— Тебе, наверное, жарко во всей этой одежде, — сказала Шарлотта.

Взявшись за воротник его куртки, она сняла ее, и куртка упала на пол рядом с ее одеждой. Голубые глаза Романа горели предвкушением и желанием. Он стянул с себя рубашку и отшвырнул в сторону. Рубашка ударилась о стену и упала на пол.

— Твоя очередь.

От его слов Шарлотта ощутила мерную пульсацию между ног. Возбуждаясь все больше, она наклонилась и стала снимать сапоги, но у нее дрожали руки и сделать это оказалось не просто.

— Дай я сниму.

Роман встал на колени и стянул сначала один сапог, потом другой, после чего переключил внимание на пуговицу, на которую застегивался пояс ее джинсов. Действуя как профессионал, он проворно расстегнул пуговицу, потом молнию и спустил джинсы с ее бедер. У Шарлотты дрожали ноги, она бы, наверное, упала, если бы не опиралась о стену. Роман спустил ее джинсы до щиколоток и остановился. Шарлотта попыталась освободить одну ногу, но штанины были слишком узкими внизу.

— Не трудись, — сказал Роман. — Меня вполне устраивает то, как ты стоишь.

Он встал на колени у ее ног и посмотрел на нее снизу вверх. На его губах играла хитрая улыбка, весь его вид выражал удовлетворение.

Шарлотта оказалась взятой в плен, и не только собственной одеждой, не позволявшей ей двинуться с места, она оказалась в плену своего желания, связанная любовью. Роман наклонился к ней, его темные волосы коснулись ее белой кожи, и ее пронзило острое, раскаленное добела желание, смесь телесного голода и эмоциональной потребности. Больше всего она жаждала, чтобы он утолил ее желание, но понимала, что он должен быть в ней, меньшее ее не удовлетворит. Роман встретился с ней взглядом и, по-видимому, прочел ее мысли. Вместо того чтобы доставить ей удовольствие своим ртом, как он, казалось, собирался, он снял с нее джинсы и встал. В считанные секунды он тоже разделся, и вот уже они оба стояли нагие, оба одинаково возбужденные.

Роман шагнул к Шарлотте и протянул руки:

— Иди сюда.

Она подчинилась. Он поднял ее на руки, она обхватила ногами его бедра, руками обняла его за шею, ее спина снова была прижата к стене. Тепло тела Романа обволакивало ее, возбуждая еще сильнее.

— Я хочу, чтобы ты был во мне, — прошептала она.

— Я хочу того же.

Им пришлось немного повозиться, но наконец Шарлотта почувствовала, что он готов войти в нее. И когда он это сделал, она не просто приняла его в свое тело, ее сердце раскрылось, ей вдруг стало казаться, что возможно все. Да и как могло быть иначе, когда она чувствовала, что он наполняет ее и готов взорваться?

Он начал двигаться с ней, входя все глубже, и с каждым движением, с каждым толчком напряжение внутри ее все нарастало, она не могла перевести дух, но это было и не нужно, ощущения захлестнули ее, вознося все выше и выше, к самому краю и еще дальше, и она испытала оргазм, равного которому никогда еще не испытывала — потому что это был не просто секс, но любовь.

Прерывистый стон Романа подсказал ей, что он испытывает то же самое. Она его любит. Позже, уже засыпая в его объятиях, Шарлотта спросила себя, почему она так долго не желала себе в этом признаваться.

Шарлотта проснулась и потянулась. Прохладные простыни холодили ее обнаженную кожу. Проснуться в одиночестве было одновременно и привычно, и странно. Она всю жизнь просыпалась одна, этим сегодняшнее утро ничем не отличается от других, но после того, как она провела ночь, прижимаясь к Роману, просыпаться одной было как-то тревожно и неприятно. То же можно было сказать и о чувствах, которые атаковали ее еще не до конца проснувшийся мозг.

Она понимала, почему на исходе ночи Роман поцеловал ее и ушел, она уважала его стремление оградить ее от сплетен, неизбежных в их маленьком городке. Но ей его не хватало, она скучала по нему и хотела снова заняться с ним любовью. Она его любит. Каждая из этих мыслей пугала Шарлотту до невозможности.

Она встала и стала делать все то, что проделывала каждое утро, притворяясь, будто все осталось по-прежнему. Горячий душ, горячий кофе, быстрый спуск по лестнице в магазин. Все как обычно. Но невозможно отрицать, что сама она стала другой. Потому что тремя этими словами, «я люблю тебя», она привязала себя к Роману. И теперь, когда эти слова были произнесены, она боялась, что ее жизнь изменится навсегда. И если история — ее матери, ее отца и даже Романа — что-то значит, то эта перемена будет не к лучшему.

С этой тревожной мыслью Шарлотта вошла в открытый магазин. Она надеялась, что знакомые оборки и кружева и ванильные попурри, которые она обновляла каждый день, успокоят ее нервы. Она вошла — и в ноздри ей неожиданно ударил запах лаванды. Запах будоражил и разрушал ощущение успокаивающего однообразия, которое она надеялась здесь обрести.

— Бет! — позвала она.

— Я здесь.

Подруга вышла из подсобки с бутылочкой освежителя воздуха. Она шла и по дороге распыляла аромат.

— Вчера здесь была бригада уборщиков, и такое впечатление, что они разлили в кабинете бутыль аммиака. — Она замахала рукой перед носом. — Там просто задохнуться можно. Я пытаюсь перебить тот запах и распыляю этот.

Шарлотта с отвращением сморщила нос:

— Неужели так плохо?

Ее мутило и от запаха лаванды. Она прошла в магазин и бросила сумочку возле прилавка, а когда дошла до зоны примерочных, то попятилась.

— Фу!

Ее идея закрыться в кабинете и с головой уйти в работу, спрятавшись от всяких мыслей, с треском провалилась.

Бет кивнула.

— Я закрыла дверь в кабинет, чтобы запах не просочился в примерочные, и весь день держала окна открытыми, чтобы все проветрить.

— Спасибо. По крайней мере в самом зале воздух не так уж плох.

— Надеюсь, так и останется.

— Что ж, придется закрыть примерочные и помечать чеки — все, что будет куплено сегодня, придется принять обратно, если потребуется.

Обычно вещи, которые были на распродаже, а также купальники и нижнее белье они не принимали, а только обменивали, но это было бы несправедливо, если покупатель не имел возможности примерить вещь перед тем, как купить.

— Если запах усилится, придется закрыть магазин на весь день. Незачем нам травиться.

Бет еще несколько раз пшикнула распылителем.

— А ты не могла выбрать какой-нибудь другой аромат?

— В супермаркете больше ничего не было.

— Ладно, не важно. Только, пожалуйста, не распыляй больше, посмотрим, что будет.

Бет поставила освежитель на полку и пошла вслед за Шарлоттой в торговый зал. Шарлотта приоткрыла входную дверь, чтобы впустить свежий воздух.

— Ну вот, — сказала Бет, присаживаясь на прилавок рядом с кассой. — Я рада, что ты здесь и улыбаешься. Как ты себя чувствуешь после… ну ты понимаешь.

На последних двух словах Бет понизила голос до шепота. Шарлотта поняла, что она имеет в виду вчерашнюю сцену, разыгравшуюся во время бейсбольного матча.

А Шарлотта, как только она села в машину Романа, напрочь забыла и о Бет, и об обеде, и обо всем остальном.

— Я — прекрасно, — ответила она так же приглушенно, потом спохватилась, оглядела пустой магазин, расширила глаза и спросила уже громко: — А почему мы шепчем?

Бет пожала плечами:

— Сама не знаю.

— Ну так вот, я в порядке. Хотя мне не понравилось, что мне устроили засаду в общественном месте. Если папа, то есть я хотела сказать Рассел, хотел со мной поговорить, он мог бы мне позвонить. Или зайти. Или застать меня где-нибудь одну. А так… это было унизительно.

Бет посмотрела на свои ногти, избегая встречаться взглядом с Шарлоттой, и спросила:

— А ты бы уделила ему время, если бы он так сделал? Шарлотта повращала плечами — от их разговора ее начало сковывать напряжение.

— Не знаю. Ты бы уделила время Доктору Импланту? — Тут же пожалев о сказанном, Шарлотта ахнула. — Господи, Бет, прости! Не знаю, почему я срываю на тебе злость. — Шарлотта подбежала к прилавку и обняла Бет. — Ты меня прощаешь?