Такого человека здесь не было. Ни сейчас, ни прежде. В этом здании всегда находился банк. Не ошибся ли он номером? Нет, фамилия, номер дома и название улицы глубоко врезались в память мальчика. Постойте! Может быть, это фамилия клиента, который дал адрес банка? Клерк, высказавший это предположение, быстро исчез, чтобы навести справки в бухгалтерии. Кларенс ждал его с сильно бьющимся сердцем. Вот клерк вернулся. Нет, по книгам такой фамилии не значится. И никто во всем банке не знает никакого Джексона Бранта.

На миг конторка, о которую оперся мальчик, словно подалась под его тяжестью; ему пришлось ухватиться за нее обеими руками, чтобы не упасть. Как ни ужасно было разочарование, как ни безнадежна перспектива будущего, как ни уязвлена гордость при мысли, что получается, будто он злонамеренно обманул мистера Пейтона, больше всего его ранило внезапное мучительное чувство, что его самого обманули, провели, оставили в дураках! Ибо у него впервые блеснула догадка: вот откуда взялось смутное чувство несправедливости, которое все время его преследовало, ведь это не что иное, как завершение подлого замысла избавиться от него, ведь родственники нарочно загнали его сюда и бросили, одинокого, беспомощного, вышвырнули вон, как надоевшего кота, как собачонку!

Возможно, все это как-то отразилось на его лице, потому что клерк, взглянув на него, предложил ему присесть и снова исчез в таинственной глубине помещения. Кларенс понятия не имел, долго ли он отсутствовал, не замечал ничего, кроме своих безрадостных мыслей, и вдруг с удивлением обнаружил, что клерк ведет его за конторку во внутреннюю комнату, сплошь заставленную столами, а оттуда через стеклянную дверь в кабинет поменьше, где за столом сидел и что-то писал человек, необычайно занятой на вид. Не поднимая головы, он прервал свое занятие, только чтобы промокнуть лист бумаги, лежавший перед ним, и сказал деловым тоном:

— Стало быть, тебя послали к человеку, которого здесь нет, и вообще неизвестно, где он? Ну, ничего. — Кларенс тем временем положил перед ним письмо Пейтона. — Некогда мне сейчас читать. Ну-с, ты, верно, хочешь, чтоб тебя отправили назад в Стоктон?

— Нет! — ответил мальчик, с трудом сдерживая дрожь в голосе.

— Ну, это не деловой разговор! А есть у тебя здесь знакомые?

— Ни души. Поэтому они сюда меня и послали, — сказал мальчик, вдруг охваченный смелостью отчаяния, тем более что он с бешенством почувствовал, как на глазах у него навернулись слезы.

Предположение Кларенса, видимо, показалось человеку забавным.

— Что ж, и правда, похоже на то, — сказал он с мрачной улыбкой, уткнувшись в свою бумагу. — А деньги у тебя есть?

— Немного.

— Сколько?

— Долларов двадцать, — сказал Кларенс неуверенно.

Не поднимая глаз, мужчина привычным движением выдвинул ящик и достал оттуда две золотые монеты по десять долларов.

— Вот тебе еще двадцать, — сказал он, кладя монеты на стол. — Это даст тебе возможность освоиться. Если некуда будет податься, приходи опять.

И он с многозначительным видом обмакнул перо в чернила, давая понять, что разговор окончен.

Кларенс отодвинул от себя деньги.

— Я не нищий, — сказал он упрямо.

На этот раз мужчина поднял голову и проницательно посмотрел на мальчика.

— Не нищий, вот как? Ну, а я похож на нищего?

— Нет, — запинаясь, сказал Кларенс, взглянув в его надменные глаза.

— И все же на твоем месте я с благодарностью взял бы эти деньги.

— Только если вы позволите мне потом вернуть их, — сказал Кларенс, пристыженный, не на шутку испугавшись, что он невольно обидел этого человека.

— Позволяю, — сказал тот и снова склонился над столом.

Кларенс взял деньги и смущенно вынул кошелек. Мальчик в первый раз прикоснулся к кошельку с тех пор, как получил его назад в баре, и его удивило, что кошелек такой тяжелый и полный — просто битком набит: когда он его открыл, несколько монет даже упали на пол. Мужчина быстро поднял голову.

— Ты, кажется, сказал, что у тебя только двадцать долларов, — заметил он мрачно.

— Мистер Пейтон дал мне сорок, — сказал Кларенс в недоумении и покраснел. — Двадцать я уплатил за выпивку в баре… и… — Он запнулся. — Я… я… не знаю, откуда взялись остальные.

— Двадцать долларов за выпивку? — переспросил мужчина, отложил перо и, откинувшись в кресле, взглянул на мальчика.

— Да… то есть… в Дэвидсон-Кроссинге я угостил нескольких джентльменов, моих попутчиков, сэр.

— Ты что же, всех гуртом угощал?

— Нет, сэр, только четверых или пятерых… и еще бармена. Но в Калифорнии все так дорого. Я же знаю.

— Пожалуй. Но по тебе это как-то не очень заметно, — сказал мужчина, покосившись на его кошелек.

— Они попросили у меня кошелек поглядеть, — торопливо объяснил Кларенс, — вот как было дело. Кто-то случайно положил свои деньги в мой кошелек.

— Ну еще бы, — сказал мужчина хмуро.

— Конечно же, так оно и было, — сказал Кларенс с некоторым облегчением, но все же чувствуя себя неловко под упорным взглядом этого человека.

— Ну, в таком случае еще двадцать долларов тебе ни к чему, — сказал тот спокойно.

— Но ведь эти деньги не мои, — нерешительно возразил Кларенс. — Я должен найти хозяина и вернуть их ему. Может быть, — добавил он робко, — можно оставить их у вас и зайти, когда он найдется, или прислать его сюда?

Он с величайшей серьезностью отсчитал те деньги, которые оставались от подарка Пейтона, и те двадцать долларов, которые только что получил. Оставалось сорок долларов. Он положил их на стол перед владельцем банка, который, не сводя с него глаз, встал и открыл дверь.

— Мистер Рид, — позвал он.

Появился клерк, который привел сюда Кларенса.

— Откройте счет на имя… — Он замолчал и вопросительно повернулся к Кларенсу.

— Кларенса Бранта, — сказал мальчик, краснея от волнения.

— На имя Кларенса Бранта. Возьмите вот этот вклад. — Он указал на деньги. — И выдайте ему расписку.

Клерк ушел, удивленно поглядывая на деньги, а банкир помолчал, снова посмотрел на Кларенса и сказал:

— Ну, я думаю, ты не пропадешь. — После чего вошел обратно в свой кабинет и закрыл за собой дверь.

Надеюсь, читателю не покажется невероятным, что Кларенс, всего несколько мгновений назад подавленный горьким разочарованием и печальным сознанием, что родственники его бросили, теперь вдруг почувствовал, что вознесся на головокружительную высоту независимости и зрелости. Минуту назад, в банке, он был одиноким мальчиком без единого друга, а вышел оттуда не нищим, которому удалось выклянчить подаяние, — нет, этот важный банкир сам отверг такую мысль, — а настоящим клиентом! Вкладчиком! Деловым человеком, как все те взрослые люди, которые толпились в первой комнате! Он стал человеком в глазах того самого клерка, который только что пожалел его. Теперь он понял, что с ним разговаривал тот, чья фамилия была написана на дверях банка, тот, о ком его попутчики говорили с восхищением и завистью, — сам банкир, знаменитый по всей Калифорнии! Что ж тут невероятного, если мальчик, наделенный богатым воображением и полный надежд, забыл все на свете — и цель своего прихода и даже то, что он не считал эти деньги своими, — сдвинул шляпу набекрень и быстро зашагал по улицам навстречу счастливой судьбе?

Часа через два к банкиру пришел другой посетитель. Это был человек, похожий на фермера, который ехал вместе с Кларенсом. Видимо, он был лицом влиятельным, так как банкиру немедленно доложили о приходе «капитана Стивенса». После обычного делового разговора капитан небрежно спросил:

— А писем для меня нет?

Занятый банкир указал пером на букву «С» среди расположенных по алфавиту отделений ящика, стоявшего у стены. Отобрав свою корреспонденцию, капитан молча постоял, держа в руке письмо.

— Послушайте, Карден, тут вот письмо для какого-то Джона Силсби. Когда я заезжал полтора месяца назад, оно уже было здесь.

— Ну и что?

— Так зовут караванщика из Пайк-Кантри, которого в прерии убили индейцы. Вчера во Фриско[6] газеты сообщили подробности. Может, это письмо ему адресовано. На нем нет марки. Кто его принес?