— Правда ли, что в Казантаре вооружают солдат не только мечами и копьями, но также тулварами и булавами?

— Тулвары носят у нас легковооруженные воины, — ответил Дьяк, — а булавами пользуются всадники, но редко. Впрочем, мне кажется, что мои объяснения излишни: вы прекрасно осведомлены о положении дел в Казантаре.

Сафир молча поклонился. В это время на площади затрубили герольды, и армия стала строиться. Парад начался. Дьяк подошел ближе к перилам, чтобы лучше видеть происходящее, а Сафир встал на полшага сзади — чтобы быть поблизости, если послу что-нибудь понадобится, но не мозолить при этом глаза. Император Камаэль подошел к послу и тихо приветствовал.

— Ваше Величество, — Дьяк учтиво поклонился, — ваша армия великолепна.

— Благодарю.

— Редко увидишь подобное зрелище.

— Надеюсь, вы пробудете в Тальбоне достаточно, чтобы еще не раз полюбоваться им. — Император любезно улыбнулся. Посол молча поклонился.

Тем временем легат выехал на середину фронта и подал сигнал к окончательному построению. Солдаты замерли. Наступила полная тишина. Выдержав так полминуты — для большего эффекта, — легат скомандовал выполнение маршевых маневров. Тотчас же воздух наполнился сигналами рожков и труб, криками командиров, топотом ног и бряцанием оружия.

Сафир смотрел на то, как стройно и слаженно движутся по площади легионы, и невольно радовался — было что-то величественное и завораживающее в том, как сотни людей синхронно выполняли необходимые действия, представляя собой механизм уничтожения противника. Войско казалось несокрушимой силой, способной стереть с лица земли любого врага. Сафир чувствовал гордость за свою страну, за своего императора и за себя. Вернее, за то, что принадлежал к великому народу великого государства.

Через полчаса парад закончился, и легионы вновь построились перед дворцом и замерли. Ветер развевал плюмажи легатов, штандарты и знамена.

— Великолепно! — проговорил Дьяк, обращаясь к императору.

— Рад, что вам понравилось.

— Глядя на эту армию, Ваше Величество, невольно благодаришь богов за то, что наши страны не враждуют.

— Вы преувеличиваете, — отозвался император с улыбкой. — Уверен, войско вашего повелителя выглядит не менее впечатляюще.

Дьяк молча поклонился, давая понять, что в известной степени правитель Урдисабана прав. Его ручное животное тихо пискнуло и прижалось к груди хозяина.

— Правда ли, что жители Казантара считают некоторых зверей своими талисманами? — спросил император.

— Порой они действительно бывают полезны, — ответил Дьяк, погладив животное по голове, отчего то прикрыло выпуклые глаза и тихо заурчало, — но я бы не стал называть их талисманами. Они не защитят от сглаза или порчи и не принесут удачу в привычном смысле этого слова.

После парада послу Казантара преподнесли подарок от императора: полный доспех, сработанный из стали и покрытый золотой насечкой. К нему прилагался также высокий шлем с гребнем, сделанным в виде изогнувшегося дельфина.

— Мы не могли преподнести его раньше, — сказал император, вручая подарок Дьяку, — ибо не знали, что вы окажетесь столь богатырски сложены, и прогадали с размером.

— Ваши мастера настоящие волшебники, если сумели подогнать доспехи всего за несколько дней.

— Мы приготовили также подарок для императора Ламагрона, — сказал Камаэль, подавая знак, Тотчас в зал внесли несколько сафьяновых подушек, на которых лежали богато отделанные части конской сбруи. Они сверкали бриллиантами, жемчугом и горным хрусталем. После положенных слов благодарности подарки было приказано упаковать и отнести в покои Дьяка. Затем все отправились на пир, не такой роскошный, как первый, но тоже полный сюрпризов. Император Камаэль придерживался мнения, что гостей нужно развлекать, а его слуги были мастера на выдумки.

Сафир смог вырваться, только когда посол Казантара уединился с императором (если не считать преторианцев, не отходивших от своего повелителя ни на шаг) в малом аудиенц-зале для того, чтобы наметить примерный перечень вопросов, по которым предстояло достичь согласия. На самом деле это было формальностью, и главной целью являлось желание договаривающихся сторон присмотреться друг к другу.

Сафир отправил Фаимара с запиской к Армиэль, и через полчаса они встретились у ворот дворца. Принцессу сопровождали телохранители, державшиеся чуть поодаль. Девушка сидела верхом на жеребце с золотистой шерстью и белоснежной гривой — эту породу выводили в доме Джестра специально для императорского двора. Сафир вел под уздцы Риамаха.

— Я так соскучилась! — громко прошептала Армиэль, низко склонившись с седла. — Думала, тебя никогда не отпустят!

— Посол занят с твоим отцом. На остаток дня я свободен.

— Куда мы отправимся?

Сафир поставил ногу в стремя и сел верхом. Риамах вскинул голову и тихо всхрапнул. Его грива была заботливо расчесана Фаимаром, а шерсть лоснилась и блестела, как шелковая.

— В бухту Миарголона.

— Это довольно далеко, — неуверенно проговорила Армиэль.

— Стемнеет еще не скоро, — Сафир нежно взял ее за руку, — а бухта — самое красивое место в Тальбоне.

— Хорошо, — принцесса улыбнулась. — Не будем терять время! — Она вскрикнула, подавая команду коню, и устремилась к воротам.

Сафир пришпорил каблуками Риамаха и пустился следом. За ними помчалась кавалькада телохранителей.

Солнце клонилось к горизонту, но небо еще не начало окрашиваться в закатные цвета, и то, что наступил вечер, можно было понять лишь по длинным глубоким теням, лежавшим поперек аллеи, обсаженной дубами и вязами. Когда отряд с Сафиром и Армиэль во главе выехал за пределы дворца и помчался по улицам столицы, гвардейцы сократили расстояние между собой и своей подопечной. Постепенно всадники перешли в галоп. Люди шарахались в стороны, пропуская мчащуюся во весь опор кавалькаду, и с изумлением смотрели вслед одетой в темно-синее платье принцессе, чей золотой плащ развевался за спиной подобно крыльям.

Через четверть часа отряд выехал на пристань, у которой теснилось множество мелких лодок и парусников. За ними, на значительном расстоянии от берега, стояли на якоре галеоны и фрегаты со спущенными парусами. Между ними виднелись галеры и триремы с огромными глазами, делавшими их похожими на морских драконов. Если проехать от пристали на запад примерно полмили, можно было увидеть несколько лежащих на боку кораблей, вдоль днищ которых сновали рабы с металлическими лопатками и щетками, — они очищали суда от налипших на них ракушек, водорослей, рыб-прилипал, ила и прочего. Этот процесс назывался кренгованием, и каждый корабль подвергался ему, по крайней мере, дважды в год, чтобы не потерять ходовых качеств. Это было очень важно, так как в водах Синешанны вовсю орудовали уримашские пираты, удрать от которых могло только быстрое и маневренное судно.

Но Армиэль и Сафир поехали на восток, где возвышался утес Морского Змея, на вершину которого вела узкая дорога, больше похожая на тропинку. Там находился знаменитый трактир «Поднебесный», излюбленное место старых морских волков и новичков, желающих послушать их истории. Хозяин платил высокий налог в государственную казну, но его прибыли превосходили все затраты. Даже необходимость карабкаться на гору не останавливала моряков, и они разве что не дрались за возможность остановиться именно в «Поднебесном», откуда открывался вид как на столицу Урдисабана, так и на бухту с сотнями судов.

Сафир и Армиэль поднялись на утес и остановились лишь у края, где дул резкий соленый ветер и развевал гривы лошадей, плащи людей и волосы принцессы. Солнце садилось над морем, и по сине-черным волнам до самого берега бежала золотая дорожка. Низко-низко пролетали редкие чайки, высматривавшие рыбу. Над горизонтом небо было чистым и лазоревым, а выше темнело и над головой уже обретало оттенок антрацита. Из-за ветра с запада на восток тянулись перистые облака, похожие на огромные лебединые крылья.