– Ну и что, даже врачи могут ошибаться, – с улыбкой произнесла она, вспоминая глаза и голос Финнана и радуясь тому, что ее сосед оказался таким приятным, а совсем неподалеку находятся руины одного из самых великолепных зданий восемнадцатого века.

Длинное и жаркое лето наконец-то закончилось, и, хотя в сентябре было еще тепло, небо приобрело уже легкий красноватый оттенок – точь-в-точь как листва Холленд-Парка в дни ранней осени. Затем наступил октябрь, воздух наполнился горьковатым ароматом костров, под ногами шуршали листья, которые служителям парка постоянно приходилось сметать с дорожек.

Сидя на балконе с воскресной газетой в руках, Финнан О’Нейл в первый раз за осень накинул свитер. Глядя в сад, он размышлял, когда Сидония вернется из своего европейского турне, – он надеялся, что это произойдет скоро и в саду вновь будут мелькать ее блестящие волосы. Доктор рассмеялся в неподдельном изумлении, когда, будто в ответ на его мысли, внизу хлопнула застекленная дверь, и спустя минуту он увидел Сидонию в прелестном синем костюме, в котором она ухитрялась выглядеть одновременно и деловитой, и женственной. На ее руках устроился кот.

– С возвращением, – громко произнес Финнан.

– Привет! – обрадовалась она, вскинув голову. – Как ваши дела?

– Отлично. А ваши?

– Устала, но воспряла духом.

– Все прошло успешно?

– Очень!

– Поднимайтесь ко мне и выпейте что-нибудь, прежде чем рухнете замертво.

– Откуда вы знаете?

– Я же прибыл из страны эльфов…

– И так далее, и тому подобное! Все верно. Я только переоденусь и приду.

Неожиданно вышло солнце, и прежде угрюмый день прямо-таки засиял. Посвистывая, Финнан поставил на проигрыватель диск с записью Каллас и протер свои лучшие бокалы, ибо впервые за последние три года он почувствовал, что наконец-то начинает возвращаться к жизни.

Сидония была очень бледна, ее золотистые глаза припухли, под ними появились тени, но рыжеватые волосы блестели, как прежде, а уголки губ приподнимала лукавая улыбка.

– Мне сегодня везет, – заметил Финнан. – Я никогда еще не видел, чтобы кто-нибудь появлялся так неожиданно, стоило мне только подумать о нем.

– Мне тоже, – ответила она.

И оба рассмеялись: Сидония – утомленно, а Финнан – с уверенностью, что где-то близ его сердца начинается оттепель.

– Жаль, но я не могу задержаться подольше, – пожалела Сидония. – Я действительно падаю с ног.

– Десяти секунд вполне достаточно, – любезно отозвался Финнан. – Вы уже воодушевили меня.

Сидония удивилась:

– А вы нуждаетесь в воодушевлении?

– Да, время от времени.

Они вышли на балкон и молча сели рядом, слушая Каллас, пока Сидония, в конце концов, не нарушила молчание, спросив:

– Что случилось новенького без меня? Приходили чинить замок у калитки?

– Да, я дал рабочему ключ, а потом он вернул его мне.

– Все сделано как следует?

– Не знаю, не догадался проверить. Но рабочий сказал, что обновил щеколду со стороны сада, поставил новую ручку и замок со стороны аллеи.

– Отлично. Вы заслужили свою беспошлинную бутылку, доктор. – И Сидония извлекла литровую бутылку ирландского виски из глубин сумки, больше напоминающей набитый мешок.

– Приму с благодарностью, мадам.

– Только не выпивайте все сразу.

– Постараюсь запомнить ваш совет.

Хотя это было бессознательное подшучивание, не требующее сосредоточенности, за ним скрывалось нечто еще неопределенное, не родившееся, неразличимое. Но если Финаан знал об этом, то Сидония ничего не подозревала и с легкостью смогла расстаться с ним полчаса спустя. Он смотрел, как она спускается по лестнице, а затем вернулся в квартиру, радуясь, что может провести остаток дня в одиночестве, ожидая новой встречи с ней. Он еще слишком хорошо помнил о прошлом, чтобы загадывать на будущее.

Сидония разделась и нырнула под толстое одеяло, вспоминая о том, что уже глубокая осень и на улице похолодало, думая о Финнане и удивляясь тому, как может этот энергичный и привлекательный человек столько времени проводить в одиночестве. Решив, что когда-нибудь она разгадает эту тайну, Сидония быстро и крепко заснула.

Она проснулась уже в сумерках, когда в саду сгустились тени. Надеясь еще раз выспаться ночью, Сидония встала и вышла на террасу. В ее отсутствие сад завалило опавшими листьями, но по нему все равно было приятно пройтись, к тому же калитка манила открыть ее. Вернувшись в дом, Сидония взяла на кухне ключи – там, где их оставил рабочий.

Теперь щеколда легко поддалась, и Сидония нажала на ручку. Всего секунду она стояла у калитки, пораженная внезапной слабостью, несомненно, вызванной длительным путешествием. Наконец головокружение прошло, и Сидония шагнула за калитку.

И сразу же ей показалось, что она по-прежнему спит, что ничего не произошло, она лежит в постели и видит сон. Ибо не только аллея Холленд, но и весь ландшафт перед ней совершенно изменился. Даже небо оказалось светлее – таким, каким оно бывает по утрам зимой, исчезли все признаки осеннего вечера.

Твердо зная, что все это не может быть реальностью, Сидония с интересом огляделась. Она стояла посреди поросшей травой прямой дорожки, которая тянулась вдоль полей. В четверти мили от нее виднелось восточное крыло Холленд-Хауса, восстановленное во всем своем великолепии; позади него спускался террасами английский парк с правильными рядами деревьев. От дома параллельно дорожке, на которой стояла Сидония, шла аллея вязов, длина которой на глаз казалась не менее двух миль.

Несмотря на холодный день краски ландшафта, были яркими, там и сям к ним примешивалась темная зелень насаждений. Южнее располагалась ферма, огороженная кирпичной стеной – той же самой, которая окружала усадьбу; там Сидония разглядела низкие строения, вероятно амбары и конюшни, фруктовый сад, дворы и подворья и парк, напоминающий тот, что и теперь существовал неподалеку от Холленд-Хауса.

Сидония чувствовала себя Дороти из сказки «Волшебник страны Оз», оказавшись в странной, нереальной, но невыразимо прекрасной стране. Она глубоко вздохнула в упоении этой картиной и тут заметила, что от каретника за западным крылом Холленд-Хауса вывернул экипаж, запряженный четверкой бьющих копытами породистых вороных рысаков. Пар вздымался из их ноздрей под холодными лучами зимнего солнца; лошади нетерпеливо рыли копытами гравий дорожки.

Посреди шеренги лакеев на мраморных ступенях подъезда появились три женщины в сопровождении одного мужчины; они прошествовали через площадку ко второй лестнице, у подножия которой стояла карета. Мужчина отошел в сторону, пропуская вперед дам. Перед глазами Сидонии промелькнули огромные колышущиеся кринолины, обилие кружевных оборок, головные уборы с перьями и туфли на высоких квадратных каблуках. Когда дамы разместились в карете, к ним присоединился мужчина – осанистый, величественный, что было заметно даже издалека. Сидония с интересом наблюдала, как форейтор что-то крикнул кучеру, тот взмахнул кнутом, и экипаж покатился к открытым воротам.

Описав полукруг, экипаж свернул на аллею вязов, постепенно приближаясь к Сидонии. Она с изумлением заметила, как внезапно в окне кареты появилась головка девушки с полотна Джошуа Рейнольдса – той, которую Сидония приняла за актрису, – и они обе уставились прямо друг на друга. Издалека Сидония разглядела украшенные цветами смоляные локоны незнакомки, элегантное, но забавное платье, чистый овал лица, склонявшегося над плечом по мере того, как карета проезжала мимо и начала удаляться. В этот момент где-то еле слышно зазвенел колокольчик.

Потом Сидония решила, что она прыгнула к телефону прямо с постели, ибо следующее, что она поняла, – то, что в руке у нее телефонная трубка, а она сама произносит в нее: «Алло!»

– Хирургическое отделение? – спросил незнакомый голос.

– Что? – глупо переспросила она.

– Это клиника доктора Смита?

– Нет, наверное, вы ошиблись номером.