Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Он прислушался и различил отдаленные возгласы и глухой, тяжелый конский топот. Он вдруг с испугом и яростью подумал, что это, должно быть, люди Маккинстри удирают, потерпев поражение, и этим испугом, этой яростью впервые отождествил себя с ними. Но звуки приближались, и можно уже было разобрать, что кричат:

— Эй-эй! Постойте там! Шериф!

Это был голос агента Стейси.

В ответ раздался невнятный ропот. Между тем приказ подхватил другой голос, слабый, не геройский, знакомый:

— Приказываю прекратить это! Слышите?

Издевательский смех был ему ответом: голос принадлежал дяде Бену.

— Не суйтесь. Здесь не до шуток! — грозно сказал шериф.

— Он в своем праве, шериф Бригс, — торопливо проговорил Стейси. — Вы здесь защищаете его интересы. Это его земля.

— Что? Этого вот Бена Дэбни?

— Ну да. Он и есть Добиньи, который купил у нас титул на землю.

На минуту стало тихо, затем внизу заговорили.

— А это все означает, ребята, — перекрывая всех, раздался благодушный голос дяди Бена, — что этот молодой человек, хоть он, конечно, желал добра и порядка, все же немного поторопился и слишком круто загнул, что пригласил шерифа. У нас с вами тут шерифу делать нечего. И решать наши с вами дела надо не казенными бумагами и не дробовиками. Такое дело требуется обмозговать сообща, по-дружески, за стаканом виски. Ежели кому какой вред был причинен, ежели пострадал кто, шерифу будет порицание, а я все возмещу. Вы ведь знаете меня, ребята. Это я, Бен Дэбни, или же Добиньи, как кому больше нравится.

Снова стало тихо, но страсти еще, как видно, не улеглись. Тишину нарушали саркастические слова Дика Маккинстри:

— Что ж, ежели Харрисоны не в обиде, что их луг потоптали несколько белых джентльменов…

— За это шерифу будет порицание, — поспешил вмешаться дядя Бен.

— И ежели Дик Маккинстри не в обиде, что у него штаны порвались, пока он ползком по траве пробирался…

— И это уладим, ребята! — весело ввернул дядя Бен.

— А кто уладит вот это? — прогремел голос старшего Харрисона, который споткнулся обо что-то, перебираясь через нападавшее сверху сено. — Здесь в сене лежит Сет Дэвис с проломленной головой. За это кто будет расплачиваться?

Все бросились туда, где стоял Харрисон. Послышались возгласы.

— Чья это работа? — грозным, официальным тоном спросил шериф.

Учитель безотчетно издал восклицание, спрыгнул на пол овина и готов уже был растворить ворота и с вызовом объявиться перед всеми, но миссис Маккинстри, бросив один быстрый взгляд на его исполненное решимости лицо, встала у него на пути, властным жестом веля ему хранить молчание. Ее голос отчетливо прозвучал из глубины овина:

— Если вы про подлого пса, что пытался сюда пролезть, можете отнести его на мой счет!

ГЛАВА X

На следующий же день по всему взбудораженному поселку распространилась весть, что на злосчастной северной меже едва не разыгралась серьезная стычка, которую предотвратило вмешательство дяди Бена, выступившего не только в роли миротворца, но и в качестве того самого мистера Добиньи — законного собственника этого участка. Рассказывали с веселым смехом, что «старая мэм Маккинстри» безо всякой помощи, одна обороняла овин от Харрисонов с товарищами и всей бесстрашной команды туолумнского шерифа — одни говорили: вилами, другие: помелом, третьи: ведром с помоями, но дело обошлось только несерьезным ранением головы, которое получил Сет Дэвис, попытавшийся забраться под крышу овина и сброшенный оттуда отважной миссис Маккинстри и вышеупомянутым помелом. Жители Индейцева Ключа единодушно приветствовали приобретение спорной земли их скромным согражданином, усматривая в этом победу местных сил над непрошеными чужаками.

Однако в том, что в сражении принимал участие учитель, известно не было, не знали даже, что он там присутствовал. Послушный миссис Маккинстри, он просидел на верху овина, пока все не разошлись, унеся с собой бесчувственного Сета. Он попробовал было возражать ей, ссылаясь на то, что Сет, придя в себя, все равно расскажет, как было дело в действительности, но миссис Маккинстри мрачно усмехнулась в ответ:

— Когда он узнает, что вы там были со мной, то предпочтет, я думаю, признать меня своей победительницей, а не вас. Я не говорю, что он это так и оставит и не попробует с вами поквитаться, но только он не будет никому рассказывать, что и как. Хотя, конечно, — еще мрачнее прибавила она, — если вы не против открыть все как есть, как вы здесь очутились и что Сет на самом деле не солгал про вас, то я вам препятствовать не буду.

Учитель промолчал.

И действительно, два дня прошло, а, судя по всему. Сет хранил полное молчание. Однако мистер Форд был решительно недоволен таким исходом. Его отношения с Кресси были известны ее матери, и хоть она и не обмолвилась о них больше ни словом, теперь, несомненно, следовало ожидать, что она все сообщит мужу. Однако со странной смесью обиды и облегчения он замечал, что к своему открытию, раз воспользовавшись им по-своему, миссис Маккинстри относится с полным пренебрежением. Другое дело — сам Маккинстри с его слепой, упорной привязанностью к дочери — от него такого равнодушия ждать не приходилось. Наоборот, у Форда сложилось впечатление, хотя вдумываться ему не хотелось, что отец благосклонно отнесся бы к его женитьбе на Кресси, ибо свелось бы все именно к этому. И снова он поневоле вынужден был задуматься над смыслом и возможным исходом своих отношений с Кресси. Свободно, бездумно, но по сию пору невинно предаваясь своему увлечению, он за все время ни разу не заговорил о браке. Не заводила об этом разговора и она, подумалось ему теперь, и он снова испытал странное смешанное чувство обиды и облегчения. Быть может, ее останавливали суеверные мысли о несостоявшемся браке с Сетом Дэвисом. Но ведь с учителем она даже не обменялась обычными клятвами вечной верности. Как ни удивительно, во время считанных тайных свиданий между влюбленными не было речи о будущем, они не строили радужных планов совместной жизни, как это свойственно их возрасту и их неопытности. Они жили только блаженным настоящим и не заглядывали дальше следующей встречи. В их внезапно вспыхнувшем взаимном увлечении забылся не только вчерашний, но и завтрашний день.

Такие мысли донимали его назавтра вопреки влиянию мирной, успокоительной тишины, которая воцарялась обычно в опустевшей школе и которую так ценили Хайрам Маккинстри и дядя Бен. Дядя Бен в обычный час не явился на урок; вероятно, теперь, когда об его богатстве стало известно, он оказался в центре всеобщего внимания и не смог улизнуть незаметно; учитель был один, если не считать кратковременных визитов негодующих соек, камнем падавших прямо с неба в поисках крошек, оставшихся от детских завтраков, и выражавших свои воровские намерения хриплой бранью. Форду было жаль, что он не мог повидаться с дядей Беном и узнать от него подробности вчерашней схватки, а также его дальнейшие намерения. С того часа, как он вышел из овина и под покровом темноты добрался до гостиницы, он не слышал ничего, кроме самых неопределенных толков, а сам избегал задавать вопросы.

К тому, что Кресси не окажется на уроках, он был вполне подготовлен, более того, в его теперешнем смятенном состоянии духа ее присутствие только стеснило бы его. Но ему вдруг пришла в голову обидная мысль о том, что, так легко бросив его на произвол судьбы в решительную минуту, она за все это время не сделала ни одной попытки узнать, чем кончилось объяснение с ее матерью. Что, по ее представлениям, могло произойти между ним и миссис Маккинстри? Неужели она ожидала, что ее мать все примет как должное и примирится с Фордом? Не потому ли она и отнеслась так спокойно к появлению матери, словно была уже всеми признанной его невестой? А может быть, она на это именно и рассчитывала? Может быть, она… Он одернул себя; лицо его горело от гнева, но и от стыда за себя, допустившего эти низкие подозрения.

Он открыл ящик своего стола и, машинально перебирая бумаги, вдруг с неудовольствием заметил, что букетик Кресси, теперь уже завядший и высохший, оказался рядом с таинственными письмами, к которым он так часто обращался в прошлом. С горькой усмешкой отделил он пачку писем, потом сделал попытку перечитать их, словно снова пробуя возродить ушедшие, забывшиеся связи. Но строки не в силах были даже удержать его блуждающую мысль и скрыть от его внимания одно маленькое, но странное происшествие. Низкое солнце за соснами уже по своему обыкновению развешивало гирлянды теней на стене против окна. Вдруг тень сгустилась, выросла. Учитель быстро обернулся: у него было четкое ощущение, что кто-то стоит позади него за окном. Он никого не видел. Но ощущение было таким определенным, что он прошел к двери и спустился с крыльца, чтобы посмотреть, кто это был. Вырубка вокруг школы была пуста, в ближних кустах что-то прошуршало, но не было видно ни души. И все-таки прежний покой одиночества и защищенности от всего мира, нарушенный еще признаниями Маккинстри, покинул лесной храм науки. Учитель в сердцах закрыл свой ящик, повернул ключ в замке и отправился домой.

26
{"b":"165321","o":1}