Боюсь, он неправильно понял мою улыбку — где ему было понять!.. Но этот след никуда не вел — Гитте некогда было замечать приметы паренька, вставшего из рядов, когда ей стало плохо. Приметы знает полиция, допросившая потом свидетелей, а туда мне идти совсем некстати.

Тело Пьяницы наверняка побывало на экспертизе у государственных колдунов. И Гитту обязательно должны были обследовать. Власти знают, что именно Пьяница был нападавшим, а неизвестный второй — то есть я — помешал ему. Но сто против одного, что они промолчали об этом. Практическое колдовство без патента и надзора властей запрещено законом. А за убийство путем колдовства мне полагается… нет, мне уже ничего не полагается, потому что прежний я умер. Если только меня не поймают в образе Угольщика и не сверят мои данные с отметинами на поганой душе Пьяницы.

Важно другое: Гитта жива-здорова. Не потому важно, что это приятно, а потому, что не ее призрак явился мне во сне. Душа Гитты — в теле, а тело — свободно; она будет танцевать в воскресенье. Успокойся, Угольщик; затуши окурок о подметку, кинь его в пасть пылесоса и иди дальше.

Я отправился старой дорогой — по оврагу, между кустистым склоном и заборами, — и вскоре мне открылась та долина.

Освещенная предзакатным солнцем, она выглядела мирно, даже чуточку сказочно — кажется, именно в такой долине должны стоять пряничные домики гномов. Но здесь жили Жасмин, судья и прокурор.

А на другом берегу, напротив притворно скромных в простоте своей безупречной престижности коттеджей — черно-серое огнище, выжженный пустырь, обросший по краям робким и чахлым бурьяном. Конец моей прошлой жизни и начало новой.

Устав от чужбины, люди возвращаются к своим корням — на родину, к родным, к роднику, из которого вытекли на солнечный свет. Я возвращался в смерть, туда, где из ясности первого бытия сквозь огонь вошел в черную тайну. Черт! Я передернул плечами, стряхивая налетевшую мысль — мысль о том, что мое прошлое лежит по ту сторону смерти и, чтобы узнать его, надо вновь…

Найти коттедж Жасмина было нетрудно — здесь он был в точности таким же, как во сне. Вновь меня на долю секунды охватило чувство нереальности происходящего. Я словно входил в собственный сон — в мир слов без звуков, неестественного пространства, в мир зыбкого марева, где ничему не удивляешься, что бы ни случилось. Глухо, редко залаял за плотной посадкой жимолости большой пес, пока я давил на кнопку звонка у входа. Наконец на крыльце появился хозяин — большой, тяжелый, при этом, казалось, всегда готовый к быстрому хищному движению. Он закрыл своим телом дверной проем и поднял голову.

— Что тебе нужно? — громко спросил он. — Убирайся!

— Мы с вами знакомы! — крикнул я в ответ с улыбкой. — Мы с вами виделись позавчера, помните?

Глаз за очками на таком расстоянии не было видно, но я чувствовал, как он внимательно вглядывается — не только зрачками, но и тем зрением, которое есть у колдунов; я сам мог раскрыть в себе этот темно-лиловый цветок с огнистой сердцевиной, но не смел — наши проникающие взгляды могли столкнуться над клумбами. Тогда останется уповать лишь на приемы отражения и быстроту ног — а Жасмин был очень, очень силен.

— А! Это вы, юноша! — Выпуклые красно-сизые губы Жасмина сложились в задушевную улыбку. — Как же, помню! Заходите, не смущайтесь. — Дистанционный замок калитки щелкнул, и рычаг, похожий на отломленную ногу огромного кузнечика, открыл мне путь.

В ограде было чисто, как в операционной, — на дорожках камешек к камешку, на газонах травинка к травинке, цветы на клумбах выглядели восковыми, как в том мертвом сне. Пес — голова его пришлась мне по пояс — стоял как вкопанный, молча и враждебно разглядывая меня.

— Добро пожаловать! — Жасмин пропустил меня вперед, в прихожую. — Как вы сумели добраться сюда наяву?

— С трудом, — уклонился я от прямого ответа, осматриваясь, будто котенок в новом помещении. Дом изнутри был светлым и просторным, но каким-то нежилым — такое впечатление, что Жасмин сам только что вошел сюда после двух-трех месяцев отсутствия. — Мне повезло, что я проснулся сразу, — многое запомнилось…

— Да-да! — Обходя меня крутом, словно удачно купленную мебель, Жасмин потер ладони. — Проснулись в холодном поту, а?.. Признайтесь откровенно — какие могут быть секреты между смакователями снов? Ну? Чем вас встретили за рекой?.. Вы, вероятно, не ужинали — пожалуйста, не откажитесь разделить ужин. Кико!

Вошел паренек младше меня, почти мальчик — его появление в этом бесшумном доме было столь неожиданным, что я невольно вздрогнул. Вы бы тоже вздрогнули, если бы стоявшее десяток лет на одном месте кресло вдруг деловито затопало из столовой в спальню на кривых деревянных ножках. Длинные волосы, подстриженные по одной линии и уложенные на прямой пробор, делали его похожим на девчонку; он был бледен, лицо равнодушное и полусонное, руки расслабленно опущены.

— Кико, голубчик, ужин на двоих. Вы любите кофе? Кофе на ночь — это, скажу я вам, нечто удивительное! Сердце бьется, трудно засыпать, а что потом снится!..

— Обожаю кофе, — кивнул я. — Вообще я многое пробовал, чтобы сны были сильнее.

— А вот это зря! Зря, юноша! Искусственные стимуляторы — для дилетантов. Профессионалы — если вы хотите стать профессионалом — признают лишь натуральные средства.

— Кофе, господин? — поющим голосом уточнил Кико.

— Да, покрепче. Мы будем полуночничать. — Жасмин улыбнулся. — Пора бы нам познакомиться…

— Угольщик, — наклонил я голову. Нет ничего лучше, чем сказать правду, — люди часто ждут подвоха, а такие, как Жасмин, ждут его всегда. Поэтому расследователь не ошибется, сказав правду там, где должна прозвучать ложь.

— О, великолепно! Угольщик! Карбонарий! — прищелкнул пальцами Жасмин. — Так представляются люди, знающие себе цену!.. Любите баловство с огнем — я угадал?

— Да. — Это признание в моих устах звучало странно, если не сказать — отвратительно, но произнес я его без усилий — почему-то вопрос Жасмина не показался мне глумливым, а собственный ответ — вымученным.

— Я могу называть вас Уголек? Не по какой-то прихоти, просто по праву старика… Да? Очень рад и благодарен… А мое прозвание — Жасмин. Пожалуйте в столовую.

В интерьере Жасмин предпочитал ретро — старинные люстры, старинные портьеры, обои с повторяющимся рисунком пышных цветочных ваз, резная мебель из темного дерева, расписные тарелки на особых полочках; все это стоило больших денег и имело какой-то музейный вид. В такой обстановке легко вообразить себе чопорного лакея в седых бакенбардах и белых перчатках, прислуживающего господину за столом по всем правилам этикета — но нам прислуживал бледный Кико. Кофе. Сливки. Сахар в серебряной вазочке. Домашние вафли. Вафли я поедал без опаски — если бы Жасмин хотел окормить меня порченой едой, он бы отлучился на кухню, а вафли имели бы характерный привкус. (Клен дал мне пожевать для пробы порченый сыр, который следовало не проглотить, а выплюнуть.) Плюс к тому я был голоден после блужданий по городку И сигарет натощак.

— Ну-с, ну-с, — поощрял меня Жасмин, — расскажите, где вам удалось побывать и что увидеть. Подразните меня, Уголек.

— Поначалу, — принялся спокойно врать я, отпив кофе, — надежной методики у меня не было. Я пробовал, ошибался, снова пробовал…

— О, все начинают с ошибок!..

— …потом стало получаться. Я понял, что главное — испытать сильное чувство и сохранить его до ухода в сон; тогда есть шанс вернуться туда.

— Да, да! Именно! Вы на верном пути, юноша. Чем вы пользовались наяву?

— Фильмы, — будто извиняясь за такую банальность, сказал я, виновато понизив голос. — Особенно документальный — «Лики смерти».

— Не могу одобрить, — покачал головой Жасмин. — Начинать следует с малого. Сильные средства определят… как бы вернее сказать… высокий уровень чувства, после них другие, не менее интересные, но не столь сильные средства могут оставить вас равнодушным. Лучше всего начинать с себя, с плодов своего воображения, с детских страхов например. Темная комната ночью — сколько в ней таинственного! Или — пустой дом, достаточно жуткое место. Наконец, подвал! Вы пробовали среди ночи сойти в собственный подвал, не зажигая света, только со свечой в руке? Затем понаблюдать за приездом по вызову полиции или «Скорой помощи»; не приближаясь к месту происшествия и не смешиваясь с зеваками, вы можете представить, какие находки ожидают медиков и полицейских… Представить зримо, ярко, осязаемо — и ни в коем случае не разочаровывать себя, не подглядывать и не пытаться узнать правду! То, что лежит, закрытое простыней, на носилках, — тайна, загадка, подарок судьбы и повод для самых ужасных фантазий.