— Ты сам сделаешь это, используя полученный опыт. Не беспокойся об этом. Беспокойство порождает страх, а страх мешает воспринимать окружающий мир, потому что заставляет человека сосредотачиваться на себе.

— А это слишком тяжело, я помню, — кивнул Сафир.

— Хорошо. Спрашивай дальше.

— Когда ты начнешь учить меня магии?

— Сейчас.

— Правда? — Сафир не смог скрыть радостного удивления.

— Да. Ты имеешь первое необходимое знание. Ты получил его в чреве хэрда. Итак, скажи мне, из чего состоит мир?

— Из частиц.

— И что с ними можно сделать?

Сафир помолчал, подбирая правильный ответ.

— Разъять и собрать заново.

— А еще?

— Изменить их природу.

— Каким образом?

— Разобрать на еще более мелкие и переставить.

— Что нужно, чтобы сделать это?

— Установить с частицами связь.

— При помощи чего?

— Энергетических сетей.

— Верно. Как это можно сделать?

Сафир снова помолчал, прежде чем дать ответ.

— Сети нужно увидеть, — сказал он.

— Правильно.

— Но как, атаи?

— При помощи концентрации. Чтобы этому научиться, необходимо уметь отвлечься от всего лишнего и сосредоточиться на том, что необходимо. В этом тебе поможет она. — Дьяк указал на хрустальную пирамиду, которую всегда ставил между собой и учеником во время бесед такого рода.

— Что я должен делать? — спросил Сафир, глядя на пирамиду. До сих пор атаи не объяснял ему ее предназначения.

— Смотри. Постарайся добиться того, чтобы перестать видеть окружающий мир. Перед тобой должна остаться только пирамида. Без концентрации волшебство невозможно. Тебе нужно научиться входить в транс легко и быстро и при этом оставаться в сознании. Это трудно и требует тренировок. У нас есть время, но его не так уж много, поэтому пользуйся каждым мигом. — Дьяк поднялся. — Я покину тебя. Когда добьешься успеха, скажи.

— Хорошо, атаи, — кивнул Сафир.

Казантарец ушел, но Маград, глядя на пирамиду, не мог сосредоточиться. Как назло, в голову лезли мысли об Армиэль. Ему не хватало ее, и не проходило дня, чтобы Сафир хоть на секунду не пожалел о том, что ему стала известна правда о смерти его родителей. Он стыдил себя за такие мысли и злился, но ничего не мог поделать: перед глазами стоял образ Армиэль. Он представлял девушку в том золотистом платье, которое было на ней в день, когда они встретились в дворцовом саду у фонтана. Тогда ничто не предвещало скорой разлуки, и им казалось, что счастье не за горами. Они мечтали, строили планы и наслаждались обществом друг друга. Как много изменилось с тех пор! Она превратилась в дочь убийцы, а он — в мстителя, который должен отнять жизнь у ее отца. Судьба слишком жестоко обошлась с ними: прошлое настигло их именно тогда, когда, казалось, уже ничто не способно омрачить существование влюбленных.

Сафиру было особенно жаль, что они с Армиэль так редко виделись в последнее время. Теперь этого уже было не наверстать. Впрочем, он понимал, что даже будь они вместе каждый миг, это не помогло бы ему сейчас, когда их разделяли сотни миль.

Сафир тряхнул головой, отгоняя видения: к чему грезить о несбыточном? У него есть дело, и он твердо решил довести его до конца.

Пирамида сверкала в лучах заходящего солнца, ее грани искрились, и в них проскальзывала радуга. Сафир постарался сосредоточиться на ней — атаи велел абстрагироваться от всего, что может отвлечь его от этого кусочка хрусталя. Возможно, в этом и было спасение: оставляя лишь одну мысль из многих, рано или поздно он научится не думать об Армиэль.

Зимария пронаблюдал за тем, как голова гигантской птицы исчезает под водой, и отвернулся. Ему было немного грустно оттого, что труд стольких лет исчез на дне озера, но он понимал, что иногда важнее пожертвовать одной фигурой, чтобы выиграть всю партию.

Голем и гондола были слишком приметны, и анкхели в конце концов непременно отыскали бы их, а заодно и беглецов. Поэтому вовремя избавиться от громоздкого средства передвижения было не менее важно, чем затеряться в лесах.

Зимария попрощался со своими спутниками — их на тот момент оставалось четверо. Все остальные высадились раньше и отправились своей дорогой.

Расставание было теплым. Они выпили по стакану рома, еще остававшегося в продовольственных запасах, и обнялись. Здесь, на берегу озера, их пути расходились.

Зимария двинулся на восток. Он не знал, куда именно отправится и чем займется, но не сомневался, что быстро найдет дело себе по вкусу. Человек, так тщательно изучивший искусство создания големов, не может остаться без работы.

Он понимал, что анкхели будут искать его. Они не остановятся и не перестанут рыскать по Синешанне, а значит, ему придется изменить внешность. Существовало несколько способов сделать это, и по дороге Зимария размышлял, какой предпочесть: обычный грим или более радикальный? Чем дальше он углублялся в леса и чем ближе становились обитаемые земли Синешанны, тем больше он склонялся ко второму. Это давало много преимуществ, а главное, Зимария всегда предпочитал надежность и не выносил полумер. Поэтому, когда он вышел к первой попавшейся на пути деревне, то твердо решил прибегнуть к волшебству и изменить черты своего лица до неузнаваемости. Оставалось только найти опытного практикующего мага, который возьмется за это и не станет трепать языком.

В деревне Зимария остановился у старосты: трактира не было и в помине, так как все поселение состояло из трех десятков дворов и никаких мало-мальски важных дорог поблизости не было. Тянулся только полузабытый тракт, ведущий неизвестно куда.

В деревне было тихо и спокойно, однако Зимария понимал, что надолго оставаться в ней нельзя. Анкхели, конечно, обыщут всю округу. У него была небольшая фора, но не стоило ею злоупотреблять. Проведя у старосты день и пополнив запасы еды и питья, Зимария отправился дальше на восток — теперь уже на лошади.

Вскоре он добрался по заброшенному тракту до речушки, через которую был переброшен шаткий и местами почти насквозь прогнивший мост. Ехать по нему верхом было опасно — старые доски могли не выдержать, — поэтому Зимария спешился и взял коня под уздцы. Перебравшись на другой берег, он уже хотел отправиться дальше, когда нечто заставило его поднять голову и взглянуть на небо. На фоне облаков стремительно двигалась крылатая тень. Зимария потащил скакуна в чащу, надеясь, что его не заметили и он еще успеет спрятаться. Надежды на это было мало, поскольку анкхели обладали острым зрением, но не стоять же посреди дороги, задрав голову!

Зимария завел лошадь поглубже в лес — туда, где кроны образовывали подобие шатра. Конечно, давала себя знать осень, и укрытие не было таким плотным, как хотелось бы, но ничего другого не оставалось. Зимария с тревогой ждал появления анкхелей: он заметил только одного, но остальные должны быть поблизости. Впрочем, даже без товарищей крылатый страж представлял для Зимарии смертельную опасность. Беглец не знал, что его ждет: постараются ли анкхели вернуть его в Маор-Агтон или прикончат на месте, как того требует закон Черной Башни. В любом случае участь была незавидной.

Минуты шли, но никто не обрушивался на Зимарию с неба — вероятно, его преследователи все же не заметили человека и полетели дальше. Выждав для верности еще немного, Зимария повел коня через лес — он хотел выйти на тракт восточнее, чтобы подстраховаться на случай, если анкхели еще кружат вблизи моста.

Выбравшись из чащи, Зимария некоторое время разглядывал небо, а затем сел на коня и погнал его вперед. Ему еще долго казалось, что стражи Черной Башни могут появиться в любую минуту, он буквально чувствовал спиной их крылатые тени. Но опасения оказались напрасными, и к полудню Зимария благополучно добрался до относительно большого поселения, где имелся не только трактир, но даже храм, чей шпиль возвышался над двускатными крышами изб. От этой деревни вела дорога получше, и на постоялом дворе Зимарии сказали, что по ней можно за неделю добраться до Урдисабана. Он не собирался здесь задерживаться — разве для того, чтобы быстро перекусить. Мысль о том, что анкхели где-то неподалеку, неотвязно преследовала его.