Кровавая бойня, эшелоны с ранеными, прибывающие в город, истерика газет — несмотря ни на что, Петроград жаждет развлекаться. Запреты не срабатывают. В обход закона спиртное в трактирах и закусочных подают в чайных чашках. Переполнены театры и рестораны. Проматываются деньги. Полицейские, в обязанности которых охранять Распутина, строго фиксируют все его встречи, все его передвижения, днем и ночью. С мая по июнь 1915 года старец неустанно занят только скандалами и пирушками в ресторанах. То он проводит время с сомнительной репутации массажистками, то с модисткой Катей, то с проституткой Верой, то в банях с банщицами. На Гороховую он приглашает дам из приличного общества, с которыми пирует до рассвета. Во время этих, в некотором роде оргий, под звуки цыганской музыки все поют, пляшут до упаду, много пьют, пока не сползают под стол. Шпики, секретные агенты записывают количество опустошенных бутылок, чересчур вольное обращение хозяина дома с посетительницами, их частые совокупления замечаются прислугой. Чтобы по мере возможности ограничить похотливое буйство компании старца, директор любимого ими ресторана «Вилла Родэ» выделил отдельный кабинет, где Распутин мог бы «давать свои спектакли», и тем самым оградил посетителей большого зала от этого зрелища. Ограниченный четырьмя стенами, Распутин поет вместе с хором, пляшет гопака в окружении дам из общества и женщин легкого поведения и с душой нараспашку отдается радостям возлияний и любви. Он без ума от цыганской музыки, терпит проходимцев, привлеченных вкусной и обильной едой. Весь в поту, вывалив язык, он проживает две жизни, но не становится при этом менее любим Господом. Случается, что на разнузданные трапезы к нему приходят деловые люди и банкиры. Они оплачивают расходы, а он благодарит их тем, что замолвит словечко перед министрами, выгораживая или иное дельце. Перед уходом, пошатываясь, он раздает певичкам и слугам по нескольку рублей или какие-то мелкие подарки, сопровождая даяния наставлениями о том, как нужно жить в соответствии с Законом Божиим. Несмотря на несильный нервный срыв, который с ним случился в начале войны, он остается твердо убежден в своей высшей миссии перед согражданами. Даже оплеуха, отвешенная офицером, возмущенным скандальным поведением старца, прошла даром. Заведение закрыли? Ну и хрен с ним! Распутин продолжает «шалости» в других ресторанах. Свидетели крестом-богом клянутся, что как-то ночью, лыка не вязавший, приказал хору затянуть «Богородицу», а сам гаркнул любимую — «Ямщик, не гони лошадей», да при этом размахивал руками и плясал на столе, показывая, что в деревне еще не так прыгать умеют, куда там императорский балет. В ресторане «Стрельня», в Петрограде, посетители лезли на пальмы в кадках, установленные в большом зале, чтобы посмотреть через застекленные двери, как в отдельном кабинете старец развлекается с цыганами. Какой-то офицер не выдерживает: «И что только бабы находят в этом…? Уродство! Мужик ломается, кривляется, а все вопят от восторга! Так какого черта этим бабам надо?!». И, взбешенный, стреляет в воздух. Жуткая паника! Некая Джанумова, свидетельница происшедшего, утверждает, что когда Распутин услышал звук выстрела, он затрясся от страха. «Его лицо сразу стало желтым, — говорит она. — Казалось, он постарел на несколько лет». Так значит, несмотря на уверенность, что Бог хранит его, он все же боится за свою шкуру? Да, ведь у него так много врагов наверху!
Днем Распутин усердно разбирает сотни прошений, наваленных на столе. Время от времени он роняет через плечо кому-никому, терпеливо ожидающему приема: «Ну и погулял я вечор! Там была цыганочка, лапушка… Пела-а — не передать! Да-а!». Телефон звонит, не умолкая. Поклонницы всегда на посту. Войдя в роль секретарши, они отвечают по телефону: «Квартира Григория Ефимовича. Кто у аппарата?». Старец редко отвечает сам. Но когда звонит важная персона, он с достоинством берет трубку подсоединенного аппарата левой рукой, правая опущена вниз, — плечи прямые, борода задиристо смотрит вверх, ноги заброшены на табурет рядом, — и отвечает с ленцой, устремив взгляд куда-то вдаль. Если нужно написать рекомендательное письмо, он ложится грудью на стол, сжимает ручку в кулаке и, с трудом выводя каракули, сопит как тюлень. Стиль лаконичный: «Дорогой устрой нещастных и Бог поможет Григорий». «Начальнику железной дороги. Любезный спаси беднягу дай работу путевого сторожа».
В начале войны Распутин взял в помощники, что-то вроде секретаря, — советника по юридическим вопросам Манасевич-Мануйлова. Полумошенник, полушпион, личность неопределенная, иногда используемая охранкой для грязных доносов, а также финансистами и промышленниками для секретных соглашений, теперь полностью в распоряжении старца. Он пишет от имени «хозяина», под его диктовку, хлопочет между делом об общих интересах, нанимает машинистку. Несмотря на то, что сам еврей, ничтоже сумняшеся, обирает своих соплеменников, кормя обещаниями освободить от военной службы, штрафа или погрома. Распутин доверяет пройдохе, и накоротке с другим евреем — Ароном Симановичем, ювелиром, ростовщиком, содержателем игорных домов. Совсем немного ему нужно от «доверенных» лиц, лишь бы занимались денежными вопросами. В принципе он никогда ничего не просит непосредственно у царя или царицы. Его жилье оплачивает то отец Анны Вырубовой, то банкир Рубинштейн. Он получает весомые дары от приверженцев и поклонниц. Он на самом деле не ведет подсчетов, ничего не предусматривает, не управляет своими доходами. Убежденный, что Бог все знает о нуждах своего сына, Григорий тратит все направо и налево. Его щедрость не ограничивается оплатой своих городских расходов, а включает и содержание дома в Покровском, — семья живет в достатке. Старый Ефим как сыр в масле катается, бока наедает. Деньги, речет Распутин, не надо копить, их надо тратить. Как в Писании: «Взгляните на птиц небесных — они не сеют, не жнут, не собирают в житницы и Отец Небесный питает их». Итак, наивный и «себе на уме» одновременно, беззаботный и сострадательный, для него жить на чужой счет — это вознаграждение за то, что он облегчает души верующим. Если он проводит день в трудах, будь то политика, либо просьбы страждущих, либо его собственные неотложные дела, то имеет право, даже обязан развлекаться. Можно подумать, что с наступлением ночи в нем пролупляется другой человек. Пересыхает глотка, плоть восстает. Искушение, сатана нашептывает. Но, конечно, по распоряжению Господа. Быть русским, думает он, значит познать свет и тьму и соединить их в себе. Богу противны те, кто отрицает радости земные. 25 марта 1915 года он едет в Москву и уже на следующий день его видят в знаменитом ресторане «Яр» с двумя газетчиками и двумя дамами.» Компания была уже выпивши, — уточнит в донесении полковник Мартынов, шеф московского Охранного отделения. — Они заказали хору песни, потом танцевали новомодный «кэквок». Очевидно, они распивали спиртные напитки[6] и на месте, Распутин пляшет «русского», кричит что-то в такт и приговаривает: «Эх, лапти, да лапти, да лапти мои…». И после добавляет: «Эх, что бы сказала мама[7] про это!». Затем дело приняло совершенно непредвиденный оборот.
Им овладел форменный психоз на сексуальной почве, он, как говорят, выставил напоказ срам и в таком виде продолжал болтать с танцорками, раздавая им свои каракули вроде «Люби меня всем сердцем» или с другими пожеланиями, текст которых уже стерся из памяти поклонниц. Когда хозяин хора намекает на неприличный вид в присутствии женщин, Распутин сражает его, — он, мол, только так и общается с женщинами и не намерен ничего менять. Раздает некоторым хористкам по десять, пятнадцать рублей, которые взял у своей молодой спутницы.
Она же оплатила Яру счета за ужин и другие расходы. К двум часам ночи компания отправилась восвояси.
Наблюдавшие эту сцену, разумеется, не придерживались утверждения «Краткость — сестра таланта»-, которому следовал в своем донесении вышеупомянутый полковник Мартынов. Они со скоростью звука разнесли скабрезные подробности этой сцены по всему городу. Считая, что имевшие место разнузданность и вульгарные намеки на Ее Величество могут бросить тень на корону, губернатор Москвы, генерал Адрианов, лично отправляется в Петроград, чтобы информировать об этом министра внутренних дел Николая Маклакова. Тот, боясь разгневать императора, сделал ему лишь устный доклад, весьма стушевав краски. 22 апреля вызванный к царю Распутин бьет себя в грудь, кается во всех грехах и утверждает, что недостоин быть ни ясновидцем, ни целителем, каким его хочет видеть Господь, клянется, что больше никогда не опозорит царицу, свою благодетельницу. Склонная всему верить на слово, Александра Федоровна относит неприличные выходки божьего человека на счет временных заблуждений, сохраняет свое уважение и надеется, что ничего похожего больше не повторится. Прощенный и ободренный, Распутин уезжает в Покровское в июле 1915 года, чтобы отдохнуть от сатанинских соблазнов города.
