По рекомендации зарубежных хирургов в этих случаях следует прибегать к горлосечению – трахеотомии. У меня же в клинике мой помощник, участвовавший более чем в ста подобных операциях, только один раз вынужден был произвести эту дополнительную операцию.
Интубация у Абдуллы удалась с первой попытки, и он введен в наркозный сон. Расслаблены и недеятельны его мышцы. Мерно и ритмично работает дыхательный автомат, подавая в легкие Абдуллы нужное количество кислорода и выводя из них углекислоту. Капля за каплей в вены Абдуллы подаются кровь, необходимые жидкости и лекарства.
Теперь осталось уложить Абдуллу на операционный стол в операционное положение, в то положение, в котором технически наиболее просто и удобно хирургическое вмешательство. И эта простая у «обычных» пациентов процедура у Абдуллы превращается в сложную манипуляцию. С большим трудом удается уложить Абдуллу на живот, да так, чтобы брюшная стенка его не оказалась сдавленной, чтобы анкилозированная и искривленная шея не сломалась. Но и это не все. Следует внимательно следить за лицом и глазными яблоками Абдуллы. Приданное ему на операционном столе положение чревато резким повышением внутричерепного венозного давления, что может привести к серьезным осложнениям даже со стороны глаз – отслоению сетчатки. И за этим должен следить анестезиолог. И эта ответственность падает на ее плечи!
Все сделано!
Все готово!
Все учтено!
Я приступаю к вертебротомии.
И для меня и для моих помощников и сотрудников эта операция теперь уже стала обыденной. А вот на тех врачей, которые видят ее впервые, она производит сильное впечатление и техникой своей и эффективным окончанием – когда искривленное и обезображенное болезнью тело вдруг здесь, на операционном столе, становится сразу прямым – похожим на тело нормального здорового человека!
Когда я оперирую, мысленно в моей голове как бы проходят кадры этапов операции, которую я делаю. Они проходят чередой, один за другим!
Я каким-то внутренним зрением вижу все этапы оперативного вмешательства. Они несколько предшествуют тому, что я делаю, во времени! Это как бы зрительный конспект, которому я следую в своих действиях!
Первый кадр…
Вот я рассек и отслоил кожу с отделяющей ее от глубже лежащих тканей тонкой пленкой – фасцией. Обнажены остистые отростки позвонков, вернее, пока видны только их верхушки. С обеих сторон по бокам от них я рассекаю плотную и крепкую поясничную фасцию – серовато-серебристую ткань консистенции и плотности пергамента, на котором писали в старину. Специальными инструментами-распаторами я отслаиваю от боковых поверхностей остистых отростков и задних поверхностей дужек позвонков длинные поясничные мышцы, те самые мышцы, которые у здорового человека разгибают туловище назад. У Абдуллы эти мышцы отличаются от обычных подобных мышц человека. Болезнь, хронический длительно текущий воспалительный процесс сделали их ломкими, хрупкими, расползающимися под пальцами хирурга. Они насквозь пропитаны жиром. Вот что сделала болезнь с этим всесильным, надежным биологическим мотором, приводящим в движение наше тело!
Этот этап операции надо проводить очень быстро. Иначе пациент потеряет слишком много крови, так как отслаиваются большие мышечные массивы. А ведь это еще только подготовка к основному этапу операции Впереди еще вполне вероятна значительная кровопотеря. Именно поэтому сейчас я тороплюсь.
Старшая операционная сестра только успевает подавать необходимые инструменты, марлевые салфетки сухие, марлевые салфетки, смоченные горячим солевым раствором для тампонады ран с целью остановки кровотечения. Движения моих помощников четки и быстры. Каждый на своем посту, каждый на своем участке раны.
Внимание! Внимание! И еще раз внимание! Иначе возникнет значительная кровопотеря и на последующих основных этапах операции и я и Абдулла можем оказаться в критическом положении! Стараюсь сберечь каждую каплю крови.
Еще один кадр.
Вот мышцы отслоены на всем нужном протяжении. Открыто нужное количество позвонков сзади. Мышцы разведены в стороны и надежно удерживаются ранорасширителем Егорова, инструментом, сконструированным отцом космонавта Бориса Егорова, профессором, академиком, нейрохирургом.
…Болезнь жестоко изменила задние отделы позвоночника Абдуллы. Кроме того, что позвоночник искривлен и неподвижен, он потерял свое сегментарное строение. Невозможно отличить границу дужки одного позвонка от дужки выше- или нижележащего позвонка: все они слились воедино и представляют собой сплошной костный панцирь. Кроме того, они стали в несколько раз толще по сравнению с дужками здоровых позвонков и приобрели прочность слоновой кости! Вот через этот заслон, через эту костную препону я должен подойти к спинному мозгу, обойти его, разъединить лежащие впереди спинного мозга связки, тела и диски позвоночника!
Большими и мощными щипцами-кусачками, которые называются в нашем обиходе не совсем научным именем «крокодил», я скусываю и отвожу в стороны остистые отростки четырех позвонков. Этим же «крокодилом» я с осторожностью, шаг за шагом, скусываю утолщенную заднюю стенку позвоночного канала. Кость настолько крепка, что порой на ладонях у меня под перчатками, в которых я оперирую, образуются кровянистые мозоли от кусачек.
Наконец, на небольшом участке вскрыта задняя стенка позвоночного канала. Теперь уже легче. Можно работать спокойнее. Я вижу жировую ткань – клетчатку, окружающую спинной мозг. У меня появился ориентир и исчезло опасение повредить оболочку спинного мозга!
Педантично, шаг за шагом я расширяю дефект в задней стенке позвоночного канала. Вот уже на достаточном протяжении обнажен спинной мозг. Но этого мало. Я должен обязательно высвободить по два спинномозговых корешка слева и справа, те корешки, которые формируют нервы ног, иначе при исправлении – коррекции искривленного позвоночника – они могут ущемиться, тогда наступит частичный паралич – парез.
Вот я выделил их, эти корешки! Трудная и кропотливая работа.
Теперь корешки свободно смещаются. Они подвижны. Значит, пареза при коррекции не наступит.
И этот этап операции закончен!
Следующий кадр. Операция вступает в свою наиболее трудную и сложную фазу – фазу вмешательства кпереди от спинного мозга.
Специальными, весьма деликатными спинномозговыми лопатками смещаю спинной мозг вправо. Предо мною открылась и стала доступной левая половина передней стенки позвоночного канала, образованная телами позвонков и межпозвонковыми дисками. Двумя долотами, направленными друг к другу под углом, я вырубаю костный клин из тел позвонков так, чтобы долота вышли за пределы передней поверхности позвоночника. Этот момент операции тоже стоит большого напряжения. Ведь я работаю в промежутке, сзади ограниченном спинным мозгом, а спереди – брюшной аортой, ширина которой порой достигает поперечника двух и даже трех моих пальцев.
Здесь надо быть начеку! Осторожность… Во имя того, чтобы не случилось непоправимой беды. Осторожность! И еще раз осторожность!
Только так. Медленно. Уверенно. Шаг за шагом.
Каждый такой шаг – доли миллиметра.
Никакой торопливости. Никакой спешки!
Но медленно, это не значит долго. Нужно быстро. Больной в наркозе!
По своему опыту знаю, что чем дольше открыта операционная рана, обнажены ткани, чем больше времени потрачено на операцию, а значит, пациент находится на операционном столе, тем труднее проходит послеоперационный период, тем дольше и хуже заживает рана, плохо идет выздоровление. Значит, надо спешить. Спешить, чтобы было легче больному.
Но быстро – это не значит торопливо!
Быстро, но уверенно, наверняка, точно! Только так должен работать Хирург. Тем и сложна эта работа. Поэтому-то не каждому по плечу хирургическая специальность.
Мало быть хорошим диагностом. Мало много знать. Нужно и уметь. Нужно владеть хирургической техникой. Это и отличает врача-хирурга от врачей других специальностей. Хирург, не сумевший овладеть техникой оперативных вмешательств, не может быть хирургом. Он обязан найти в себе мужество уйти из хирургии. Хирург с плохой хирургической техникой – плохой помощник больным!
