От сильного удара меня выбросило из кабины на неровный лед. Мороз остановил кровотечение и привел меня в неполное сознание. Предполагалось, что я встал, подошел к самолету, вытащил из-под обломков своего бортмеханика, оттащил его от машины и усадил на льду.

В восемь часов утра работники железнодорожной станции Мысовая заметили меня бродившим около самолета. Мое лицо было окровавлено, а руки обморожены. Когда я увидел подходивших ко мне людей, то попросил развести огонь и дать мне папиросу. Получив папиросу, я положил ее в карман и попросил другую. Эту я тоже положил в карман, а затем потерял сознание.

В чем же все-таки была причина аварии?

Очевидно, во время полета над Байкалом сказалось мое сильное переутомление, и я на мгновение забылся. Неуправляемый самолет перешел в пологий штопор, вывести из которого нехватило высоты.

Многие в то время считали, что я уже вычеркнут из летной жизни. Но этого не произошло. Благодаря заботе о человеке в нашей стране и помощи лучших советских врачей через пять месяцев я почувствовал, что буду летать.

Моя прекрасная профессия звала меня к себе. Хотелось служить Родине, партии, народу.

…Вспоминаются длинные ночи в комнате с белоснежными стенами и потолками, лампа с зеленым абажуром. Немало таких ночей и дней пролежал я без движения, пока лечащий врач не сказал мне:

– Теперь вы будете поправляться!

Слова врача оправдались. Позади остались страдания от бесконечных восстановительных операций и бессонных ночей.

Мой организм победил.

В конце года я почувствовал себя настолько здоровым, что решил повторить неудавшийся перелет. Я написал заявление на имя начальника Аэрофлота с просьбой выделить мне самолет для перелета на Камчатку. Самолет мне дали, и я приступил к подготовке. Двадцатого января 1934 года переоборудование машины было закончено, но вылет задержался.

Открывался XVII съезд партии. Нужно было доставлять матрицы «Правды» в Ленинград. Вот тут-то мой самолет показал свои отличные качества. Он не только был утеплен и оборудован приборами для вождения вслепую, но имел еще добавочные бензиновые баки. Последнее обстоятельство имело большое значение при доставке матриц в Ленинград. Дело в том, что из Москвы можно было вылетать только на лыжах. Но в Ленинграде не было снега, и посадка там была возможна лишь на колесах. Я прилетал в Ленинград, сбрасывал в условленное место матрицы, а затем возвращался в Москву без посадки.

Советское правительство дало указание освоить Северный морской путь, сделать его нормально действующей магистралью. Десятки научных станций были организованы за Полярным кругом.

В 1932 году по Северному морскому пути с запада на восток впервые прошел в короткую летнюю навигацию ледокольный пароход «Сибиряков».

На другой год по тому же маршруту вышел в арктическую экспедицию пароход «Челюскин». Экспедицию возглавлял Отто Юльевич Шмидт.

В сентябре, находясь в Чукотском море, пароход попал в тяжелые льды; начался его дрейф. Когда он был в Беринговом проливе, у островов Диомида, шторм изменил направление дрейфа льда, и судно было отнесено обратно, в Чукотское море.

Наступила зимовка. Безуспешно пытался пробиться сквозь льды ледорез «Литке», посланный на помощь «Челюскину». Был уже февраль. Кончилась полярная ночь и стало проглядывать солнце. А льды приступом шли на судно.

День и ночь слышались далекие, как пушечная канонада, удары: это сталкивались и громоздились друг на друга гигантские ледяные поля.

На «Челюскине» несли бдительную вахту, наблюдая за ветром и состоянием льдов. Между членами коллектива заранее распределили обязанности на случай катастрофы, заготовили аварийный запас.

Вечером двенадцатого февраля ветер усилился. Грозные глыбы давили на корабль. Все сильнее становился грохот льдов. Целую ночь неумолимый враг наступал, двигая полки ледяных валов. На другой день огромный вал с грохотом подошел к пароходу и распорол ему бок; вода хлынула в машинное отделение…

Капитан В. И. Воронин приказал людям выгружаться. Быстро, четко, как будто всю жизнь только этим и занималась, команда «Челюскина» начала переправлять на лед запасы продовольствия, палатки, самолет, радио.

Часть экипажа подавала грузы с корабля, другая принимала их на льду и относила подальше от судна. Осторожно спускались аккуратно упакованные плоды научных работ экспедиции; все они были спасены, за исключением проб воды – слишком громоздких и не поддающихся хранению на морозе.

На палубе были перерублены канаты; строительные материалы и другие грузы, укрепленные ими, должны были всплыть после погружения корабля.

Люди старались спасти как можно больше имущества. Но вот пароход стал медленно погружаться в воду.

Тогда раздалась команда:

– Все на лед!

Сразу же после того как последним сошел капитан, высоко поднялась корма. С грохотом покатился отвязанный груз, и все заволокло густым дымом.

Когда дым рассеялся, «Челюскина» уже не было.

…Небольшая площадка льда. Десять парусиновых палаток и барак, отепляемые камельками. Вместо стекол в крошечные окна вставлены бутылки. Кухня, пекарня.

Это лагерь Шмидта.

Быстро, с подлинно большевистской организованностью, люди построили и оборудовали свой поселок и тут же приступили к производству научных наблюдений. В свободное от работы время в лагере занимались кружки, был даже прочитан ряд лекций по диалектическому материализму.

Случалось, что ночью, разбуженные треском надвигающихся ледяных валов, челюскинцы срочно спасали свое имущество, продовольственные запасы, горючее. Ничто не могло нарушить строгого жизненного распорядка группы мужественных советских людей.

Вся страна была взволнована сообщением о гибели парохода, тем, что сто четыре советских человека стали пленниками сурового северного моря.

Немедленно была организована помощь участникам экспедиции.

По инициативе И. В. Сталина была создана специальная Правительственная комиссия, возглавляемая В. В. Куйбышевым.

Решающую роль в спасательных операциях призваны были сыграть самолеты.

В капиталистических странах не верили, что наши летчики в тяжелых зимних условиях смогут пролететь по неизведанным маршрутам и спасти людей. Иностранные газеты писали, что если даже часть самолетов дойдет до Чукотского полуострова, то все равно сесть на лед беспокойного Чукотского моря они не смогут.

А в это время дружный советский коллектив работал день и ночь, подготовляя площадку для приема самолетов.

Мой самолет был оборудован специально для полетов в зимних условиях, и у меня появилось непреодолимое желание принять участие в спасении людей. Я написал заявление начальнику Московского управления гражданского воздушного флота с просьбой направить меня на Чукотский полуостров.

Через несколько дней вызывает меня начальник и говорит:

– Я прочитал ваше заявление. Вы хотите спасать челюскинцев?

– Да.

– Сколько вам лет?

– Тридцать четыре.

– Поживите до сорока, а потом полетите.

Я промолчал. Начальник прошелся по кабинету, потом резко повернулся ко мне и спросил:

– Сколько человек сидит на льдине?

– Сто четыре.

– А когда вы прилетите туда, будет сто шесть. Сломаете там самолет, вас еще спасать придется. Ну, все.

«Нет, - подумал и, - это еще не все!» И обратился в «Правду» с просьбой помочь мне.

В ожидании ответа на мое письмо пошел на врачебную комиссию. Чувствовал я себя хорошо, только боялся, как бы не заставили приседать. У меня плохо гнулась правая нога, ушибленная на Байкале. А вдруг забракуют?

Врачи ознакомились с историей моей болезни после аварии на Байкале. Когда они узнали, что я получил сильную травму головы, то целый день таскали меня по кабинетам. Потом показали академику и даже профессора-психиатра пригласили. Наконец, главный врач больницы вручил мне запечатанный пакет; через всю Москву я вез свою судьбу. Ужасно волновался.