Кай обеспечил отток крови, зная, что с ней выйдет и часть яда. Его руки были точны, когда он вынимал кусок позвоночника ската из ее плоти. Не обращая внимания на ледяной страх при виде разорванной и кровоточащей гладкой кожи Кэт, Кай промыл рану, обработал и перевязал ее. Не пройдет и часа, как он доставит ее к врачу.

Трясущимися пальцами Кай проверил пульс у основания ее шеи. Он был не сильным, но ровным. Подняв веко большим пальцем, Кай осмотрел ее зрачки. Кэт избавилась от боли. Он поблагодарил Бога за это.

Глубоко вздохнув, Кай на мгновение прислонился лбом к ее лбу. Он молился, чтобы Кэт оставалась без сознания, пока не окажется в безопасности, под присмотром врача.

Кай не стал тратить время, чтобы смыть ее кровь со своих рук, прежде чем взяться за руль. Он развернул лодку, описав круг, и на полной скорости направился назад к Окракоуку.

Когда Кэт начала приходить в сознание, ее зрение сфокусировалось, перед глазами все поплыло, потом изображение опять стало четким. Она увидела вихрь белого потолка вместо чистого Голубого небесного свода. Даже когда туман вернулся, Кэт вспомнила боль и заметалась.

Она не выдержит ее во второй раз. Не сможет совладать с этой болью. Стало страшно. Будь у нее силы, она бы заплакала.

Затем она почувствовала холодную руку на своей щеке. Голос Кая, низкий и ласковый, пронзил последние слои тумана:

— Успокойся, Кэт. Теперь все в порядке. Все прошло.

Хотя у нее перехватывало дыхание, когда она делала вдох, Кэт открыла глаза. Боль не прошла. Она чувствовала руку на своей щеке, видела его лицо.

— Кай.

Когда Кэт произнесла его имя, она схватила его за руку, единственное, в чем была уверена. Собственный голос, едва ли сильнее шепота бриза, пугал ее.

— С тобой будет все хорошо. Доктор позаботился о тебе.

Пока говорил, Кай тер большим пальцем костяшки ее пальцев, создав точку концентрации, и не убирал свою другую руку, слегка касаясь ее щеки, зная, как важен контакт.

Он чуть было не сошел с ума, ожидая, когда Кэт откроет глаза.

— Док Бейли, помнишь? Ты с ним раньше встречалась.

Кэт показалось жизненно важным вспомнить его, она заставила свой разум покопаться в прошлом. У нее возник смутный образ крепкого обветренного старика, больше подходившего морской стихии, чем смотровому кабинету.

— Да. Он любит… любит эль и мелкую камбалу.

Кай посмеялся бы над ее воспоминаниями, если бы ее голос был сильнее.

— С тобой все будет в порядке, но он хочет, чтобы ты отдохнула несколько дней.

— Я чувствую себя… странно.

Кэт подняла руку к голове, как бы проверяя, на месте ли она.

— Ты на лекарстве, вот почему тебе не по себе. Понимаешь?

— Да.

Кэт медленно повернула голову и сфокусировала взгляд на том, что ее окружало. Стены теплого цвета слоновой кости, а не стерильно белые, больничные. Тускло мерцает темная дубовая отделка. На жестком деревянном полу ковер, его приглушенный индийский узор выцвел от времени. Это единственное, что Кэт узнала.

В последний раз, когда она была в спальне Кая, ее отгораживала от остального помещения лишь перегородка в полстены, а в нижней части одного из окон была длинная тонкая извилистая трещина.

— Это не больница, — выдавила Кэт.

— Нет.

Кай погладил ее по голове, ощупывая лоб, чтобы узнать, не лихорадит ли ее, температура поднимается как раз перед рассветом.

— Легче было привезти тебя сюда после осмотра у Бейли. Госпитализация тебе не нужна, но нам с ним не понравилась идея твоего пребывания в гостинице в таком состоянии.

— Твой дом, — пробормотала она, пытаясь сосредоточить все силы. — Это твоя спальня, и я помню ковер.

«Однажды мы занимались на нем любовью», — вспомнил Кай.

Он с усилием едва касался ее лба.

— Ты голодна?

— Не знаю.

По существу, Кэт ничего не чувствовала.

Когда она попыталась сесть, у нее от лекарства закружилась голова, отчего и комната, и реальность тоже закружились. Пока Кэт выжидала, когда пройдет головокружение, она решила, что нужно прекратить принимать это лекарство. Лучше уж боль, чем это беспомощное, подвешенное ощущение.

Без суеты Кай переложил подушки и усадил ее.

— Врач сказал, что ты должна поесть, когда очнешься. Просто немного какого-нибудь супа.

Поднявшись, он посмотрел на нее сверху вниз. «Точно так же, — подумала Кэт, — как он смотрел на треснувшую мачту, которую задумал починить».

— Я приготовлю. Не вставай, — добавил Кай, направляясь к двери. — Ты еще достаточно слаба.

Как только он вышел в коридор — выругался. «Конечно, Кэт достаточно слаба, — подумал он с последним ужасным проклятием. — Она так бледна, что почти слилась с простыней, на которой лежит. Никакой сопротивляемости — вот что сказал Бейли. Недостаточное питание, недостаточный сон, слишком большая нагрузка». Кай решил, открывая кухонный шкаф, что если он не может ничего сделать с последним, то может сделать что-нибудь с первым. Она поест и останется в постели столько, сколько скажет врач.

Хуже всего ее слабость. Он вывалил содержимое консервной банки в кастрюлю, швырнул пустую банку в мусорную корзину. Он и прежде видел напряжение на ее лице, тени под глазами, отмечал следы усталости в ее голосе, но был поглощен собственными желаниями, чтобы сделать хоть что-нибудь.

Легким движением руки Кай включил конфорку под супом, затем конфорку под кофе. Боже, как он хочет кофе! Мгновение он просто стоял, прижав пальцы к глазам, выжидая, когда его организм успокоится.

Кай не помнил, чтобы когда-либо проводил более отчаянные двадцать четыре часа. Даже после того, как врач уже осмотрел и обработал ее рану, когда Кай привез ее к себе домой, его нервы не успокоились. Он боялся уходить из спальни больше чем на пять минут. Лихорадка уже бушевала в ней, хотя она и не осознавала этого. Большую часть ночи он просидел рядом с ней, отирая пот и разговаривая, хотя она и не могла слышать.

Всю ночь он продержался на кофе.

Кай знал, что по-прежнему хочет ее, все еще чувствует к ней что-то, несмотря на горечь и гнев. Но лишь до тех пор, пока не увидел ее, лежащую без сознания на палубе своего катера. Он осознал, что все еще любит ее.

Он знал, как поступить с желанием и с горечью, но теперь, столкнувшись с любовью, Кай не имел ключа. Ему казалось невозможным любить столь хрупкое, столь спокойное, столь… отличное от него существо. Чувства, которые он когда-то питал к ней, выросли, созрели и упрочились. Теперь он не видел никакого обходного пути. Но пока сосредоточится на том, чтобы поставить ее на ноги. Он налил суп в миску и понес его наверх.

Было бы просто закрыть глаза и снова погрузиться в забытье. Слишком просто. Изо всех сил стараясь не заснуть, Кэт сосредоточилась на комнате Кая. «Тут тоже произошел целый ряд изменений», — подумала она. Он оправил окна в дуб, сделал широкие подоконники, где разбросал все свои лучшие ракушки. Кусок отполированного морем, выброшенного на берег дерева был красив, как скульптура. Дверь кладовой теперь стала филенчатой, с граненой стеклянной ручкой вместо бруса, на месте упаковочных ящиков стояло кресло из ротанга с круглой спинкой.

«Только кровать прежняя», — отметила она.

Широкая кровать с пологом на четырех столбах принадлежала его матери. Кэт знала, что он отдал остальную мебель Маршу. Однако кровать оставил себе. Он родился на ней.

Кэт вспомнила, проведя пальцами по простыням, что они занимались любовью на ней. В первый раз и в последний.

Остановив движение своих пальцев, она смотрела, как Кай возвращается в спальню. Воспоминания нужно отодвинуть в сторону.

— Ты проделал большую работу.

— Не очень.

Он поставил поднос ей на колени, усаживаясь на край кровати.

Когда запах супа дошел до нее, Кэт закрыла глаза. Одного запаха, казалось, было достаточно.

— Пахнет замечательно.

— Один запах не прибавит тебе мяса.