Мок, после того, как он прекрасно выспался в гостинице "Гранд", после солидного завтрака и прогулке по Гетьманской и Академической улицам, сидел вместе с несколькими польскими полицейскими, а так же судебным медиком и в то же самое время психологом, доктором Иваном Пидгирным, в кабинете подинспектора Зубика. Он со всем вниманием слушал выступление начальника следственного отдела, которое переводил ему на ухо Попельский:

— Господа, — Зубик вознес обе руки вверх и с грохотом опустил их на стол, — благодаря отчетам директора Мока, мы можем обновить следствие по делу Минотавра. Главным подозреваемым является человек, которого, похоже, найти будет несложно. Комиссар, — обратился он к Попельскому, — даю вам слово в связи с вашим лучшим знанием немецкого языка.

Попельский поднялся, поправил на носу темные очки и встал за столом Зубика. Начальник не сместился хотя бы на миллиметр, показывая, что всего на мгновение передает ему председательство в собрании.

— Главным подозреваемым… — Попельский старался говорить медленно; конечно же, все присутствующие в кабинете львовские полицейские, за исключением Стефана Цыгана, свои знаки отличия получали еще во времена императора Франца-Иосифа, а доктор Пидгирный обучался в университете в Черновцах, но не применяемый каждый день немецкий язык мог затруднить понимание важных инструкций, которые он хотел выдать. — Главным подозреваемым является смуглый брюнет лет не более тридцати, с педерастическими наклонностями. Все это нам стало известно, благодаря директору Моку. Тот подозреваемый, в день убийства неустановленной польки, Анны, был одет как женщина. Он имеет контакты с вроцлавским миром гомосеков. Немецкий таможенник из Хебзя помнит, что он часто пересекал польско-германскую границу. Всегда он путешествовал в салоне-купе, в сопровождении пожилых, богатых немцев.

— Мужская дама, — сказал по-польски комиссар Вильгельм Заремба. — Знавал я таких при Франце, что ездили железной дорогой, но то были исключительно девахи. — Он многозначительно поглядел на Попельского. — Не парни. Одна поездка в Вену с богатым клиентом, и целую неделю на Гетьманских Валах[61] можно было уже не появляться.

Взгляды Попельского и Мока быстро пересеклись.

— Господа, давайте не отходить от темы, — укоризненно сказал Зубик. — Ad rem[62]. Итак, у нас есть кое что, чего раньше не было. Исходный пункт. Продолжайте, пан комиссар Попельский.

— Так, — заговорил упомянутый. — После двух убийств в 1935 году Минотавр снова активизировался. Он убил через два года и сделал это в Германии. Как бы вы объяснили это, доктор?

— Это свидетельствует о том, — невысокий доктор Пидгирный поднялся с места и почесал ногтем по своему покрытому оспенными ямками лицу, о котором злые языки говорили, будто бы оно выедено трупным ядом, — что он становится осторожным. Два предыдущих убийства в окрестностях Львова, а теперь далеко, в Германии, во Вроцлаве… К тому же, он замаскирован женской одеждой. Наверняка господа пожелали бы спросить, возможно ли, чтобы человек с педерастическими наклонностями мог изнасиловать женщину. Лично я считаю, что здесь очень много говорит слово "наклонности". Быть может, он занимается актами обоего вида, являясь их пассивным или активным участником. В этом втором случае, он может быть нормальным мужчиной; в первом: возможно, он всего лишь бесстрастный и пассивный объект, который нашел для себя именно такой, а не иной способ заработка. Наверняка он обладает более, чем нормальными половыми потребностями. Вполне возможно, что у него случились какие-то моральные пертурбации в учебном заведении, в общежитии… Это все, что я могу сказать.

— Благодарю вас, доктор. — Попельский кивнул Пидгирному, когда тот садился. — Итак, мы имеем важные черты подозреваемого: смуглость, как бы цыганская внешность, сильно развитая половая сфера и педерастические наклонности. По соглашению с инспектором Зубиком, я разделяю среди вас задания. Среду мужчин с греческими склонностями проверит пан аспирант[63] Стефан Цыган. — Попельский скрупулезно перечислял должности и фамилии, ибо из собственного опыта знал, как нелегко запомнить чужестранные имена, а ему хотелось, чтобы Мок хорошо знал, с кем ему придется работать. — Вы, Цыган, начнете с мальчиков Шанявского и с некоторых посетителей заведения Атласа[64]. Шанявский — это известный танцор, балетмейстер Большого Театра, — пояснил он Моку. — Вокруг него роится множество ему подобных, если же имеется желание найти их наибольшее сборище, тогда надо идти к Атласу. Именно туда приходят литераторы, художники, а среди них тоже встречаются педерасты. Атлас — это наиболее частое…

— Местечко для их рандеву, — закончил за него Заремба и с улыбкой повернулся к Цыгану. — А ты, Стефцьо, поосторожнее в этом Атласе. Ты же у нас такой миленький, худенький… Для них это лакомый кусочек… Как прецль[65]…

Все, за исключением Мока и Зубика захихикали. А вот аспиранту Цыгану, стройному молодому шатену в повязанном на шее шарфике, было совершенно не до смеха. На инсинуации Зарембы он ответил лишь презрительно фыркнув.

— Да, именно там они и уговариваются, — Попельский вернулся к прерванной теме, погоняемый суровым взглядом начальника. — Пан аспирант Валериан Грабский в первую очередь займется делами в отделах полиции нравов наших двух управлений, городского и воеводского. А после того отправится по тропам, обнаруженным в документах, расспросит директоров и швейцаров — в особенности швейцаров, они все знают! — городских бурс[66] и студенческих общежитий.

Грабский, невысокий и полный, выглядящий добродушным мещанином, щурил глаза от табачного дыма и записывал в блокноте указания Попельского. Его не запоминающаяся внешность заранее направляла его на работу в качестве тайного разведчика, и она же обманула уже не одного преступника.

— Еврейскую среду в поисках смуглого брюнета — педераста прочешет пан аспирант Герман Кацнельсон, — продолжал комиссар. — Прошу не забывать, пан аспирант, о наших армянах, а так же о беженцах из советского Закавказья. Пан криминальный директор Эберхард Мок, комиссар Вильгельм Заремба и я лично посетим все сиротские дома и школы во всем воеводстве.

— Прошу прощения за то, что вмешиваюсь, — словно пружина сорвался с места доктор Пидгирный, — но вы, пан комиссар, забыли про русинов.

— О ком? — спросил удивленный Мок.

— Русины… — Попельский старательно подбирал слова. — Это наши сограждане украинской национальности, вероисповедания, в основном, греко-католического, гораздо реже — православного. Во Львове и в юго-восточных воеводствах они представляют значительный процент населения. Присутствующий здесь доктор Иван Пидгирный как раз является русином.

— Понял, — сказал Мок, вопреки всему тому, что деялось у него в голове. — А они важны для нашего следствия? Они, что, все смуглые?

— Вот видите, доктор? — весело рассмеялся Попельский. — Вы повсюду выискиваете дискриминации русинов. Даже если среди них не хотят искать убийцу. Я же попросту упоминаю все остальные национальности, а про русинов не упомянул ни словечком! Почему так? Криминальдиректор Мок задал очень хороший вопрос! Нет, пан директор Мок, смуглая кожа вовсе не является отличительным признаком русинов. Они ни в чем от нас не отличаются.

— Уж мне не знать, что такое дискриминация! — Пидгирный не привык так легко отступать.

— А что же такого с вами стряслось? — вновь заинтересовался Мок.

— А знаете, — ответил доктор, — что меня заставляли поменять имя и фамилию на польские? На "Ян Подгурны"! Преподаватель университета не может зваться Иваном Пидгирным! И что это, как не дискриминация!