— Мы к герру Жирарди, — произнес Гросс прокурорским тоном. — И побыстрее читайте, милейший. Если не верите, можете позвонить в полицейское управление. Полагаю, у вас тут есть телефон.

Привратник проворчал что-то неразборчивое, затем махнул рукой налево, очевидно, показывая, где находится грим-уборная Жирарди.

Газеты превозносили этого актера до небес. Его объявляли вторым по известности человеком после императора. Однако если бы вы спросили людей на улице, особенно подальше от центра, знают ли они такого, то вряд ли получили бы удовлетворительный ответ. Простой люд театры не посещал. Но Жирарди действительно был феноменальным актером. Мастер художественного слова, он в равной степени превосходно исполнял и драматические, и комедийные роли. Его манере одеваться подражали все поклонники. Это однажды спасло Жирарди от заключения в сумасшедший дом, куда его собралась упечь жена, капризная и ветреная актриса, люто его ненавидевшая. Пытаясь избавиться от мужа, она подкупила доктора, который заглазно объявил Жирарди сумасшедшим. Когда же санитары прибыли забрать его в лечебницу, то по ошибке схватили слонявшегося у дома поклонника, поскольку тот был одет точно так же, как Жирарди, вплоть до фирменной соломенной шляпы.

Сегодня в Бургтеатре должна была состояться премьера пьесы Раймунда.[15] Спектакль давали специально для императора, его семьи и приближенных, а также приехавшего с визитом из Англии принца Уэльского. Для обычной публики все театры и концертные залы Вены с июля по сентябрь были закрыты.

Гросс постучал в дверь.

— Войдите, — ответили по-французски.

Им показалось, что они попали в оранжерею. Цветы здесь были повсюду. Розы в многочисленных вазах, венки из фиалок и лилий, гвоздики всевозможных оттенков, в горшках бегонии, папоротники и даже пальмы. В воздухе стоял тяжелый цветочный аромат.

— Чем могу служить, господа? — Сильный, хорошо поставленный голос исходил от миниатюрного мужчины — кажется, даже Майндль был выше его ростом. Стоящая на туалетном столике китайская ваза с лиловыми хризантемами скрывала его чуть ли не целиком. Актер внимательно разглядывал себя в зеркало. Еще не было двух, а он уже гримировался.

Гросс быстро представился.

— А это мой коллега. — Он указал на Вертена.

Жирарди встал, бормоча по-французски:

— Весьма рад.

Он окинул вошедших взглядом бывалого, проницательного человека, умеющего распознавать всевозможные уловки. Такую он выбрал для себя сейчас роль.

— Извините за беспокойство, герр Жирарди, — продолжил Гросс. — Мы по делу, связанному с фрейлейн Елизаветой Ландтауэр.

Жирарди моментально сменил образ. Теперь он был беспечным бонвиваном.

— Лизель? Милая девочка. — Он моментально перешел с французского на немецкий, легкий венский диалект. На лице, как по заказу, появилась легкомысленная улыбка. — Вы тоже, господа, с ней знакомы?

Вертен и Гросс переглянулись.

— Вы что, не видели газеты? И ничего не знаете?

Жирарди начал медленно выходить из образа. Сквозь маску на короткое время проступило человеческое выражение.

— Перед спектаклем я не читаю новости. Это выбивает из колеи. А что произошло?

— В таком случае мой долг сообщить вам прискорбное известие. — Гросс на секунду замолк, как бы собираясь с силами. — Фрейлейн Ландтауэр мертва… убита.

В первый момент Жирарди, видимо, счел это дурной шуткой. Он собирался что-то сказать, но, посмотрев на серьезные лица Гросса и Вертена, произнес едва слышно:

— Как это случилось?

Затем, нащупав сзади себя кресло, устало опустился в него.

— Ей сломали шею, — ответил Гросс, кладя руку на плечо Жирарди. — Смерть наступила мгновенно. Она не страдала.

Тишину в грим-уборной нарушали лишь доносящиеся издалека звуки — голоса рабочих, устанавливающих на сцене декорации, стук молотков, распевающееся где-то в зрительном зале контральто.

— Этого не может быть, — наконец произнес Жирарди. — Тут какая-то ошибка.

Гросс отрицательно покачал головой:

— Боюсь, что это не ошибка, герр Жирарди. Ее опознали.

Жирарди долго смотрел прямо перед собой. Затем поднял на Гросса глаза.

— Когда? В какое время это случилось?

— Позавчера. Где-то между полночью и тремя часами ночи. Точнее медицинский эксперт определить не смог.

Жирарди обхватил голову руками, закрыв ладонями глаза. Посидел так с полминуты, затем резко рванулся и выпрямился в кресле.

— Почему вы пришли с этим ко мне? Откуда вообще вам стало известно, что мы… встречались?

Гросс извлек пачку писем.

— Она хранила ваши письма. Из самого последнего совершенно ясно, что в тот вечер вы были вместе.

— Позвольте? — Жирарди поднялся и протянул руку за письмами. К удивлению Вертена, Гросс их ему отдал. Актер сунул пачку в ящик туалетного столика и снова уселся в кресло. — Тут вот какое дело. Лизель очень хотела провести со мной вечер. Мы поужинали в ресторане отеля «Захер».[16] Возможно, вам известно, что сегодня у меня премьера. Лизель, разумеется, думала, что это пустяки. Но человеку в моем возрасте перед спектаклем, особенно таким, необходимо как следует выспаться.

— Во сколько это было, сударь? — спросил Гросс.

Жирарди недоуменно вскинул брови.

— Когда вы с ней расстались?

Актер задумался.

— Не позднее одиннадцати. Может быть, в пятнадцать минут двенадцатого. Спросите официантов в «Захере», они видели, как мы уходили. Лизель отправилась пешком. Разозлилась на меня и отказалась ехать в фиакре, который я для нее вызвал. Ну это вообще было похоже на…

— Да, сударь, — поощрил актера Гросс, — продолжайте.

— Неуместно при данных обстоятельствах говорить такое, но так могла поступить только уличная девка. Я хочу сказать, женщина легкого поведения. Вот они действительно имеют обыкновение прогуливаться по вечерним улицам.

— А вы поехали домой? — спросил Гросс, доставая из кармана блокнот.

— Да. Если вам потребуется, мой камердинер может это подтвердить. Хотя, должен заметить, мне не очень нравится этот допрос перед спектаклем.

Вертен видел, что теперь Жирарди полностью оправился от шока, вызванного известием о гибели его любовницы.

— Извините, господа, — произнес он с вызовом, — но кто вы вообще такие? Не из полиции, это очевидно. Репортеры? Если так, то я прикажу вас выпроводить. — Его рука потянулась к шнуру рядом с туалетным столиком.

— Нет, мы не репортеры, — заверил его Гросс своим зычным голосом. — Инспектор управления полиции Майндль попросил нас помочь в расследовании этого преступления. Войдя к вам, мы представились. Вы, верно, не расслышали. Извольте, я повторю: доктор Гросс, криминалист из Граца.

По глазам Жирарди было видно, что он никогда о нем не слышал.

— Если вы можете хоть чем-то нам помочь, мы были бы весьма благодарны, — добавил Вертен, пытаясь разрядить обстановку.

Жирарди вздохнул:

— Так поговорите с ее приятелем художником. Она должна была в тот вечер ему позировать. Повидайтесь с ним, выясните, что он делал в четверг ночью. Вы сказали, у нее была сломана шея? Хм, этот человек вполне способен проломить кирпичную стену.

— Нет, это просто возмутительно! — взорвался Гросс, когда они вышли на освещенное ярким солнцем бульварное кольцо.

— Вы о чем? — спросил Вертен.

— Да этот зазнавшийся актеришка. Принял меня, видите ли, за какого-то репортера в целлулоидном воротничке. Сам родом из Граца, но не знает, что я самый знаменитый криминалист в мире. Написал учебники, издаю журнал, был советником и высших полицейских чинов, и даже монархов.

— Нервы, — объяснил Вертен. — У него сегодня премьера.

Однако это Гросса не успокоило.

— Учит меня, что делать. «Поговорите с художником». Идиот.

— Кажется, его действительно поразила смерть фрейлейн Ландтауэр.

— Хм…