– Дай сюда. Черт его знает, система какая-то... Может, на кнопку какую нажать?

– Осторожней!

В темноте засветился маленький экранчик с изображением пейзажа. Потом появился другой пейзаж. Потом пошли изображения людей...

– Так я и думал, меня снял! И как это теперь убрать?

Утром Нестеров увидел Ваучера, прокапывающего в тропинке, ведущей с крутого берега к реке, ступеньки для удобства.

– Трудишься?

– С петухами встал. Ты это отметь себе.

– Я бы отметил, только зря стараешься, – огорчил его Нестеров. – То есть не зря, но... Нет никакого конкурса, вы это сами придумали. Ответственно тебе заявляю. Нет никакой комиссии. А раз ее нет, то я ее членом не являюсь. Понял?

– Понял. Понял, что озлился ты на меня, что дом не хочу продать. Не дурней паровоза, соображаю как-нибудь. Ты меня сейчас отговоришь, я лапки кверху, брошу работать, а потом ты скажешь: я пошутил!

– Да не шучу я! Спроси хоть Шаровых: никто не собирался никому платить!

– Иди, иди уже. Как-нибудь сам разберусь!

И опять настал вечер.

Куропатов жаловался Сурикову на Мурзина:

– Был без жены человек, а приехала его Верка – всё, кончился. Надо же, как друга подставил!

– Черт те что с людьми творится, – соглашался Суриков. – Между прочим, я его жену видел только что, она на остановке стояла. Значит, в город поехала. Давай подпоим его. Тогда его тоже с соревнования снимут.

– Не получится. Он теперь беречься будет.

– Так сегодня же футбол, четверть финала, наши играют, забыл? Не только он, никакой человек не убережется! Представь, что наши будут выигрывать – как не выпить?

– А если проиграют?

– Тем более!

И они отправились к Мурзину, который в отсутствие жены позволил себе расслабиться: выволок телевизор в сад (обычно она не позволяла так обращаться с ценным предметом), лег перед ним на раскладушке и приготовился смотреть футбол.

– Привет, Александр Семенович! Не началось еще? – весело подошел Суриков, делая знак Куропатову, чтобы тот не очень угрюмился.

– Жду. Привет, Миша.

– Здравствуй...

– Ты не сердись, если что... Я ни при чем, жена... Но ты тоже хорош, по рылу сразу...

– Ладно, – сказал Куропатов и отвернулся.

Посидели, посмотрели в телевизор, в котором пока ничего не было, не считая рекламы.

– Нет, – сказал Суриков. – Этим самым последним героям, которые на острове, им там легче было.

– Чего же хорошего? – возразил Мурзин. – Даже телевизора не давали!

– Так это и хорошо! Зато соблазна нет. Телевизора нет, магазинов нет, ничего нет. Легко бросить курить, если табаку достать негде. Насчет выпивки то же самое. И даже насчет женщин. А тут идешь мимо магазина, знаешь, что три шага сделать – и... Тяжело.

– Зато сколько времени для общения!

– Общаться без этого дела, – щелкнул себя по горлу Куропатов, – тоже непросто.

– Легко! – воскликнул Мурзин.

Суриков осмотрел его, такого с недавних пор правильного, и начал понемногу заводиться.

– Легко, говоришь? Ну, давай попробуем. Общайся. Только выключи телевизор, пока футбо– ла нет.

– Да пожалуйста! – Мурзин выключил телевизор. – Полно ведь интересных тем! Недавно, я слышал, опять тарелка летающая над Москвой висела.

– Может быть, – сказал Суриков.

И на этом тема летающих тарелок оказалась исчерпанной.

– Земля опять потеплела в этом году на градус, – предложил Мурзин новую интересную тему. – Скоро Южный полюс таять начнет.

– Возможно, – сказал Куропатов.

И с этой темой не заладилось.

Мурзин попробовал затронуть что-то более близкое, чем летающие тарелки и потепление Земли.

– Шура рассказывала: новый напиток в магазин завезли. Крепость, как у водки, а дешевый, как портвейн, и даже меньше. Жидкость для ванн называется, но это для отвода глаз, на чистом спирту сделано.

– Иди ты?! – воскликнул Куропатов, невольно заинтересовавшись. – Ты сам пробовал?

Но тут он осекся, увидев окаменевшее лицо Сурикова, и добавил:

– Хотя лично мне всё равно!

– Мне тоже, – жестко сказал Суриков. – Пошли отсюда!

И они ушли от обескураженного Мурзина.

Они ушли от Мурзина.

Куропатов сказал:

– Мы же подпоить его хотели.

– Не получится. Он, я вижу, уперся теперь, хочет выигрыш получить. Лежит, как хан Батый. Я лучше дело придумал. Сейчас футбол начнется, так? Представь: в середине первого тайма гаснет свет. Кто виноват? Мурзин, само собой! Его после этого все мужики возненавидят, в том числе и Шаровы. И не получит он премии ни в каком случае!

– А почему свет-то погаснет?

– Догадайся! Причем обрубим сразу в нескольких местах, чтобы он не сразу починил. Понял?

– Понял, – вздохнул Куропатов. – Нехорошо, конечно, но он сам виноват. Постой, а мы?

– Чего?

– Но мы-то, получится, тоже футбол не посмотрим?

Суриков только язвительно усмехнулся. Куропатов кивнул: да уж, не до жиру...

И опустился вечер.

Беззвездный и безлунный, да еще небо затянуло тучами, то есть именно такое состояние темноты, о котором говорят: хоть глаз коли; без фонаря или другого источника света и шагу сделать нельзя.

А Нестеров у себя дома продолжал работу над собой. С момента странного обморока во время сеанса он боялся, что его сила навсегда ушла. Он не считал себя непревзойденным гением, но всё-таки был уверен в некоторых своих необычных способностях. И вот они куда-то исчезли. Поэтому он и занимался целыми днями не только приведением себя в хорошую физическую форму, но и психологическими упражнениями, в том числе вполне традиционными, но от этого не ставшими бесполезными – напротив, Нестеров верил в действенность старых проверенных методик.

Он стоял перед зеркалом, смотрел на себя и твердил:

– Теплые тяжелые руки. Правая поднимается. Очень теплая, очень тяжелая. Очень теплая. Горячая! Огненно-горячая рука! – приложил руку ко лбу и улыбнулся: получилось. Получилось чуть ли не впервые со времени неудачного сеанса.

И он быстро вышел из дома, словно торопясь на ком-нибудь проверить свою силу.

И мы даже знаем на ком.

Но та, кого мы имеем в виду, была не одна: у нее сидела Наташа и учила английский язык, читая вслух по слогам. Оторвавшись, сказала:

– Я поняла, чтобы было отличное английское произношение, надо чего-нибудь в рот напихать.

И тут же воспользовалась собственным советом: откусила большой кусок яблока. Произношение действительно стало больше походить если не на именно английское, то на иностранное. Вдруг она сказала по-русски:

– Опа! Твой идет.

– Никакой он не мой.

– А откуда ты знаешь, про кого я?

– Отойди от окна, пожалуйста! – Нина отогнала Наташу от окна, Наташа со смехом упала на кровать в угол комнаты, а Нина хотела закрыть окно.

Но Нестеров уже был рядом.

– Добрый вечер! – бодро воскликнул он. – Пойдем погуляем?

– Нет, извините.

– Мы на ты, – напомнил Нестеров.

– Ну и что?

– Да ничего, – Нестеров удивлялся вызову в ее голосе. – Странная ты. Я тебя не в ресторан или... я не знаю... не куда-то там еще зову.

– А мог бы! – очень тихо сказала Наташа и прижала подушку к лицу.

– Просто – погулять, – продолжил Нестеров. – Почему нет? Какие-то особенные деревенские принципы? Соседи, да? Могут что-нибудь подумать?

– Мне всё равно, что они подумают.

– Тогда почему не прогуляться? Покажешь мне окрестности.

Нина, видя боковым зрением умирающую от смеха Наташу, сказала:

– Прогуляемся, если хотите. Не сейчас. Завтра.

– Очень занята?

– Ну, просто... Я не одна.

– А... Ну, извини.

И Нестеров, не получив подтверждения силы, пошел прочь.

Нестеров пошел прочь. Наташа сползла с дивана на пол. Нина тоже готова была рассмеяться. Тут появился грустный Вадик.