6 июля Николай II принимает в Петербурге президента Французской республики Раймона Пуанкаре. Праздники, банкеты, военные смотры, взаимные награждения. Визит скрепляет дружбу двух великих держав и должен стать символом всеобщей безопасности. Но сразу же после отъезда высоких гостей, 10 июля 1914 года, Австро-Венгрия предъявляет Сербии ультиматум на неприемлемых условиях. Сербия немедленно обращается к России, чтобы последняя исполнила свое обещание поддержать ее в случае опасности. Со своей стороны, Германия поддерживает Венскую конвенцию. Напрасно дипломаты пытаются сгладить разногласия путем переговоров. Учитывая немецкую непримиримость, министр иностранных дел Сазонов советует Сербии принять условия ультиматума. 12 июля под нажимом России сербский кабинет подписывает большую часть выдвинутых ему условий. Австрия, рассчитывающая на полную капитуляцию, отклоняет скромные резервы Сербии и 15 июля объявляет ей войну. На следующий день, верный своим обязательствам, Николай II приказывает начать в принудительном порядке частичную мобилизацию. Испугавшись мысли о готовящемся кровопролитии, Распутин ищет способ отговорить царя от этой авантюры. Он телеграфирует из Тюмени: «Не беспокойся о войне. Придет время накрутят хвоста (Германии). Сейчас время еще не пришло. Несчастным (Сербии) воздастся». Он утверждает также, что с этой войной «придет конец России и императору». Николай II колеблется. Может быть, на самом деле лучше отложить? Но Сухомлинов[5] и генерал Янушкевич убеждают его, что необходима не только частичная мобилизация, но для готовности к любым случайностям, нужно объявить полную мобилизацию. После двухчасовых раздумий царь уступает. Согласившись, он говорит своим министрам: «Это будет самым тяжелым днем в моей жизни!». Приказ о всеобщей мобилизации был объявлен 18 июля 1914 года.
В Тюмени, в больнице Распутин в полном отчаянии царапает письмо императору. Безграмотно, неразборчиво, никаких знаков препинания: «Друг говорю еще ужасная буря над Россией, боль и горя огромные ночь не видна одно море слез скоро будет крови чего скажу нету слов неописуемая ошибка я знаю все хотят от тебя войны даже верные они не знают это гибель.
Страшна кара Господня если она отымет ум начало конца. Ты царь отец народа не позволь сумашедшим завлечь и потерять весь народ. Вот победят Германию а Россию Когда думает об этом нет муки во все века, вся в крови, горе безконечное. Григорий».
Распутин сердится, что ограничен только письмами, его сердце кричит от боли. Он проклинает свое глупейшее ранение, которое удерживает его вдали от столицы, в то время как царь может потерять страну, а может быть, и самодержавие. Если бы он находился в Санкт-Петербурге, Его Величество слушал бы его с большим вниманием, чем всех этих министров, генералов, которые рассуждают и пишут в ряд цифры на бумаге — столько солдат, столько ружей, столько пушек, столько лошадей, и не думают об огромном горе людей, которых, как скот, отправляют на бойню. Отрезанный расстоянием, он шлет телеграмму за телеграммой, как моряки бросали бутылки в море.
Николай II, желающий смягчить впечатление от общей мобилизации перед немецким кабинетом, телеграфирует кайзеру: «Для меня технически невозможно приостановить военные приготовления. Однако пока переговоры с Австрией не будут прерваны, мои войска воздержатся от наступления». На что Вильгельм II отвечает ультиматумом сроком на двенадцать часов: Россия приостанавливает всеобщую мобилизацию и мир будет спасен. Если нет — война неизбежна. Россия не подчинилась, и 19 июля Германия объявляет, в свою очередь, всеобщую мобилизацию. И вскоре кайзер отправляет новый ультиматум России, Франции тоже. В этот день прикованный к больничной койке Распутин направляет царю непонятную телеграмму: «Я верю, я надеюсь на мир, они готовят большое зло. Мы не виновны. Это очень жестоко не видеть нас. Окружение воспользовалось случаем тайком в сердце, сумеют ли нам помочь?».
Получив предостережение, Николай II чувствует, как в нем поднимается раздражение против старца, проповедующего мир, когда война стучит в дверь империи. Он рвет телеграмму на глазах у заплаканной царицы. Не соглашаясь с мнением министров, дипломатов и своего мужа, она убеждена, что Распутин не может ошибаться. Несмотря на свое немецкое происхождение, она страстно желает победы для России, своей новой родины по велению Господа, она боится, что сбудутся предсказания святого человека. 21 июля 1914 года (по старому стилю) Германия объявляет войну Франции. Следующей ночью Англия делает то же самое в отношении Германии. На следующий день Австро-Венгрия объявляет войну России. Огорченный этими событиями, преследуемый кровавыми видениями будущего, Распутин пишет внизу своей фотографии: «Что завтре? ты наш руководитель боже сколько в жизьни путей тернистых».
Объявление войны в столице было встречено с подъемом. Поможем братьям-сербам и побьем задравших нос немцев! Манифестации заполнили улицы, кричат — приветствуют царя, когда он появляется на балконе Зимнего дворца. Страна охвачена необыкновенным патриотическим порывом. Есть чем успокоить Государя.
Если бы Распутин был там, он мог увидеть в этом вновь обретенном единстве свидетельство исторической связи царя и народа. Об этом он всегда мечтал. Но царь и народ объединяются, думал он, в плохое время. Их союз основан не на любви, на ненависти. Что бы ни говорили политики, черные дни ждут тех, кто прибегает к насилию.
Как только врачи разрешили ему встать, Распутин отправляется в Санкт-Петербург. С ним дочери Мария и Варвара. Жена остается с Дмитрием в Покровском. Ему 19 лет, но он не подлежит призыву, единственный сын в семье. По приезде в столицу путников поражает ее вид — одновременно воинственный, серьезный и радостный. Из окон свешиваются флаги, полковые оркестры, военные маршируют по улицам. Отовсюду прибывает мужская рабочая сила на оружейные заводы, в трактирах запрещены спиртные напитки, театры переполнены, в салонах чествуют сыновей, записавшихся в армию. Название «Санкт-Петербург», как все немецкое, будоражило национальные чувства, а потому город был переименован в патриотически-славянский «Петроград». Для Распутина в этот решающий момент очень важно сознавать себя русским, так как особенно больно ему, что большинство соотечественников не видят дальше своего носа. Их бравый юмор вызывает у него больше страха, чем восторга, и он жалеет, что променял свою тихую, мирную деревню на этот вертеп умалишенных. Даже Николай II, весь в мыслях о славянском превосходстве, не слушает больше советов о смирении. Царица же воспринимает войну как испытание, ниспосланное Богом, против которого бороться бессмысленно. Впервые старец чувствует себя ненужным со своими проповедями. Всеми силами верующего он надеется, что они поймут свои ошибки, военные действия закончатся после нескольких перестрелок и ни страна, ни власть не пострадают от этих никому не нужных, вредных событий. Однако в глубине души он ощущает двойную горечь — его не услышал царь и он не смог предотвратить бойню.
Расстроенный, в начале ноября он возвращается в Покровское. Но и там не находит отдыха душа. Узнав, что императрица пошла сестрой милосердия в Царскосельский госпиталь, он телеграфирует ей с отеческим одобрением: «Ты даешь свою милость раненым и Господь вознаградит тебя за твои ласки и твой труд, твой подвиг!». Конечно, он не может быть спокойным, чувствуя на расстоянии болезненные конвульсии Отечества. В деревне он чувствует себя и защищенным и бесполезным, обласканным и наказанным. Он тоже в случае опасности должен быть на посту. 15 декабря 1914 года, не удержавшись, заинтересованный и взволнованный одновременно, он возвращается в Петроград, город, в котором куют судьбы мира.
8
К началу военных действий, кажется, все были охвачены сильным патриотическим порывом. Мобилизация проходит без трудностей. Политические партии братаются в ожидании скорейшей победы. Николай II вновь становится императором всей, без исключения, России. Даже члены парламентской оппозиции приходят к мысли о необходимости сближения с правительством. И только один Владимир Ульянов (Ленин), политический ссыльный в Швейцарии, заявляет, что русское поражение было бы предпочтительнее. Но что стоит мнение этой песчинки перед лицом большой веры народа, которая обрела наконец единство, величие и любовь к своему государю! Вознесенный этими «ура», Николай II подумывает сначала взять на себя командование армией и дать нерушимую клятву защищать свою землю. Но министры доказывают ему, что не следует рисковать, поскольку можно в два счета подмочить свою репутацию непредсказуемостью войны. С сожалением он соглашается и назначает командующим своего дядю, великого князя Николая Николаевича, весьма уважаемого в военных кругах. Единственный недостаток сей важной особы, по мнению монарха и его жены, — стойкое неприятие Распутина. Некоторые ставят ему в упрек некомпетентность. Гигант с орлиным взглядом, он плохой стратег, как считают некоторые любящие побурчать ветераны. Есть и другие сложности: армия плохо оснащена, не имеет боевого опыта. Офицеры, такие блестящие на парадах, не имеют ни малейшего представления о ведении войны. К счастью, большинство в стране не настроено пессимистически. Сверху донизу в обществе убеждены, что легендарная русская доблесть затмит как недостаток воинского снаряжения, так и недостаток опыта. Распутин, которого совершенно отстранили от войны, считает, что раз уж война развязана, ее нужно выиграть во что бы то ни стало.
