Едва узнав о пожаре на улице Арси, она поспешила помочь несчастным.

Теперь она шла к «Поджигательнице», надеясь, если не облегчить ее страдания, то, по крайней мере, хотя бы дать мир ее душе.

При виде маркизы Жак вздрогнул, и им невольно овладело странное волнение.

Маркиза де Фаверей остановилась на пороге, увидя молодого человека с благородным и мужественным лицом, на которое горе и страдания наложили уже свою печать.

— Это доктор, — сказал жандарм.

Маркиза слегка наклонила голову, отвечая на поклон Жака.

Молодой человек почувствовал жгучий стыд. Сейчас эта ложь показалась ему ужасной. Он хотел признаться в обмане… но не смел.

Между тем маркиза подошла к постели несчастной и опустилась возле нее на колени.

— Нет никакой надежды? — спросила она Жака, внимательно взглянув на «Поджигательницу».

Глаза их встретились. И, странная вещь, оба невольно вздрогнули.

Действительно ли не существует голоса крови, как это считают скептики? Нет, сама жизнь доказывает обратное.

Однако они ничего не поняли. Они не могли объяснить себе причины овладевшего ими волнения.

Это было минутное чувство. Внутренний голос не кричал Жаку: «Это твоя мать! Это Мария де Мовилье!». Он не кричал маркизе: «Это твой сын! Это сын Жака де Котбеля!»

— Нет, надежды нет, — отвечал в смущении Жак.

— Но у этой несчастной есть, может быть, муж, дети? — продолжала маркиза.

— Я не знаю! — сказал Жак, не смея произнести имя Дьюлуфе.

— Смотри, мама! — сказала Люси. — Она, кажется, приходит в себя!

Действительно, лицо «Поджигательницы» нервно подергивалось. Не было ли это последним усилием жизни?

— Вы слышите меня? — спросила Мария де Фаверей… — Хотите вы чего-нибудь?… Взгляните на меня!… Говорите!…

Странную и трогательную картину представляли эти три женщины, наклонившиеся над постелью, на которой мучилась в агонии преступница.

При виде Люси, при звуке ее голоса Жак почувствовал к ней такое же непонятное влечение, какое он чувствовал к маркизе де Фаверей. Кто же были эти женщины, вид которых так смущал и волновал его?

А Полина! Какой очаровательный ребенок! Она была бледна, пытаясь преодолеть тяжкое впечатление, произведенное на нее этим потрясающим зрелищем. Услышав стон несчастной, она устремила полные слез глаза на Жака, как бы взывая к его познаниям.

Стыдясь своего бессилия, Жак опустил голову. Кровь бросилась ему в лицо.

Вдруг хриплый крик вырвался из груди умирающей.

— Сжальтесь! — крикнула она, — Пощадите!

— Что вы хотите сказать? — спросила маркиза, наклонясь над несчастной.

— Биско! — продолжала умирающая. — Нет! Нет! Я не изменила! Нет!… Не жги меня… Сжалься! На помощь!… Ко мне, Дьюлу!…

Это громко произнесенное имя вырвало Жака из задумчивости, в которую он был погружен. Он приблизился к постели умирающей, так что свет упал ему прямо на лицо.

При виде его «Поджигательница» вздрогнула, как бы пытаясь подняться.

— А? Это ты! Племянник убийцы! — бешено вскрикнула она. — Это ты, подлый разбойник!… Ты пришел узнать, умерла ли я?

— Боже мой, — воскликнул Жак. — Что означают эти ужасные слова?

— Страдание помрачает ее ум, — сказала маркиза де Фаверей, обращаясь к молодому человеку, — без сомнения, она принимает вас за кого-нибудь из знакомых ей лиц.

Но в эту минуту старуха разразилась таким пронзительным и резким смехом, что все невольно вздрогнули.

— Нет! Нет! — кричала она. — Я не ошибаюсь… Это он!… Это мальчишка дяди Жана! Да! Дядя Жан! Это он меня убил, сжег… О! Как я страдаю! Он привязал меня к постели и потом разжег огонь!… Это он, твой дядя Жан!… Это Биско! Это Волк! Волк!…

Жак чувствовал, что разум его мутится. Как! Еще раз услышал он имя дяди в сочетании с прозвищем этих низких разбойников!

— Он послал тебя посмотреть, удалось ли его злодейство?… — продолжала умирающая. — Подлец! Подлец…Ты доволен, видя как я страдаю?… О! Я горю… Берегитесь, госпожа!… У вас такой добрый вид, у вас есть дети. Берегитесь его! Это Жако… Жако, который воровал в мастерских! Жако, которого выгоняли отовсюду!… Он убьет! Убьет!… Берегитесь! Волк! Волк!

Невольный ужас овладел молодыми девушками.

Маркиза устремила на Жака испытующий взгляд. Что это была за симпатия, которая сейчас так влекла ее к нему?! Он молчал. Пораженный, уничтоженный, он склонил голову в полном отчаянии.

Действительно, последний удар жестоко поразил Жака. Эти обвинения, в которых ложь смешалась с правдой, относились к нему! Дядя Жан. Почему звался он Биско? Какая может быть связь между «Парижскими Волками» и каменщиком, которого он всегда считал честным работником?

Еще раз в его памяти мелькнула отвратительная сцена в «Зеленом Медведе». Значит, все это действительно было! Дядя Жан был в числе этих разбойников!… Даже более, он, казалось, был их предводителем!

Перед этой неразрешимой задачей, которая казалась Жаку адской машиной, колеса которой все крепче и крепче его захватывали, он сходил с ума!… Отвечать, значило подтвердить, значило принять часть того, что говорила «Поджигательница». Признать дядю Жана в то время, когда она обвиняла его, когда она называла его убийцей, палачом!…

— Эта женщина помешалась, вы правы! — с усилием произнес Жак.

Маркиза не спускала с него глаз. Какое-то отдаленное, смутное воспоминание воскресло в ее душе. Нет! Это невозможно! Этот человек не мог быть одним из тех злодеев, которых называли «Парижскими Волками»!

— Но, кто же вы! — воскликнула она, увлеченная чувством, более сильным, чем ее воля.

Нечеловеческим усилием Жак переборол слабость, которая могла его погубить, и отвечал спокойным голосом:

— Я граф де Шерлю!…

Люси вскрикнула, услышав это имя. Она знала, что граф де Шерлю был другом герцога де Белена, которого она ненавидела и который добивался ее руки… Она бросилась в объятия Полины и шепнула ей на ухо несколько слов.

Та, в свою очередь, бросила на Жака взгляд, полный презрения и ужаса.

— Зачем вы пришли сюда? — продолжала суровым тоном маркиза. — Вы ведь назвались доктором?

Жак поднял голову.

— Я не могу отвечать, — сказал он, — как и не умею лгать! Нет, я не доктор. Я проходил мимо. Любопытство, жалость привели меня сюда…

— Жалость! Это правда! — вскрикнула «Поджигательница».

— Правда! Он пришел, чтобы покончить со мной! Ну, тронь меня!… Госпожа, прошу вас, пошлите за жандармами, пусть его схватят, пусть его арестуют… Это вор, это убийца! Это Жак, Волк!…

— Милостивый государь, — сказала холодно маркиза де Фаверей, — я не знаю, может ли эта женщина лгать перед смертью. Но как бы то ни было, я не хочу проникать в эту тайну. Вы можете уйти…

— Значит, вы верите этой ужасной, безумной клевете? — воскликнул Жак, делая шаг вперед.

— Я не верю ничему, но ваше присутствие мучает эту несчастную. Вы говорили о гуманности, о сострадании! Во имя этой гуманности я умоляю вас уйти!

Жак в отчаянии оглянулся вокруг, как бы надеясь, что к нему протянется чья-либо рука помощи. Маркиза и обе молодые девушки снова склонились над постелью умирающей.

Но «Поджигательница»… Почему она его обвиняла? Он хотел бы поговорить с ней, расспросить ее… В агонии она боролась с какими-то ужасными призраками…

— Жак… убийца! — кричала она. — Кровь!… На гильотину! Волк!

— Прощайте! Я проклят! — вскрикнул Жак и бросился вон из комнаты.

Жандарм пропустил его, повинуясь полученным приказаниям, но не удержался, чтобы не заметить своему товарищу:

— Странно! У этого доктора оригинальная манера лечить больных!

— Я с удовольствием задержал бы его! — отвечал другой.

Жак ничего не слышал. Он бежал, не понимая, какой странной, даже подозрительной должна была показаться его поспешность…

Глубокое волнение, овладевшее им после сцены в доме герцога де Белена, возобновилось с новой силой.

Им овладело какое-то безумие. Он ничего не понимал. Повсюду, в доме по улице Сены, в «Зеленом Медведе», в этой комнате на улице Арси, везде его оскорбляют, везде ему бросают в лицо эти ужасные обвинения!