«А ноготки-то у нашего орла здорово увязли в золоте!» – подумал Эмброуз и усмехнулся.
Мэйби принял эту усмешку на свой счет.
– Нет, верно, – сказал он. – Скорее всего, это даже преуменьшенная цифра…
Эмброуз кивнул головой в знак согласия.
– Вы сами понимаете, – продолжал Мэйби, – что я не имею возможности, да и желания вызывать каждого из них для переговоров с глазу на глаз. Поэтому я решил пригласить вас, дорогой мистер Эмброуз…
Эмброуз даже не поморщился.
Смысл соображений, которые затем выложил перед ним временный президент республики, вкратце состоял в следующем.
Внутреннее положение страны усложняется буквально с каждым часом. Под влиянием драматических событий последних двенадцати дней атавцы явно выбиты из колеи и поэтому сравнительно легко могут поддаться агитации крайних элементов. Правительство, конечно, предпринимает все, что от него зависит. Но, к сожалению, далеко не все от него теперь зависит. Если же, упаси господи, вдруг произойдет что-нибудь роковое, то это одинаково печально отразится на всех деловых людях Атавии, в том числе, и далеко не в последнюю очередь, на деловых людях того промысла, который так успешно и плодотворно возглавляется уважаемым господином Эмброузом.
Уважаемый господин Эмброуз хотел было в этом усомниться, и господину Мэйби пришлось сослаться на опыт Советского Союза и некоторых других стран, где уголовный бизнес начисто и самым решительным образом уничтожен вместе с наиболее опытными и видными его представителями.
В связи с этим Эмброузу, на взгляд мистера Мэйби, следовало бы сегодня же включиться самому и привлечь всех физически и идеологически полноценных деятелей его синдиката к систематической и самой активной борьбе против поднимающих голову подрывных элементов.
– Бог с вами, господин президент! – удивился Эмброуз, – разве мы не оказываем вам посильной помощи? Выборы… Наведение порядка в профсоюзах… Мало ли что…
– Обстоятельства требуют большего. Вы уже читали о Паархе?
– Это в сегодняшних газетах? Какой-то профсоюзник из Опэйка?
– Не сегодня-завтра он создаст партию, могущественнейшую и единственную партию Атавии, и перестанет быть «каким-то».
Эмброуз с разочарованием подумал, что он, кажется, понял, наконец, зачем его пригласили. Грубо работает господин сенатор. «Такими» делами Эмброуз лично никогда не занимался. На этот предмет существует в составе его синдиката специализированный трест убийц, а в тресте убийц специальный штат по приему «мокрых» заказов. Конечно, прикончить этого Паарха ровным счетом ничего не стоит, но лично Эмброуз в такие дела давно не вмешивается.
Он позволил себе облокотиться о столик, глянул в голубые глаза сенатора Мэйби и чуть заметно улыбнулся:
– Ошибка, сударь! Наша корпорация всегда была далека от «мокрого бизнеса». Да и зачем у вас дело стало? Объявите его полигонским шпионом и поджаривайте на электрическом стуле, пока он не подрумянится… У вас имеется куча и других возможностей…
– Ошибка, друг мой! – ответил мистер Мэйби. – Через час-другой будет объявлено по радио, во всех газетах и по всем телевизионным передатчикам о самороспуске либеральной и националистической партий, чтобы предоставить открытое поле деятельности для партии, которую под названием «Союз Обремененных Семьей» создает человек из народа, спаситель отечества Ликургус Паарх.
– Спаситель отечества?! – разинул рот Эмброуз. – Здорово придумано, сударь. В высшей степени патриотично!
Лицо его, беленькое, с седенькими усиками, лицо доброго, наивного, небогатого провинциального старичка, выражало бескорыстный восторг.
– И вы приглашаетесь, – продолжал Мэйби, – принять живейшее участие в организации Союза Обремененных Семьей, стать ближайшим помощником Паарха в качестве вице-президента Союза и начальника его вооруженных сил.
– У него уже имеются вооруженные силы?
– Вы их приведете с собой, господин Эмброуз. Конечно, в состав этих вооруженных сил вольются и Союз ветеранов и все подобные ему организации, но основную массу, самых верных солдат Союза Обремененных Семьей, рыцарей атавизма составят люди, которых вы приведете с собой на службу нашему общему делу.
– Что-то вроде штурмовых отрядов? – Эмброуз с удовольствием откинулся на спинку кресла. – А вы знаете, в этом есть здоровое зерно, очень здоровое зерно!
– Что вы, друг мой! – горячо возразил Мэйби. – Штурмовые отряды – это нечто от фашизма! Фашизм не товар для нашей старой демократии. Отряды на страже нашей доброй атавской демократии от «красных» тоталитаристов, вот о чем идет речь. Ваши люди…
– Они семейные люди, сударь. Они отличные парни, работяги, но у них семьи, и эти семьи нужно кормить.
– Они будут получать жалованье. Не меньшее, чем у вас. И мы их красиво обмундируем…
– Я позволил бы себе заметить, сударь, – снова доверительно ухмыльнулся Эмброуз, – далеко не все в нашей корпорации живут на жалованье… Некоторые…
Мэйби перебил его:
– Чтобы вы сказали, если бы я назначил вас заместителем министра юстиции?
Эмброуз мог бы ему, конечно, сказать, что у него, благодарение господу, и без того такие тесные отношения с министром юстиции и его подчиненными во всей Атавии, что он отлично обходится без подобных должностей. Но он промолчал, почему что все это было хорошо известно и временному президенту республики. И, кроме того, он, конечно, был весьма польщен. Да это, пожалуй, и в самом деле неплохо звучит: заместитель министра юстиции! Где господин Эмброуз? Господин Эмброуз еще не вернулся с заседания кабинета министров…
– Конечно, – продолжал Мэйби, – придется вам выступить публично с соответствующей декларацией…
Эмброуз понимающе кивнул:
– Любая декларация ради спасения наших очагов, сударь!
– Значит, что-то вроде… Ну как бы это сказать… Ну, призыв ко всенародному единению, отказ от личных эгоистических интересов во имя блага Нации и Цивилизации, война до окончательного разгрома дерзкого противника, труд исключительно на благо Атавии… Преступления остаются отвратительным уделом «красных» радикалов… Кражи, грабежи отходят в область преданий, убийства остаются только как крайнее средство борьбы с предателями Атавии… И помощь, повседневная, беззаветная и бескорыстная помощь Ликургусу Паарху в его титанической борьбе за Истинное Возрождение Атавии. И окончательное искоренение всего чуждого, враждебного, несвойственного нравам и обычаям нашей доброй страны…
– Мы все семейные люди, – заметил после короткого молчания Эмброуз. – Я еще, конечно, посоветуюсь со своими друзьями, сударь, но совершенно бесспорно, что все мы люди семейные, и даже из самого первосортного патриотизма никто из нас не сумеет сшить подвенечное платье для своей дочери…
Так возник разговор о «сухом законе».
Сенатор Мэйби обещал сделать все, что от него зависит, для скорейшего введения этого закона, что раскрывало перед господином Эмброузом (кличка «Сырок») и возглавляемыми им джентльменами удачи безграничные и тучные просторы подпольного производства и тайной торговли спиртными напитками.
Со своей стороны Эмброуз обещал сенатору Мэйби и в его лице спасителю Атавии Ликургусу Паарху полнейшее содействие в их титанической борьбе с «красной» опасностью.
Так как кражи, грабежи и убийства давно уже не являлись главной статьей дохода организованной атавской преступности (куда больше доходов приносили игорные дома и всякие притоны, подпольные тотализаторы и торговля наркотиками), то господин Эмброуз, выражаясь его же словами, «бросил в море кильку, чтобы поймать на нее кита».
Это была необыкновенно бурная, стремительная и высоконравственная кампания. Нельзя было терять времени впустую. Каждый упущенный день означал потерю десятков и сотен тысяч кентавров прибылей. Корректно одетые и немногословные молодые люди посетили в тот же день многих сенаторов, членов палаты депутатов, редакторов газет, деляг-проповедников как в Эксепте, так и в Боркосе, Фарабоне и многих других городах. Они деликатно намекнули, что в интересах глубокоуважаемых сенаторов, редакторов газет и т. д., не медля ни минуты, развернуть самую энергичную кампанию за введение «сухого закона», который спасет Атавию от зеленого змия, приблизит атавцев к господу, а Атавию в целом – к окончательной победе и над внешним врагом и над внутренним.
