Юля кричать не собиралась. Она утерла рукой уставший рот и сказала шепотом:
– Вот этого он и боялся! Он ночей не спал, ты же при всех грозился на него!
– Я пьяный грозился. Не всерьез.
– Ага, пьяный! – с горечью возразила Юля. – Пьяный грозился, пьяный и убил бы в самом деле. Я-то дура была, молодая еще, а он понимал, что ты опасный. Вот он и решил... подстраховаться!
– Трус он у тебя большой, знаю, – справедливо и жестко сказал Укроп.
– Ага, ты очень смелый! Сарай зачем сжег?
– Это не я, это брат, когда меня засадили. От обиды. А я на себя взял, когда понял, что все равно сидеть. И поверили! Что из-под замка вылез и обратно сел – все поверили! Все были против меня! Папаша твой хотел меня только за хулиганство посадить на пару лет! А за сарай разозлился, сукин собственник, начал топить по полной программе! По всем статьям! И ты в придачу. А ведь любила, Юлечка? А? Или нет?
Укроп, желая лучше видеть Юлю, сел перед ней на корточки, спиной к спящему Декану – чтобы его паскудный вид не портил ему момента.
Юля глаз не отвела. Сказала с оценкой:
– Хорош мужик! Кто ж так делает? Связал женщину и спрашивает, любила или нет! Конечно, скажу, что любила!
– А на самом деле? – потребовал правды Укроп.
– Ну, и на самом деле.
– За что ж ты меня тогда так?
– А что было делать? – спросила Юля. – С одной стороны ты, с другой – отец, мать. А мне восемнадцать всего... Ты бы сумел выбрать? Только честно скажи!
– Не знаю, – честно сказал Укроп. – Очень я злился на тебя. Прямо до ненависти. Убить хотел. Прошло. В самом деле, тебе было трудно. Но ему-то! Его-то никто не заставлял себя по морде бить и по пузу чиркать! Актер больших театров, падла! Извини, Юлечка, он отец тебе, но падла. Объективно говорю.
– Тебе деньги нужны? – спросила Юля. – У меня есть кое-что, потом еще соберу. Бери и уходи, пожалуйста.
Укроп оскорбился:
– Ничего ты не поняла! Я два раза бежать пытался – думаешь, для денег, что ли? Нет, я продумал все! Своими ручками твой папа сейф откроет, деньги возьмет, принесет мне, а я их не возьму, Юлечка! Я их спрячу, а потом скроюсь. И звоночек в милицию: есть сведения, что бухгалтер Юлюкин спрятал деньги там-то и там-то. Сидеть ему, как и мне. А ты если что скажешь, в расчет не возьмут, ты родственница!
Юля даже не поверила:
– Ты, значит, все время об этом только и думал? Отцу моему отомстить? И все?
Укроп кивнул, подтверждая, но словами сказал вдруг совершенно иное:
– А давай уедем? Я же не просто сидел, я работал, я много чего умею! Уедем далеко, заживем, а?
Юля опустила голову. Поздно предложил он ей это. Слишком поздно. И слезы потекли по ее лицу. И хотела она это ему сказать, подняла голову, но тут вдруг глаза ее удивились, увидев что-то за спиной Евгения. Тот хотел обернуться, но не успел: очнувшийся от сна Декан подкрался и ударил Укропа прикладом по голове.
Укроп упал.
– Вот так вот, – сказал Декан. – Ясно теперь, почему он сюда меня заманил. Ничего. У меня свой план есть, я свое возьму, даже если кто-то по следу идет!
20
Не кто-то, а Кравцов по следу шел. Пропавший карабин навел его на однозначные мысли. Он заглянул к Вадику и спросил, не приходил ли кто за лекарствами от горла и легких. Вадик удивился и сказал: да, приходил Сашка за таблетками от кашля.
– Сашка? Не Михаила Куропатова сын?
– Михаила сын – Васька. Но Сашка, правда, Васькин друг.
– Ясно!
Кравцов помчался к Куропатову. Вадик увязался за ним. Кравцов был не против, лишь бы тот не шумел. У Куропатовых, несмотря на позднее время, не спали.
– Да вот, чайку решили попить, – сказал Михаил, указывая неловким поворотом туловища на стол, где не было ни чайника, ни чашек.
– Да нет, не пьете вы чай, Михаил Афанасьевич. А жаль, я бы попил. В горле першит, кашель у меня. Таблеточек нет от кашля?
– Нету.
– И опять жаль, Михаил Афанасьевич!
– Можно без отчества, я не Булгаков, – угрюмо сказал Куропатов.
– Неужели читали?
– А как же? «Мастера и Маргариту» наизусть. А говорить мне нечего.
– Совсем? – не поверил Кравцов. – И про то, кто сарай поджег? И про то, кто на самом деле Юлюкина порезал? И из-за кого весь сыр-бор был пятнадцать лет назад? А теперь серьезно. У них теперь оружие есть. Боюсь, не только для обороны. Делайте выводы.
Лидия, потеряв терпение, прикрикнула на мужа:
– Михаил! Чего отмалчиваешься?
– Думаю я.
– Думать, к сожалению, некогда! – не одобрил Кравцов его неурочную тягу к мыслительному процессу. – Ну? Пора идти, Михаил. Вы мне, в общем-то, не нужны, я знаю, где они. Мне ваш голос нужен, чтобы брат услышал. Понимаете?
– Я родного брата должен помочь схватить, что ли?
– А если он убьет кого-нибудь? Это лучше?
Куропатов молча поднялся и вышел из дома. По пути Кравцов давал ему инструкцию:
– Значит, так. Стучите, называете себя, я стою рядом. Дверь откроют, вы в сторону, я туда. Ну, а там по обстоятельствам.
– А если сразу начнут стрелять? – спросил Вадик.
– Сразу редко кто стреляет. Всегда есть секунда-две. А это очень много. И главное, ты не представляешь, насколько трудно попасть в человека, даже когда стреляешь в упор.
– А если профессионал?
– Я говорю про них, а не про себя, – скромно, но с достоинством ответил Кравцов.
Они пришли к дому Юлии. Куропатов постучал. Еще постучал. Ответа не было. Тогда Кравцов, жестом приказав Куропатову и Вадику отойти и лечь на землю, с разбега вышиб дверь плечом, ворвался, упал, покатился по полу. Вставая, увидел одним взглядом остатки еды на столе, повязку на полу и капли крови возле нее.
– Ясно, – сказал он. – Теперь они к Юлюкину пошли. Или уже у него.
21
Они были уже у него. Декан держал всех под прицелом. Бедный бухгалтер с трясущимися губами и руками рылся в комоде.
– Вот, – достал и показал он деньги. – Больше нет.
– Это ты нищим на паперти раздашь, – сказал Декан. – Придется тебе идти в кассу. Ключи-то у тебя?
– У меня. Там сейф, а в нем...
– Без подробностей. Если задержишься – сам понимаешь, что будет. Пять минут хватит тебе?
– Не обернусь. Десять хотя бы.
– Время пошло!
Юлюкин заторопился, но успел сказать дочери:
– Юля, ты потерпи. Я скоро. – И Укропу: – Что, дождался своего часа? Ну, радуйся!
– Не сделал бы ты подлость, ничего бы не было! – ответил Укроп, не сводя взгляда с дула карабина и трогая окровавленную голову.
– Время идет! – поторопил Декан.
Юлюкин вышел. Но едва он спустился с крыльца, его кто-то дернул в сторону, одновременно зажав рот. Юлюкин, тараща глаза, не сразу сообразил, что перед ним – Кравцов.
– Быстро говорите, что там происходит? – потребовал Кравцов. – Почему вас отпустили?
– Там... С ружьем... – еле вымолвил Юлюкин.
– Кто?
– Не Куропатов. Другой.
– Это плохо! Черный ход в доме есть?
– Какой?
– Ну, другая дверь?
– Есть! – обрадовался Юлюкин. – Я гараж пристроил, а к нему дверку излома прямо прорубил. Для удобства.
– Большое удобство! – оценил Кравцов. – Так. Вы открываете гараж и показываете мне дверку. А сами быстро назад – и ни во что не вмешиваться!
А в доме Декан читал нотацию Укропу:
– Нерасчетливо поступили, Евгений-ну-Афанасьевич! У вас тут личные дела, а я в каком виде получаюсь? Чуть ли не на подхвате у вас? Это даже не оскорбление, это хуже, у меня просто слов нет для обозначения вашего поступка. Надо было вам расстаться со мной. В целях вашей же безопасности.
– Хотел. Подумал: поймают тебя, а ты на мой след наведешь.
– Плебейское рассуждение. Хотя не лишенное оснований. Навел бы обязательно, поскольку вы для меня не личность. А если честно, даже и не человек. Мужик вы, несмотря на пятнадцать благородных лет, которые вы отдали тюремному честному сообществу. Убить вас надо бы – тем более что мужиков на Руси много, как где-то кем-то сказано.