Он приехал в Кремп днем раньше своего отряда. Его сопровождали только два адъютанта, которые состояли при нем вторые сутки, но уже были ему беззаветно преданы, потому что они знали, что лейтенант Наудус на примете у самого прокуратора и что если с ним ладить, то можно будет в этом городишке неплохо погреть руки.

На обгоревшем и полуобрушившемся вокзале его встретили председатель местного отделения Союза Обремененных Семьей капитан войск СОС Довор и несколько других виднейших граждан города. В том числе и мэр города господин Пук с откушенным ухом, Довор сразу взял верный тон, а это было не так легко. Как-никак, а этот хлипкий особоуполномоченный прокуратора еще каких-нибудь три недели тому назад играл на кларнете в оркестре кремпского отделения ныне упраздненного Союза ветеранов и бывал счастлив, если на нем благосклонно задержит свой взгляд фактический хозяин города, глава кремпского отделения Союза ветеранов Эрнест Довор. Ничего не скажешь, меняются времена! Подчиняться такому щенку, да еще в чине лейтенанта! Но Довор взял себя в руки, произнес приветственное слово с теми особыми, далеко не всем удающимися интонациями, которые почетному гостю доказывали, что капитан Довор целиком доверяет чутью прокуратора Атавии, а сопровождавшим его отцам города, что, конечно же, не может он относиться к вновь прибывшему особоуполномоченному только с почтением, потому что он его когда-то носил на руках. Ну, если и не носил на руках в буквальном смысле этого слова, то, во всяком случае, разок-другой смазал по затылку, когда тот с детской непосредственностью забирался в его фруктовый сад. Подошел репортер Вервэйс, тоже только чуть-чуть подчеркивая задушевностью своей интонации, что было время, когда они были ближайшими друзьями, но что он, боже упаси, и не подумает когда-нибудь напоминать об этом его так высоко вознесшемуся другу. Он попросил разрешения заглянуть к нему и заверить интервью, которое с понятным нетерпением ждут все читатели его газеты. Онли разрешил.

Но мысли его были далеко. Ему хотелось спросить, жива ли Энн, цел ли его дом, а в доме – мебель, за которую ему не так уж много, по теперешним его заработкам, осталось платить.

Он шагнул к балкону – разыскать с него свой дом и, как бы между прочим, глянуть на небо. Довор поспешил его успокоить: нет, сейчас еще не время для послеполуденного налета. После полудня бомбардировщики обычно прилетают между четырьмя и пятью.

Онли рассмеялся довольно естественно: он и в мыслях не имел бомбардировщиков. Привык. Нет, он просто хотел посмотреть отсюда, сверху, цел ли его дом.

Довор и Пук в один голос поспешили его заверить: после утреннего налета он был цел. Господин Пук уже давно за ним присматривает. Поскольку владелец дома в отъезде и свой же партийный товарищ. (Мистер Пук тоже был в форме СОС. В лихой фуражке, с забинтованным ухом, он производил впечатление ветерана войны, вырвавшегося с фронта в краткосрочный отпуск.)

Они вышли втроем на балкон. Перед Онли раскинулся прозрачный и призрачный пейзаж: скелеты домов, развалившиеся ограды, безглазые, зачастую насквозь просвечивающие витрины магазинов с разрушенными задними стенами, обугленные и обезглавленные деревья. Его дом был дел. Это было видно с балкона.

Они уже собрались обратно в комнату, когда из-за поворота показалась машина, которую Онли узнал бы из тысячи. Он никогда не забудет, как спрятался в ней, приникнув в проеме между сиденьями к грязному коврику, а остальные два человека, сидевшие в машине, даже не подозревали о его существовании, и как машина мчалась на полном ходу, а сзади стреляли по ней автоматчики из противочумного заградительного отряда. И подумать только, что с тех пор не прошло и месяца! Кажется, это было тысяча лет тому назад…

И человека, который правил машиной, Онли тоже знал. Этого человека он тоже никогда в жизни не забудет… Это Прауд. Тот самый Прауд, который в присутствии Энн тогда, в тот далекий день их окончательного разрыва так двинул Онли в челюсть, что он отлетел на стул и разнес его в щепы. И тогда, когда перевозили к Энн раненого профессора Гросса (кто бы мог подумать, что это такой известный ученый и такой нелояльный атавец!), Прауд тоже правил машиной. Только тогда в ней сидели еще и Энн, и приятельница Прауда – Дора Саймон, и жена профессора, и все трое его братниных сирот. Да они, сдается, все и сейчас в машине, кроме профессорши, конечно. Госпожа Гросс где-то скрывается со своим мужем в Эксепте… Ну, ничего. Сосовские парни их разыщут, обязательно разыщут… Доры не видно, и маленькой Рози… А может, они сидят у другой стороны… Неужели Энн не увидит его?.. Вот Прауд вполоборота что-то сказал Энн. Она высунулась из бокового окошка, кинула быстрый взгляд на балкон и отвернулась с таким безразличным видом, словно и не заметила на балконе его, Онли Наудуса, великолепного лейтенанта войск СОС Онли Наудуса, могущественного особоуполномоченного прокуратора Атавии Онли Наудуса, который именно из-за нее и согласился поехать сюда, под полигонские бомбы… А вдруг она его не узнала? Ведь он в форме, поправился… Ну да, не узнала! Как же! Отлично узнала, но не захотела узнать. Ну, и пусть!.. А все это козни этой старухи, профессорши: это она наговаривала глупой девчонке всякую ересь, а да и рада, уши развесила… Не-е-ет, надо будет и Праудом заняться… Интересно, куда они покатили? И тут же вспомнил, мать Энн (переписку с ним вела мать Энн) писала, что Энн собирается отвезти ребят в Монморанси к их мамаше.

– Кстати, – небрежно обратился он к Довору, – кто этот человек, который правит вон той машиной? Это, кажется, Прауд?

– Прауд. С велосипедного завода. От вступления в СОС воздержался. Говорит: «Терпеть не могу политики».

– Таких людей не следует упускать надолго из виду, – буркнул Онли, давая понять, что за такого человека он бы никогда не вступился, что бы с ним ни собирались делать. – Он, скорее всего, не терпит нашей политики, потому что терпит политику коммунистов… Ну, а Карпентер, надеюсь, уже за решеткой?

Нет, к сожалению, капитан войск СОС Довор и старший лейтенант войск СОС Пук не могут порадовать господина особоуполномоченного такой приятной вестью. Но известно, что Карпентер орудует в этих местах, возглавляет, кажется, местных коммунистов. Капитан Довор и старший лейтенант Пук выражают надежду, что сейчас, с прибытием в Кремп глубокоуважаемого особоуполномоченного и его помощников…

Тут капитан Довор, наконец, догадался, что Онли с дороги голоден-и поспешил пригласить его к себе закусить чем бог послал. Тем более, что время шло к трем, а в четыре уже надо было спускаться в убежище.

У подъезда они наткнулись на беззаботно позевывавшего юного Гека, которого неизвестно каким ветром занесло в такую даль из района велосипедного завода. Поймав на себе брезгливый взгляд Довора, Гек сначала гордо выпятил нижнюю губу, потом передумал, сложил губы по-другому, засвистал вполсилы какую-то песенку и пошел прочь неторопливым шагом положительного человека, которому еще далеко до смены.

За обедом с глазу на глаз с Довором у Онли была первая серьезная деловая беседа. Довор извинился за то, что вынужден был отобрать у Вервэйса обнаруженное у него спиртное. Онли замахал руками: он отлично понимает, что тут дело не в Доворе, а в Эмброузе. То, на что мог только намекать безвестный капитан Довор, не считал нужным скрывать особоуполномоченный прокуратора. Затем Онли подчеркнул, что он был бы рад, если бы этого Прауда «взяли к ногтю». (Он использовал любимое выражение прокуратора, и Довор знал это.) По ряду причин ему, Наудусу, не хотелось бы лично заниматься этим молодчиком. Довор обещал завтра же заняться Праудом.

Затем они перешли к цели приезда особоуполномоченного прокуратора.

Еще вчера утром Довор получил шифровку из главного правления СОС. Профессор Сэвидж Сайэнс из рекламного бюро обращал внимание капитана Довора на некоторую практическую неопытность одаренного лейтенанта Наудуса и выражал надежду, что капитан Довор, известный главному правлению своим большим опытом и незаурядным умом, не откажет, хотя бы на первое время, в помощи молодому особоуполномоченному прокуратора. Это означало, что лавры одаренного лейтенанта останутся при нем, а за неудачи голову снимать будут ни с кого иного, как с капитана Довора. Но не спорить же, в самом деле, с прокуратором по поводу неудачной кандидатуры!