привел тебя сюда, чтобы выпить эля, а вместо этого мы стоим тут и болтаем.
— Пусть тебя это не беспокоит, — сказал ему Мэрланз. — Эль я могу получить где угодно, даже в самой захудалой крестьянской деревушке. А здесь, в Лисьей крепости, столько всяких диковин, какие вряд ли могут сыскаться где-либо еще во всех северных землях.
Но, несмотря на это заявление, Джерин поднес ему кружку эля. И лишь вручив ее Мэрланзу, призадумался, уместно ли человеку, ставшему королем, наливать кому-то эль. Но, поскольку Мэрланз принял кружку без тени смущения, он решил не заострять на этом внимания.
— А что, в крепости Араджиса все совсем по-другому? — спросил он наполовину из озорства, наполовину из неподдельного любопытства.
— Йо, — ответил Мэрланз. — Великий князь, ты уж меня прости, обладает более спокойным нравом, чем ты.
Да, он действительно основательно овладел искусством дипломатии за тот десяток лет, что они не видались. Но Лис, знавший Араджиса, без труда извлек истинный смысл из вежливой фразы. С любым, кто хотя бы однажды вольно ли невольно вызывал неудовольствие Араджиса, тут же разделывались, чтобы никому было неповадно выводить великого князя из равновесия.
Джерин знал, что такое грозит и ему. Лучший способ избежать экзекуции — это быть (или, по крайней мере, казаться) очень сильным, таким, чтобы у великого князя не возникло желания напасть на него ввиду безнадежности подобного предприятия, но не настолько сильным, чтобы Араджис стал страшиться его. Граница между этими двумя состояниями была очень тонкой. Осторожно и внимательно подбирая слова, Лис спросил:
— Как посмотрит Араджис на то, что я сделался королем, когда ты объяснишь ему, что я не причиню ему зла?
— Сложно сказать наверняка, — ответил Мэрланз. — Если он мне поверит… точнее, если он поверит тому, что ты мне сказал… все будет хорошо. Но если он решит не верить мне или, точнее, тебе… — Он не закончил, предоставив Джерину возможность рисовать в своем воображении различные перспективы.
Ни одна из картин, которые богатая фантазия Лиса не замедлила ему представить, не наполнила его радостью. Араджис Лучник был далеко не лучшим правителем. Метод добиваться послушания страхом, конечно, срабатывал, но со скрипом. Однако как воин Араджис был не только таким же неукротимым и агрессивным, как трокмуа, но также более изощренным и ловким, чем любой лесной разбойник, включая Адиатануса. Вступать с ним в войну, даже превосходя его в силе, означало идти на существенный риск. Лис сказал:
— Надеюсь, ты сумеешь быть убедительным, Мэрланз, ради собственного блага и блага великого князя. — «А также и моего», — мог бы он добавить, но не добавил. Есть вещи, какие вовсе не обязательно обговаривать, в особенности с послом Араджиса Лучника.
Интересно, подумал он, потребуется ли Мэрланзу что-либо, способное стимулировать его убедительность? Грубовато-добродушному малому, с которым он познакомился десятилетие назад, мысль о чем-то подобном и в голову бы не пришла. Но нынешний Мэрланз был и дипломатичным, и хладнокровным. Араджис даже не стал посылать с ним старшего, более сведущего и опытного напарника, как он поступил в прошлый раз, снаряжая посольство.
Мэрланз сделал большой глоток эля. Джерин пристально его рассматривал. Такая вот задумчивая пауза вполне характерна для человека, рассчитывающего на взятку и всем своим видом старающегося показать, что мысль о возможном куше только что пришла ему на ум. Лис, в свою очередь, мысленно попытался прикинуть, сколько золота и серебра у него осталось после лета, проведенного в сплошных походах. Чего-то стоил и прокорм воинов, даже в условиях передышки. Карлан, сын Вепина, должен бы это знать. Если нет, Джерину придется либо вырастить другого управляющего, либо снова вернуться к тому, чтобы самостоятельно вести подсчеты.