Джазмин с Ингой пили красный чай с живжебицей — сильнодействующий стимулятор, на столике перед ними лежала одна-единственная распечатанная пачка печенья: продукты решено экономить.

— С деревьями в Лесу дрался? — ехидно осведомилась Инга.

Джазмин шевельнула узкой смугловатой кистью в привычном жесте, означающем «заткнись, милая», — и потребовала:

— Матиас, сними верхнюю одежду, налей себе чаю, садись и рассказывай.

Я рассказал. Глаза наставницы, отливающие чернотой спелой черешни, обрадованно вспыхнули.

— Хорошо, детишки, собираемся — и пошли. Матиас, бегом почини свою куртку, я вас этому учила.

— Мы пойдем его ловить? — спросила Инга.

Испугалась, это заметно. Не такая уж она смелая, несмотря на свои излюбленные рассуждения о силе и крутизне.

— Пойдем договариваться. Я знаю, кто это. Надеюсь, он не откажет нам в помощи, несмотря на дипломатические достижения Матиаса.

Инга торжествующе зыркнула в мою сторону, но я не обращал на нее внимания, потому что возился с порезанной курткой. А на шпильки Джазмин я никогда не обижаюсь: все равно она добрая, этого не спрячешь и не отнимешь.

Прореху зарастил кое-как. Больше всего это напоминало келоидные рубцы, только не на живой плоти, а на толстой драповой ткани и меховой изнанке. Сразу видно, что без волшбы не обошлось, только оно скорее недостаток, чем достоинство, любая швея сделает лучше. С остальным возиться не стал, переоделся в запасное — и мы пошли.

Остановившись на краю поляны с вездеходом, Джазмин осмотрелась и отправила в дремлющую глухомань заклинание зова. Оно у каждого свое. У нашей наставницы — похоже на обрывок джазовой мелодии или неоновый росчерк, плывущий через цветные сумерки вечерней улицы.

Лесной мерзавец заставил себя подождать. Джазмин стояла, кутаясь в шубу, а мы с Ингой, чтобы согреться, затеяли играть в снежки. Когда он появился — как и в прошлый раз, внезапно и бесшумно, — я поневоле на него уставился, и Инга, воспользовавшись моментом, залепила снежком мне в лоб.

— Здравствуй, Валеас, — улыбнулась Джазмин.

— Здравствуйте, — отозвался гость — и умолк, с интересом ожидая, что еще ему скажут.

Я только сейчас хорошенько рассмотрел его обувь — кесейские меховые мокасины — и обратил внимание на походку — по глубокому снегу он ступал, как по тротуару, не проваливаясь, хотя весу в нем должно быть побольше, чем во мне. Не отказался бы я научиться таким чарам, чтобы не барахтаться каждый раз по сугробам. Или это специфически лесная магия? Так ведь даже Джазмин не умеет.

— Познакомься, мои ученики — Матиас, Инга. Караван остался без следопыта, и нам очень нужна твоя помощь.

— У вас есть кому вывести караван. — Валеас неприятно ухмыльнулся. — Поищите среди пассажиров. Или вы не в курсе, кто с вами едет?

— У нас есть кому пронаблюдать до конца, как люди погибнут от голода и холода. — В голосе Джазмин прорвалась горечь, а Инга нахмурилась и приоткрыла рот, словно хотела перебить ее, выпалить что-то протестующее, я же ничего не понимал. — Речь не об этом, а о помощи живым, чтобы они смогли жить дальше. Прошу тебя, Валеас, ради памяти Изабеллы… Она бы не отказала.

— Ага. Мать не отказывалась делать добро — и что с ней стало? Хотя ладно, я подумаю.

— По поводу этого, — Джазмин, едва заметно вздохнув, кивнула на вездеход, торчащий из снежной целины, — не беспокойся. У военных своя политика, у Трансматериковой компании своя. Караванщики не станут допытываться, что здесь произошло.

— Те два придурка на меня напали. Потребовали, чтоб я отвел их к себе на заимку, а у меня там ограниченный запас жратвы, личное барахло и красивая девушка, только их туда пусти… Я предложил посмотреть, чья возьмет. — Рассказывает с ухмылкой, следя за нашей реакцией. — Что осталось, вы видели.

— Можно было сохранить им жизнь, — вполголоса, под нос, бормочет Инга.

— На кой они мне сдались? Еще корми дармоедов, а дичи сейчас негусто… Так они хоть поляну украшали, пока вы не пришли.

— Олимпия тоже здесь? — поинтересовалась Джазмин. — Буду рада повидаться. Я с ней познакомилась на похоронах Изабеллы, славная девочка. Валеас, еще одна просьба, если у тебя найдутся почки сужабника — пожалуйста, захвати с собой. У нас один молодой человек подхватил пневмонию. Капитан с тобой рассчитается.

Несимпатичный лесной колдун хмыкнул и, не прощаясь, исчез за деревьями.

— Думаете, он придет? — спросил я с порядочным сомнением.

— Скорее всего, — отозвалась наставница.

Ее опять пошатывает, мы с двух сторон ее поддерживаем.

— Помните историю о девочке из другого измерения, которая оказалась лесной колдуньей? — Из-за поднятого пушистого воротника голос Джазмин звучит приглушенно. — Это и есть Олимпия, о которой я говорила.

Еще бы не помнить, в магических кругах история известная и притом совершенно невероятная. У двадцатилетней туристки с Земли Изначальной обнаружились задатки лесной ведьмы — раньше считалось, что для этого надо родиться на Долгой, а теперь оказалось, что вовсе не обязательно. Был конец лета, порталы один за другим закрывались. Девчонка вернулась в родное измерение, но ее тянуло обратно, и окончательное решение она приняла в последний момент. Каким-то чудом прорвалась на своей стороне через оцепление и ринулась в портал, который уже находился в процессе схлопывания, — представляете, да? Это могло закончиться скверно, однако ей фантастически повезло: выпала оттуда не в виде фарша, а живая и почти невредимая, не считая изодранной в клочья одежды и сплошных ссадин. В общем, счастливо отделалась.

— Валеас и Олимпия — ученики Текусы Ванхи, старейшей лесной колдуньи.

— А кто такая Изабелла?

— Мать Валеаса. Тоже лесная, и тоже училась у Текусы. Ее Убили в конце осени, полтора года назад.

Припоминаю: ага, Джазмин тогда ездила на какие-то похороны, оставив нас Ингой на одном из складов в Дубаве. Уже лег первый снег и вовсю шла консервация последнего урожая, так что работы для магов хватало.

— Почему — убили? — удивляюсь с некоторой задержкой. — Кто?

— Ох, от узнала что-то, чего не следовало узнавать. И позволила себя убить. Лесного колдуна в Лесу никто не найдет, если он сам того не захочет, но Изабелла Мерсмон не стала уходить и прятаться. Опасалась, что они тогда возьмут заложников, и поэтому дождалась убийц у себя дома.

Инга издает невнятный звук, словно из души у нее рвется особое мнение, а я снова спрашиваю:

— Кто?

— Высшие. Матиас, никогда с ними не связывайся.

О Высших мало что известно. Даже Джазмин нам почти ничего о них не рассказывала. Нестареющие маги, на порядок могущественней всех остальных, с немыслимыми способностями к регенерации — практически полубоги. Вот интересно, как становятся Высшими — или это у них врожденное? Я ведь даже такой малости не знаю.

Вспоминаю фразу, оброненную сволочным лесным колдуном, и вспыхивает догадка:

— Тарасия Эйцнер — Высшая?

Джазмин молча кивает.

— Если б она согласилась вывести караван, Трансматериковая расплатилась бы, разве нет? Она же вместе с нами тут пропадет… Почему капитан с ней не поговорит?

— Она не пропадет. А капитан понимает, что это бесполезно.

— Если люди будут каждый раз получать помощь, они развиваться перестанут, — сердитым голосом выдает Инга. Без запинки, словно отвечает заученный урок.

— Так она бы хоть Эберту помогла, что ли, какое там дальнейшее развитие, если он загнется от пневмонии посреди Леса!

— Матиас, это как на экзамене: одни сдают, другие вылетают. — Инга поворачивается в мою сторону, ее глаза воодушевленно светятся.

— Какой еще экзамен, если и для каравана и, в частности, для Эберта речь идет о жизни и смерти…

— Все, Матиас, хватит на эту тему, — ровным утомленным голосом окорачивает меня Джазмин.

Осознаю и замолкаю. Я же трус, никуда не денешься. Боялся отца, боялся Щагера и Сулосена. Валеаса этого не испугался по-настоящему только потому, что в тот момент не хотел жить я он показался мне подходящим орудием для достижения цели. Сейчас суицидное настроение уже прошло, и я быстро схватываю: Изабелла Мерсмон чем-то не угодила Высшим и умерла, я тоже смертен, следовательно… Да, следовательно, надо держать свои соображения при себе. Какая разница — нравится, не нравится, если все равно ничего не изменишь?