— Без Евгения Емельяновича как будете?

— А что нам, молодым? — парировала Юлия, в конце концов от Насти она могла и не таиться, Настя — кремень, из нее никто и слова не вытянет, не то что тетка Марьяна.

И действительно, соседка расплылась в приветливой улыбке и ответила убежденно:

— Недаром говорят: живи, пока живется...

Юлия махнула пляжной сумкой и направилась к калитке по выложенной бетонными плитами дорожке, даже спиной ощущая восхищенный Настин взгляд. Что ж, все правильно: одной доить коров, другой загорать, но Юлии было абсолютно безразлично, кто и как оценивает ее образ жизни — главное, брать от этой самой жизни все что возможно.

Тетка Марьяна полола огород. Наклонилась над грядкой, повернувшись к улице спиной, казалось, ничего не слышит и не видит, однако ее поза и сосредоточенность нисколечко не поколебали уверенности Юлии: Марьяна и сейчас замечает все, что происходит на улице, вероятно, она все слышала и видела даже во сне. Юлия на всякий случай остановилась и почтительно поклонилась Марьяниной юбке, из-под которой выглядывали полные загоревшие икры. Ее предположения оказались небезосновательны: тетка Марьяна сразу же оторвалась от огурцов, выпрямилась, поправила косынку и пропела чуть ли не с нежностью:

— Доброго здоровья, красавица.

— Огурцов у вас будет!.. — бросив взгляд на грядки, подбодрила соседку Юлия. — Бочку, а то и две насолите.

— Да, будет, — согласилась Марьяна. — Немного будет, — уточнила. — Может, жара помешает или град выбьет цвет... И ты бы посадила. Земли вон сколько гуляет, а свежий помидор или редька к столу всегда кстати.

«Началось, — неприязненно подумала Юлия, — опять мораль прочтет!»

Дело в том, что Юлия никогда не сажала на своем участке овощей. Немного цветов возле дома — розы, пионы, георгины, флоксы, чтоб пахли и радовали глаз, остальную территорию, соток пятнадцать или немного больше, засеяли травой — газон выглядел прекрасно, на нем можно было играть в бадминтон или загорать.

— Если я посажу морковь, кто же у вас станет покупать? — пробовала отшутиться Юлия, но тетку Марьяну трудно было сбить с правильного пути.

— Грех, земля гуляет, — возразила твердо. — Каждый должен работать на земле.

Юлия хотела сказать, что от работы и кони дохнут, однако промолчала: этой упрямой тетке вряд ли можно доказать что-либо — мораль заурядного человека, себя же Юлия считала чуть ли не аристократкой, по крайней мере, ставила на несколько ступеней выше простых крестьянок, но старалась ничем не выказывать этого. Вот и теперь вздохнула и стала оправдываться:

— Не приучена я к земле.

— Посидела бы голодная, быстро приучилась.

— Ой, тетенька, в нашей стране нет голодных.

— Оттого, что все люди работают.

— Вы же не знаете, тетенька, я пишу...

— Нашла работу!

— Вы ничего не читаете, вот для вас и не работа.

— А что же ты пишешь?

Юлия сделала таинственное лицо.

— Рассказы и повесть.

Действительно, попросила Евгения привезти хорошей бумаги и иногда, облачившись в пеньюар, просиживала часок за столом. Даже исписала два или три листка, называлось написанное «Мои записки и наблюдения». Как-то она прочла кое-что оттуда Евгению: «В глубине его живота затрясся смех», «Среди прохожих промелькнули знакомые серые глаза, подернутые грустью», «Не оскорбляйте землю топорными сапогами». «Соловьи безумствовали от любви»...

«Мысли и наблюдения» Евгению понравились, Юлия искренне верила, что все еще впереди и что ее ждет громкая литературная слава: она станет известной, как автор «Консуэло», фамилию писательницы забыла, но какое это имеет значение?

— Книгу пишешь? — все еще не верила Марьяна.

— Ну да, тетенька.

— А не врешь? — Видно, эта новость сразила Марьяну так, что она даже рот раскрыла от удивления.

— Вы же, тетенька Марьяна, все равно ничего не читаете!

— Твою книжку прочту, — пообещала Марьяна. — Обязательно прочту. Когда дашь?

— Не так быстро это делается. — уклончиво ответила Юлия, повернулась и пошла, гордо вскинув голову, — сегодня она одержала победу над проклятой въедливой теткой, день вообще начался прекрасно, и Юлия зашагала по тропинке к речке, уверенная, что никто и ничто не испортит ей настроения.

Тропинка вилась в ивовых зарослях, сразу за болотом взбегала на пригорок, тут Юлия постояла немного, чувствуя, как ветер щекочет ее голые ноги. Видела уже речку и пляжников на берегу, летом даже на этот богом забытый хутор съезжались дачники не только из Киева, случались москвичи и ленинградцы — их привлекали чистые песчаные пляжи, свежее молоко и овощи, не очень разбалованные хуторяне продавали их сравнительно дешево.

Юлия сбежала с пригорка и направилась к пляжу, подпрыгивая и пританцовывая, совсем как школьница, получившая пятерку. Луговые травы мягко ложились ей под ноги, сладко пахло медуницей, с Днепра веяло свежестью, там на пляже ждал ее Арсен — хорошо, когда все в жизни улыбается тебе и ложится к ногам, да еще к таким стройным и загорелым...

Пересекши луг, Юлия замедлила шаг, разыскивая взглядом Арсена, не нашла и встревожилась: должен был прийти, впрочем, куда ему деться?

Стала, осматриваясь, вдруг увидела, и сердце екнуло.

Неужели случилось наихудшее?

Юлия почувствовала, как тоска подкатилась к сердцу, оно еще раз екнуло и оборвалось, но никто б не заметил этого — стояла праздничная и улыбчивая, высокая, стройная и красивая, и ветер играл ее густыми пепельными волосами.

А Арсен лежал в десяти шагах на коврике, и рядом с ним сидела, обняв колени, девушка в пестром купальнике, лет семнадцати-восемнадцати, Юлия это определила сразу. Не очень красивая, худая, но самоуверенная, ишь как наклонилась над Арсеном, улыбаясь.

Юлия чуть не задохнулась от гнева и неожиданности. Однако сразу овладела собой, повернулась к ним боком, не теряя, правда, обоих из поля зрения, и медленно сбросила халат. Стояла, облитая солнцем, и точно знала, что нет на пляже лучшей, просто не могло быть, почему так случилось? Почему Арсен лежит на коврике рядом с какой-то голенастой девчонкой и до сих пор не заметил ее, Юлию? Почему?

Скосила глаза, рассматривая внимательно. Может, ошиблась, может, ревность сделала ее несправедливой и девчушка не так уж плоха?

Нет, разве может быть привлекательным существо с острыми коленями, курносое и еще, кажется, веснушчатое? Да, физиономия у нее в веснушках, рот чуть ли не до ушей, губы тонкие.

Постепенно Юлия успокаивалась. Видно, Арсен заждался, ну увидел на пляже знакомую, отчего же не покалякать?

Но мог бы уже и заметить Юлию, хоть раз оглянуться...

А веснушчатая девчонка наклоняется к нему совсем близко, и Арсен кладет руку на ее колено. Да еще поглаживает.

Юлия подхватила халат, пляжную сумку и направилась вдоль берега так, чтоб Арсен обязательно заметил ее. Шла, смотря прямо перед собой, но краем глаза видела, как Арсен снял руку с колена девчонки и попытался спрятаться за нее. Значит, знает кошка, чье сало съела...

Юлия отошла шагов на десять, вытянула из сумки махровую простыню, постелила на нагретом песке, достала черные очки и, растянувшись на простыне, начала бесцеремонно следить за его маневрами. Казалось, смотрит совсем не на них, а на речку, но не пропускала ни одного их движения.

Девчонка заметила ее и что-то сказала Арсену, может, это веснушчатое создание знало об их отношениях и торжествовало... Юлия едва подавила в себе желание подойти к ним и как-то унизить, она только не знала как, и это секундное колебание спасло ее: в самом деле, устроила бы скандал, наделала бы глупостей и лишь унизила себя, а так опомнилась, сделав вид, что углубилась в книгу. Однако следила за Арсеном исподлобья, хорошо, что темные очки прятали глаза.

Не без злорадства заметила: испугался и отодвинулся от девчонки, но та, вероятно, тоже разгадала его тактику, видно, съязвила по этому поводу, и Арсен расхохотался вызывающе, обнял и притянул ее к себе, начал что-то шептать на ухо — она смеялась громко, даже слишком громко, с расчетом, чтобы Юлия услышала. Это был смех победительницы, Юлия побледнела от обиды, но овладела собой, отбросила книгу и легла навзничь, раскинув руки, будто издевательский смех и коварство Арсена не касались ее.