– Типун тебе на язык, прапор… – недовольно поговорил Шило, хотя понимал, что тот прав. После того, как они нашкодничают на земле, которую пакистанцы считают своей – без хвоста не обойдется. А мины – лучший способ рубить хвост. Поэтому и осторожничает прапор – оставляет запас мин на этот самый случай, на случай хвоста.

– Типун не типун – а приступаем…

Хотя в караване и не было ни одной машины – машинами груз гоняли в пустыне Регистан, а не здесь, через горы, где иногда и баран горный не пройдет – все равно караван выглядел солидно. Очень…

Солидно он выглядел прежде всего из-за своих размеров. Восемьдесят два осла – неприхотливые, маленькие животные, способные нести столько же поклажи, сколько весят они сами. Поклажу сгружали с машин – тут же, параллельно каравану приткнулись два старых, «носатых» Мерседеса с высокими бортами. Быстро выстроив три цепочки, низкорослые беженцы – их всегда привлекали для такой вот работы, платя сущий мизер – перебрасывали из рук в руки груз, а последний упаковывал их в переметные сумы – хурджины и грузил их на ослов. В основном – одежда, трикотаж, простенькая японская бытовая техника. Это сверху, снизу, прикрыв вещами – обязательно по двадцать – тридцать килограммов героина. Белой смерти…

Похлопывая плеткой по штанине, Барьялай расхаживал перед колонной. Погода была идеальной – не холодно, не жарко и нет ветра, синее небо и желтый диск солнца над головой. Идти одно удовольствие…

Идти предстояло пешком весь маршрут отсюда и до ближайшего базового лагеря по ту сторону границы. Некоторых подвозили к самой границе – но его люди пойдут пешком. Много молодняка, надо присмотреться, как они идут. Возможно, кого-то придется отставить здесь, в Пакистане. Сейчас его бойцы расхаживали перед караваном, важные как павлины. Кто-то смеясь проводил пальцем по горлу – показывал как он будет отрезать головы шурави.

Американец появился в последний момент – его привез Курран на своей большой, черной машине. Глядя на прикид американца, Барьялай нахмурился – вырядился как на проклятую охоту. Белый господин, мать его… Светло-серый охотничий костюм, черные очки, и как заключительный аккорд – гребаная шляпа.

– Казанзай! – позвал Барьялай одного из своих моджахедов, который знал английский язык – держись рядом со мной! Будешь переводить!

Вдвоем Барьялай и Казанзай подошли к джипу, возле которого переговаривались американцы…

– Переводи – кивнул Барьялай – я командир полка Исламской партии Афганистана Барьялай…

– Называй этого господина «мистер Джонс» – сказал Курран, господин же этот ничего не сказал, просто молча кивнул.

– Казанзай. Иди и посади этого господина на осла, который будет ехать рядом со мной.

Казанзай поклонился, прижимая руку в груди.

– Да, эфенди… Идемте со мной, эфенди…

Маллен ни слова ни говоря пошел за низкорослым афганцем. В руке у него было нечто вроде небольшой сумки или планшета.

Барьялай смерил взглядом своего куратора.

– Кто этот человек?

– Тебе следует знать только что, что тебе заплатили деньги за его переправку через границу. И тебе следует знать – что будет с тобой и с твоими людьми, если он не дойдет до Тангая. Больше тебе ничего знать не нужно.

Вожак бандитов немного подумал. Сейчас бы он скорее всего отказался – но деньги были ему уже переведены.

– Я доведу его до Тангая. Но дальше его судьба – в руках Аллаха.

Американец кивнул, подтверждая это.

– Аллах с вами.

– Да, Аллах с нами…

23 ноября 1985 года

Разделенная на две части великой войной Германия, помимо одной из самых охраняемых в мире границ, отделяющих немцев от немцев имела и разделенную столицу. Берлин, ставший символом двух разных Германий был разделен на две части – Западную и Восточную. Делили столицу в спешке, уже после войны, можно сказать – резали по живому. В некоторых местах получалось так что метропоезда из восточной зоны были вынуждены проходить по территории западной – но с этим уже ничего нельзя было поделать. И конечно же, символом разделения была Берлинская стена – уродливое сооружение из опутанных колючей проволокой высоких бетонных плит, с вышками, сигнализацией, запреткой, словно старый уродливый шрам на теле великого города. Пропускные пункты – самым известным был «Чек-пойнт Чарли» – охранялись и с той и с другой стороны вооруженными, не спускающими глаз друг с друга солдатами. Берлинская стена для многих была хуже, чем стена, для многих она была приговором. Их городу, их стране, их народу[33]…

В каждом секторе Берлина был свой аэропорт, свои воздушные ворота. В Восточной Германии – ГДР – был аэропорт Шонефельд, а воздушным воротами Западного Берлина был Темпельхоф, расположенный в самом центре западного сектора на нескольких гектарах драгоценной берлинской земли. И если Шонефельд был просто аэропортом – он и по размерам был небольшим, и по архитектуре больше напоминал здание кинотеатра, а не аэровокзала – то на Темпельхоф ни денег, ни места не жалели. Темпельхоф был единственными, не контролируемыми восточными немцами воротами в Западный Берлин, он же был символом того, что чтобы не случилось – Западный Берлин не удастся задушить в тисках блокады. В конце сороковых Сталин уже попытался это сделать – и тогда аэропорт стал буквально дорогой жизни, до которой американцы перекинули воздушный мост, перевозя самолетами все что было нужно для жизнедеятельности города. Сейчас перспектива повторения подобного в случае серьезных осложнений была призрачной – учитывая, сколько советских и восточногерманских самолетов ждали своего часа на аэродромах – но с задачей быть символом Темпельхоф справлялся вполне.

Авиалайнер компании Кубана – довольно старый, но еще вполне рабочий четырехдвигательный Ил-62, белый, с красно-синими полосами и эмблемой авиакомпании приземлился на аэродроме Шонефельд рано утром, в восемь часов по местному времени. Самолет этот был, несмотря на ряды иллюминаторов по бортам – грузовой, кубинцы переделали в грузовой этот старый авиалайнер, переданный Советским союзом безвозмездно в порядке помощи. Здесь он появлялся каждый месяц, иногда и не по одному разу. Все дело было в том, что кубинцы закупали оружие в Восточной Германии и перевозили его таким вот сложным путем. Часть оружия была из Восточной Германии, часть же закупалась в Чехословакии. И поскольку оружие это шло на поддержку национально-освободительных движений в Латинской Америке – Советский союз категорически отказал в использовании для транзита и временного хранения своих военных баз. В последнее время Советский Союз вообще уделял большое, по мнению некоторых людей даже излишне большое внимание тому, что говорят на разных трибунах. Новый генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев наслаждался звуками своего голоса, выступая на разных трибунах, в мире поднималась волна «горбомании» – а вот с realpolitik дело обстояло не так радужно. И по мнению некоторых людей, как того кто прилетел в Восточный Берлин на этом самолете, так и тех, кто его ждал здесь – настало время вносить коррективы.

Самолет загнали в гражданский сектор аэропорта, на одну из самых дальних, прикрытых ангарами стоянок. Для экипажа, который после трансатлантического перелета нуждался в отдыхе, подогнали белый РАФик[34] с эмблемами аэропорта – он отвезет их в гостиницу при аэропорту, а обратно, после погрузки самолета, в рейс его поведет другой экипаж. Для пассажира же, который прилетел в Берлин не желая быть опознанным, к трапу подогнали черную Волгу ГАЗ-24 – самое престижное транспортное средство в этой стране, если не считать редкую Татра-613.

В машине было тихо, тепло, двигатель работал почти бесшумно – явно Волга обслуживалась в хорошем гараже и там же была доработана умелыми немецкими руками. Помимо пассажира – полноватого, лет пятидесяти, с аккуратными усиками и в очках, в салоне машины было еще двое – безмолвный, белобрысый водитель, мастерски управляющийся с рулем и мрачноватого вида мужчина, лысый, лет пятидесяти. Мало кто знал что этот второй, лысый был начальником отдела специальных операций в Штази[35] и одним из наиболее доверенных лиц ЦК СЕПГ[36]. Его привлекли к встрече и потому, что он хорошо знал третьего участника этой встречи – русского генерала, прилетевшего рейсом военно-транспортной авиации на один из аэродромов ГВСГ[37]. Его он знал потому, что генерал, тогда еще бывший полковником какое то время служил на базе советских войск в Фюрстенберге, а лысый представлял там интересы Штази и организовывал рабочее взаимодействие советских спецназовцев ГРУ, расквартированных там[38] со спецподразделениями Штази, он же организовывал слаживание и совместную боевую учебу.