Шиллинг подкатил на «Ладе», за рулем которой сидела женщина. Сначала Президент не обратил на нее внимания, этот Шиллинг известный бабник, ему раз плюнуть «закадрить» любую женщину. Бублик говорил: может организовать на разные вкусы.
Но женщина вышла из машины вслед за Шиллингом, и Президент подумал, что лучше ее не видел. Не сопливая девчонка, женщина под тридцать, длинноногая, грудастая, может, чуть-чуть с излишком, но то, что надо. И несет свои прелести, как самые дорогие реликвии. Видно, знает себе цену и действительно стоит недешево.
Но и Президент знает цену и, когда нужно, умеет не скупиться. Он, правда, не допотопный купец и не привык дарить потаскухам бриллианты, теперь такса совсем другая, но на этот раз и он не постоял бы за ценой.
Президент не успел до конца обдумать эту проблему, так как Шиллинг заметил его и, сделав своей спутнице знак, чтоб подождала, направился к нему.
Они выбрали укромное место, где не слонялись туристы, уселись на скамью, и Президент спросил:
— Привез?
— Есть пять сотен.
— Долларов?
— Четыре долларами, а сотня франками.
— Подходит. Почему мало?
— Так Чебурашку же замели. Разве не слыхали?
— Чебурашки меня не интересуют, — жестко ответил Президент. — Тем более что его замели.
— Все под богом ходим.
— Не под богом, а под... — Президент запнулся и не стал уточнять, кого именно имел в виду: и так ясно. Спросил: — А ты?
— Перекантовался на приднепровском хуторе. Пока улеглось.
— Смотри, Арсен, чтоб не зацепили.
— Смотрю... — усмехнулся беззаботно. — Чебурашка — свой парень, не капнул. А больше меня никто не знает.
— Думаешь, там не слышали о Шиллинге?
Юноша, нахмурившись, пожал плечами.
— Слышать, может, и слышали, а зацепиться не за что. Я мелкими делами не занимаюсь, для этого шпана есть. Шиллинга эта мелкая рыбешка никогда не видела, знает только понаслышке.
— Ну давай...
Шиллинг вытянул конверт, Президент спрятал его во внутренний карман пиджака.
— С вас причитается... — начал Шиллинг, но Президент перебил его с раздражением:
— Знаю. Завтра получишь у Бублика.
— Хорошо. Все?
— Нет. Есть поручение. — Президент достал из кожаной сумки, повешенной через плечо, сверточек. — Завезешь сегодня вечером, — назвал адрес, — Лидии Андреевне Мащенко. — Перехватил вопросительный взгляд Шиллинга и продолжил сухо: — Знаю, не удержишься, чтоб не заглянуть. Так вот, не надо, скажу сам. В свертке дамская сумочка, а в ней три тысячи. Передашь все, если украдешь хоть рубль, завтра же буду знать и голову откручу. Ясно?
Шиллинг кивнул: известно, с Президентом шутки плохи, ничего никому не прощает и недавно, говорят, по его команде кого-то пришили.
— Сделаем, шеф, — пообещал твердо.
Президент дал ему денег.
— Тут сотня, — сказал. — Сотня за работу. Достаточно.
— Хватит, — согласился Шиллинг. — Что ей сказать, Лидии Андреевне?
— Скажешь: от друзей Леонида Павловича. С благодарностью.
— Леонида Павловича, — повторил Шиллинг. — Скажу.
— Все.
Шиллинг поднялся, но Президент, вспомнив о женщине, привезшей его, спросил:
— Что за кадра? За рулем?
— На хуторе подобрал, жена скульптора. Понравилась?
— Ничего.
— Классная.
— Сам вижу, но с ней вот так, открыто... Женщины, знаешь, языкатые...
— Юлька влюблена в меня.
— Юлька?
— Я же говорю: Юлия Трояновская, жена скульптора.
— Машина ее?
— На свою еще не заработал.
— Заработаешь.
— Надеюсь.
Президент подумал немного, слегка поколебался и спросил:
— А она тебе еще не надоела?
Шиллинг ничуть не обиделся.
— Хотите? — спросил.
— Приведешь ко мне.
— Три сотни.
— Сдурел?
— За такую кадру, шеф!..
Президент прикинул: может, не так уж и дорого.
— Хорошо, — согласился, — я тебе свистну.
Шиллинг фамильярно подмигнул ему.
— Не пожалеете, — пообещал, — девка что нужно.
17
Утром Хаблаку доложили: вчера Бублик на своей машине выехал в городок Сосновку. Прибыл туда около пятнадцати часов. В гастрономе купил несколько бутылок водки, пива и поехал на дамбу, отгораживающую ныне речку Козинку от основного русла Днепра. Поставил «Волгу» возле первого спуска с дамбы на луг, поднялся на дамбу и дождался, когда поблизости причалила моторная лодка. Номер лодки заметить не удалось. Эта лодка отвезла Бублика на днепровский остров — приблизительно в трех километрах от дамбы. На острове стоит палатка. Там Бублик находился до семи вечера. Возвратившись в Киев, машину оставил на стоянке, из квартиры больше не выходил.
Сегодня утром поехал на работу в свое бюро организации зрителей.
Остров с палаткой заинтересовал Хаблака, и он поехал в Сосновку. Городок знал и имел там знакомых. Не без удовольствия вспоминал, что именно в Сосновке когда-то началось одно из самых удачных его дел — мошенники с трикотажной фабрики забыли там в кафе на столике тысячу рублей в сигаретной пачке. Сколько пришлось тогда повозиться, чтобы вывести их на чистую воду! С той поры больше трех лет минуло, они с Мариной жили еще на старой квартире и Степана не было — быстро летит время, все в хлопотах, в делах, расследованиях, и кажется, скоро уж он, вспоминая то или другое событие, не будет говорить, что это случилось, например, в семьдесят восьмом году, а скажет приблизительно так: в тот год я расследовал дело Чугаева...
И сразу же Хаблак устыдился таких мыслей. Хотя зеленые лейтенанты, еще только начинающие работу в уголовном розыске, смотрят на него как на аса, а какой там ас? Будто в одиночку распутывает дела. Вон сколько людей привлечено сейчас к расследованию взрыва в Бориспольском аэропорту. Да еще Коренчук и его коллеги, листающие сотни документов, накладных, банковских переводов, всяческих писем, чтоб докопаться, почему и как попал алюминиевый лист именно на тот маленький провинциальный завод...
А старший лейтенант Волошин и подполковник Басов из Одессы, капитан Стефурак из Ивано-Франковского розыска! Сколько будет еще?
Или ребята, которые «ведут» сейчас Бублика и засекли его поездку на днепровский остров...
Инженер Владимир Прохорович Ефимов уже ждал Хаблака возле милицейского дебаркадера. Половина жителей Сосновки, пожалуй, знала Ефимова. По-настоящему влюбленный в технику, искренний и доброжелательный человек, он никому не отказывал в помощи и сам, если нужно, регулировал неопытным автолюбителям карбюраторы, клапаны.
Ефимов был знаменит в Сосновке и тем, что имел уникальный и единственный на весь город катер с водометом — он скользил по днепровской глади как по маслу, мог соревноваться в скорости с «метеорами» и легко обставлял лодки даже с двумя моторами.
Ефимов растянулся на носу катера, подложив под себя старый матрас, дремал, подставив солнцу бронзовую спину. Хаблак окликнул его с дебаркадера — Ефимов лениво приподнялся, но улыбнулся приветливо, и отсюда, с берега, Хаблак увидел, какие у него синие и лучистые глаза.
— Знаю я тот остров, — сказал, когда Хаблак рассказал о цели поездки. — Позавчера проезжал, там польская палатка стоит, двухцветная, синяя с желтым. Хорошая — не палатка, а дом из двух комнат, все лето можно прожить.
Хаблак знал: кто-кто, а Ефимов с удовольствием провел бы целое лето в палатке на берегу. Никогда не ездил по курортам, лишь однажды отправился машиной в Крым, но сезонное столпотворение не понравилось ему, с тех пор отдыхал только на Днепре, ставил палатку в тихом месте, ловил рыбу, купался, загорал до черноты и никогда не болел.
Мотор взревел, и катер понесся, оставляя позади пенный след и высоко задрав нос кверху, казалось, они взлетели над водой, зависли в воздухе и только иногда касаются волн, вздымая фонтаны поблескивающих на солнце брызг.
До острова домчались за несколько минут. Ефимов погасил скорость, и теперь катер резал носом воду старательно и сердито, будто заботливый хозяин, заметивший непорядок в своем образцовом хозяйстве.