— Подумать только, мисс… — начал он, но внезапно осекся. Из школы донесся какой-то звук, будто треснула доска. Должно быть, учитель в классе. Он пойдет и потолкует с ним, если там больше никого нет.

Дядя Бен подошел к окну, заглянул внутрь, и блаженная рассеянность сразу же слетела с него. Неслышными шагами пробрался он к двери, толкнул, затем, навалившись на нее мощным плечом, сорвал замок. Навстречу ему из-за взломанного учительского стола, испуганный, но взбешенный, поднялся Сет Дэвис. Он едва успел спрятать что-то себе в карман и задвинуть ящик, как дядя Бен очутился прямо перед ним.

— Что, интересно, могло тебе здесь понадобиться, Сет Дэвис? — проговорил он медленно и тихо, что в здешних местах не сулило ничего доброго.

— А вам что могло здесь понадобиться, мистер Бен Дэбни? — нагло отозвался Сет Дэвис.

— А вот что, — решительно сказал дядя Бен, загораживая проход между партами, — я, правда, не собираюсь тут действовать заместо шерифа, но думаю, мое дело позаботиться о том, чтобы собственность людей была под надежной защитой, — и он многозначительно посмотрел на взломанный ящик стола.

— Бен Дэбни, — злобно ощерился Сет, — пусти, я с тобой не ссорился!

— Тогда отдай мне, что ты там взял из учительского стола, потом мы потолкуем, — сказал дядя Бен, надвигаясь на Сета.

— Говорю тебе, я с тобой не ссорился, дядя Бен, — со зловещей усмешкой ответил Сет, пятясь. — Ты вот рассуждаешь насчет защиты чужой собственности, а лучше бы, чем нападать на человека, который тебе помогает, позаботился защитить свою, — во всяком случае, ту, что хотел бы считать своей. У меня тут есть доказательства, что этот подлый янки-учитель, в которого по уши влюбилась Кресси Маккинстри, а старый Хайрам с женой так и толкают ее к нему в лапы, что он, собака, на самом деле обманщик и негодяй, наглый соблазнитель…

— Молчать! — произнес дядя Бен голосом, от которого задребезжало стекло в ветхой оконной раме.

Он приблизился к Сету Дэвису, но уже не своей обычной неуверенной осторожной поступью, а тяжелыми шагами, сотрясавшими все школьное здание. Одного прикосновения его могучей руки к груди Сета было довольно, чтобы усадить юнца обратно на учительский стул. Его обычно румяное лицо сделалось серым, как сумерки за стеной, грозная фигура разрослась чуть не до потолка, загородила окна. Но в следующее мгновение он непонятным образом сник, одна тяжелая ладонь, чуть дрожа, легла на стол, другой он в замешательстве привычно утер губы.

— Что ты такое сказал про Кресси? — сипло спросил он.

— Да что все говорят, — ответил перепуганный Сет, обретая трусливую самоуверенность перед лицом искреннего волнения противника. — Что всякому щенку известно, который здесь под его началом сидит и видит их вместе. Ты бы тоже знал, не заморочь тебя они с Рупом Филджи. Пока ты тут топчешься, чтобы взгляд один кинуть, как она из школы пойдет, будто королева, а он-то помалкивает да над тобой же и смеется, и Рупа приставил караулить тебя, будто бы уроки тебе давать, а сам любезничает с Кресси, целуется да обнимается с нею по кустам да по овинам. И ты же еще хочешь поругаться со мною!

Он задохнулся, замолчал, ядовито глядя в серое лицо дяди Бена. Но тот только поднял в неловком предостерегающем жесте свою тяжелую руку, неуверенно и бесшумно, как раньше, отошел к двери, затворил ее и вернулся к Сету.

— Ты ведь через окно сюда влез. Сет? — с притворным безразличием спросил он. — Ногу перекинул, раз-два, и здесь?

— Неважно, как я сюда влез, Бен Дэбни, — злобно ответил Сет, чья наглость возрастала по мере того, как его противник обнаруживал свою слабость. — Важно, что я здесь и добыл все, за чем лез, понятно? Пока все это тянется, пока старый дурак Маккинстри и его дура-жена мирятся с тем, что видят, и на все закрывают глаза, да радуются, какой у их дочки светский кавалер, этот светский кавалер — чтоб ему! — водит их за нос, понял? Этот ваш чистоплюй-учитель содержит во Фриско замужнюю женщину, хотя и крутит здесь вовсю с Кресси. И у меня есть бумаги, чтобы это доказать! — хохотнув, он похлопал себя по нагрудному карману и придвинул лицо чуть не к самому лицу дяди Бена.

— Ты, стало быть, углядел, что они здесь хранятся, и взломал замок? — спросил дядя Бен, сосредоточенно оглядывая в темноте сломанный ящик, будто во всем, что произошло, именно это было самым главным.

Сет кивнул.

— Будь уверен. Я только сегодня видел через окно, как он их тут один перебирает, ну я и решил раздобыть их, хоть бы мне пришлось сломать ему шею или вот этот стол. Так и сделал! — Сет торжествующе хмыкнул.

— Да, так и сделал, это точно, — медленно с притворным восхищением повторил дядя Бен, проводя ладонью по разломанной доске. — И ты думаешь. Сет, что разоблачишь его и этим расстроишь, если что там у них есть между ним и… мисс Маккинстри? — продолжал он с выстраданной официальностью.

— Думаю, если этот старый дурак Маккинстри не подстрелит его, у нас в Индейцевом Ключе хватит белых мужчин, чтобы протащить на шесте этого чванливого пса и лицемера и вышвырнуть вон из поселка.

— Та-ак, — задумчиво проговорил дядя Бен, по-прежнему больше поглощенный взломанным ящиком, а не словами Сета. — Но все это должно быть сделано, как я понимаю, самым что ни на есть тонким способом, и, я думаю. Сет, всего лучше будет, если ты отдашь эти бумаги мне.

— Тебе? Еще чего! — огрызнулся Сет, озираясь со злобной подозрительностью. — Ну уж нет!

— Сет, — дядя Бен тяжело облокотился на стол и заговорил с расстановкой, мучительно подбирая слова, — когда ты завел речь на эту вот тему, ты упомянул о моих вроде как бы преимущественных правах и интересах в отношении этой особы и сказал еще, что я вроде недостаточно эти свои права защищаю, так? Вот мне и думается, что поскольку это истинная правда, те бумаги должны быть в моих руках. Ведь сам ты с дорожки сошел и прав на эту молодую девицу никаких не имеешь, а просто действовал по своей свободной злой воле. А дело это, как я уже сказал, должно быть сделано самым что ни на есть тонким способом, и уж если воспользоваться этими бумагами, так с большим умом, так что уж. Сет, если не возражаешь, мне придется тебя вроде как… побеспокоить…

Сет вскочил, метнул взгляд на дверь, но дядя Бен уже снова поднялся перед ним во весь рост, и Сету показалось, будто его мощный торс грозно заполнил собой все помещение, и половицы ходуном заходили под тяжелыми ступнями. Могучая длань простерлась над Сетом. В ту же минуту у Сета мелькнула мысль, что, переложив на дядю Бена миссию разоблачения и мести, он тем самым разделит с ним и ответственность за кражу. Это преимущество показалось ему более реальным, чем некоторая опасность, что дядя Бен смалодушничает и вернет бумаги учителю. Да и тогда Сет смог бы распустить слух, что видел их у дяди Бена, который будто бы выкрал их в припадке ревности, — и это прозвучит тем более убедительно, что дядя Бен, как всем известно, хорошо знает, где и что лежит в школе, а кроме того, как человек с положением, может теперь иметь в отношении Кресси самые серьезные намерения. С притворной неохотой Сет сунул руку в карман.

— Конечно, если ты думаешь рассчитаться с ними сам, — протянул он, — мне ведь теперь до Кресси дела нет, так что, пожалуй, и улики надо иметь тебе. Только, смотри, не отдавай бумаги этому псу, не то он тут же выправит тебе ордер на арест за кражу со взломом. Больше-то ему нечем крыть. Я бы перво-наперво показал их ей, а? И если она вправду родная дочь старой мэм Маккинстри, уж она ему задаст жару.

И Сет протянул письма возвышавшемуся перед ним грозному истукану, который сразу же вновь обратился в обыкновенного смертного и неуверенным голосом произнес:

— Ты, Сет, знаешь, теперь давай гони отсюда, а я останусь, чтобы все наладить и прибрать, дверь починю и стол к завтрашнему утру. Лучше будет, чтобы он не мог заметить все с первого взгляда и не поднял шума, что его ограбили.

Сету такое предложение пришлось по душе. Он даже протянул в темноте руку. Но встретил только пустоту. Пожав плечами и буркнув что-то невнятное на прощание, он ощупью пробрался к двери и исчез. Несколько мгновений можно было думать, что дядя Бен тоже покинул школу, — такая глубокая, такая полная тишина воцарилась там. Но когда глаз привык к темноте, из сумрака проступила серая густая тень и оказалась громоздкой фигурой дяди Бена за учительским столом. Позднее, когда вышла луна и заглянула в окно, она застала его в той же позе, в какой его увидел учитель в день, когда начались их уроки, — он сидел, низко склонившись над столом, и на лице его, как и тогда, было детское выражение замешательства и старания. Так он сидел довольно долго, нелепый, совсем не похожий на героя, довольно бестолковый, смешной, но упорный в следовании своей неясной, настойчивой мысли. Потом поднялся и при лунном свете, заливающем учительский стол, приступил к починке сломанного замка, умело орудуя большим складным ножом и заскорузлыми пальцами рабочего. Вскоре он начал насвистывать, сперва еще принужденно и урывками, то и дело снова погружаясь в задумчивое молчание. Починив ящик, он приладил на место дверной замок, который сорвал, чтобы попасть внутрь.