Оксана вырвала у Макса руки, прижала их к ушам.

— Я не могу это больше слушать! — закричала она. — Я не могу, не могу, не могу! Что ты хочешь от меня?!

Макс придвинулся к ней, обнял, нежно отвел ладони от головы.

— Я хочу отвести тебя домой, — тихо сказал он.

Они были у Макса дома, сидели, завернувшись в пледы. Только лежавший под рукой Макса посох дождя напоминал, что где-то рыщет по их следам чудовище по имени Восемь.

Макс рассказывал Оксане про Башню.

— Путь к Башне скрыт. Вход в нее тоже. Путем и входом ведают сущности, принимающие облик людей, но от нас бесконечно далекие. За крупицы знаний о Башне они взимают плату. Мне, например, приходится расплачиваться с ними настоящими слезами.

— Что это?

— Слезы, которые люди проливают в момент высшей искренности. От любви, от ненависти, от сильной боли. Выше всего ценятся слезы, пролитые на грани смерти, но это редкий товар.

Оксана скривилась. Макс хмыкнул.

— Без цинизма, боюсь, в моем деле не выжить. Тебе лучше не знать, чем с хранителями расплачиваются люди вроде Егора Поташева.

— Он тоже?..

Макс кивнул.

— Поташев служил Октагону. Это древний и мрачный союз. Восемь магов, отдавших хранителям Башни все, даже свои тела. Они пользуются вестниками, одного из них ты видела. Не хочется про них говорить, если честно. Мы давно не ладим…

— А кому служишь ты?

— Я сам по себе. Поэтому я не играю в высшей лиге. Если бы не ты, Восемь размазал бы меня по всей Малой Ордынке.

— Если бы не я, тебя там не было бы. Почему ты взялся мне помогать, Макс?

Макс ответил далеко не сразу.

— Если я скажу, что ты похожа на женщину, ради которой я ищу вход в Башню, это будет неправда. Ты совсем другая. Но ты могла бы быть ею.

— Я опять перестала тебя понимать.

Впервые Оксана увидела, что слова даются Максу нелегко.

— Говорят — и тем, кто говорит, стоит доверять, — что Башня дает шанс прожить жизнь заново. — Макс, опустив голову, вязал в косички бахрому пледа. — Прожить жизнь со знанием того, что ты можешь исправить. Я любил женщину. Я потерял ее. Если Башня не сможет вернуть меня в день, когда это случилось, она, по крайней мере, заберет мою память о нем.

Оксана поняла, что сейчас не время для вопросов. Ей стало тесно в бывшей колокольне вместе с собирателем дождей и его воспоминаниями.

— Вызови мне такси, Макс, — попросила она.

— Тебе безопасней оставаться здесь.

Оксана усмехнулась. Невесело.

— Я же морская дева. Кто посмеет меня обидеть?

Будильник поднял ее в пять тридцать утра. Разглядывая свои сморщившиеся от воды ладони, Оксана слушала, как телефон надрывается в коридоре. Она заснула в ванне. Такое с Ней приключалось нередко. Что же, теперь у нее есть подходящее объяснение всем своим чудачествам.

Через час за ней приехал водитель. Оксана попросила секретаря прислать машину и заодно справиться в ГАИ о судьбе ее «Вольво». Думать о работе после вчерашнего казалось невозможным.

Бергер прислал смс. «К сегодняшней видеоконференции я заказал шампанского. Отпразднуем твое назначение». Оксана представила фальшивую радость на лице офисных подхалимов, и ее едва не стошнило.

— Остановите не доезжая, на углу Сметниковской, — попросила она водителя. — Я хочу прогуляться полквартарала пешком.

Перелом нас тупил в половине двенадцатого. Сначала на ее электронную почту пришло письмо из технического отдела. Программисты по ее заданию сделали «схему Поташева» — нанесли данные о покупках по фиктивным договорам с ипотечным фондом на карту России. Оксана хотела понять, что стоит за махинацией Егора. Нефть? Бокситы? Уж очень широк был географический разброс между сделками.

Ей не потребовалось и минуты, чтобы угадать узор, который получался, если соединить линиями кляксы земельных участков, приобретенных Поташевым на подставных лиц. Восьмиугольник. Его центр находился в Подмосковье. Именно в этом месте было сделано последнее приобретение фонда.

Во рту появился неприятный кислый привкус. Происходило что-то за гранью ее понимания.

Зазвонил внутренний телефон.

— Оксана Владимировна. — Секретарша была взволнована. — С вами хотят говорить из Управления внутренних дел. Майор Калугин.

Макс любил приходить на Маяковку. С этой площади началось его знакомство с Москвой. Нельзя сказать, что оно было приятным. Тот апрель выдался морозным, а на нем были тонкие брюки и какая-то смешная ветровка. Минус пятнадцать, под ногами поземка, в руках бутылка портвейна.

Прогулка по апрельской Москве закончилась неприличным фурункулом в заднем проходе. Название этой радости, колопроктит, Макс помнил со студенческих времен. Его бил озноб, температура прыгнула за сорок. «Отморозил, дружок, — ласково сказал заведующий отделением проктологии, — надо резать». Макс сунул доктору мятый полтинник, лег на железный стол, подложив под голову клетчатую сумку. На наркоз денег не было.

«На-ка, прикуси», — сказал врач и протянул Максу кусок эластичного бинта. Секунду в прямой кишке ощущался холод от скальпеля, потом была очень сильная боль. Выплюнув бинт, Макс орал от души. Удивительно, как не отрубился.

Пока Макс не ухитрился перебежать дорогу одному мстительному шаману и тот не натравил на него сольпугу, Макс был уверен, что сильнее боли в его жизни не будет. Уходя, он не забыл подобрать резиновый бинт и долго хранил его как память.

С тех пор многое изменилось. Память перестала быть главным сокровищем. Именно с памятью он боролся, глотая портвейн у памятника поэту, которого не любил и не понимал. Все эти ноктюрны водосточных труб, весь звенящий надрыв поздних стихов.

«И все же есть у нас что-то общее, да, Володя? Посмотри, до чего довели нас наши бабы. Впору закаменеть».

Телефон зачирикал в кармане. Мелодия Оксаны. Как давно ее не было слышно.

— Макс…

— Что-то случилось? У тебя такой голос…

— Макс, Поташева убили. Мне звонил следователь Калугин.

Макс посмотрел на небо. Ни облачка. Хороший день для псов Восьмерки.

— Этого следовало ожидать. Тебе надо быть очень осторожной. И мне тоже.

— Я больше не могу, Макс. Безумие сплошное. Что творится?

Октагон не щадил никого, даже собственных слуг. Поташев не справился, его убрали с доски.

— Оксана, не волнуйся. Все скоро закончится.

Ее голос зазвучал так отчетливо, что Макс даже обернулся, не стоит ли Оксана рядом:

— Макс, я не хочу быть здесь. Забери меня. Забери меня домой.

— Этот город называется Дивноморск, — сказал Макс. — Иногда его называют Фальшивый Геленджик, но название дурацкое. Последний раз я был здесь студентом, на втором курсе медика.

Они почти не спали в дороге. Гнали бешено, сменяясь за рулем. Макс пил кофе из термоса, Оксана глотала энергетики с красными, демоническими узорами на банках.

Уже на подъезде к Дивноморску накопившееся напряжение, свинцовая усталость, чудовищные дозы кофеина нашли выход. Они свернули на обочину и трахнулись прямо возле машины. Оксана стояла на четвереньках, и он не видел ее лица, глаз. Да и боялся видеть, если честно. Потом они несколько часов проспали на заднем сиденье. Во сне не касались друг друга.

— Это центральная улица. Она упирается прямо в море, в городской пляж. Если по нему идти вправо, будет пансионат нефтяников «Факел». У них еще в мою бытность было богато. Дальше был дикий пляж, сейчас, думаю, там все облагородили.

Макс не был уверен, что Оксана его слушает. Чем сильнее они приближались к морю, тем больше она уходила в себя. Да и сам Макс говорил, а мысли его неслись вскачь. Словно незримая волна катилась перед капотом, возвращая новому городскому пейзажу памятные черты.

«Вот здесь был ларек, где мы покупали пиво и водку. В нем работала удивительной красоты девочка, ты еще сказала, что будешь с ней спать. То ли чтобы позлить меня, то ли завести. Там дальше парапет, где мы покупали шмаль у местного барыги. Волейбольная площадка, где я на измене прятался за столбом. Дискотека, куда мы так и не попали вместе. Как она называлась? «Фламинго»? А вот здесь я уронил арбуз, и мы ели его прямо с земли. Ты достала из джинсов нож, чтобы вырезать мякоть, и я узнал, что ты всегда ходишь с ножом. Даже в аэропорт ты его взяла, когда я провожал тебя последний раз».