Агнес было около шестидесяти, и. Белла никогда не видела у нее на лице добродушного выражения, но сейчас она почувствовала, что на нее смотрит другой человек — Агнес умоляла сделать спокойными последние дни своей хозяйки. Белла вышла из комнаты и глубоко вдохнула относительно свежий воздух. Коридор был пуст, и у нее появилось время, чтобы подумать.

Она не хотела принимать во всем этом никакого участия, но не могла бросить остальных. Пусть она и была самой молодой, но в отличие от всех них у нее был собственный независимый доход, а это все равно что иметь пистолет, когда остальные совершенно беззащитны.

Несомненно, леди Фаулер уже ничто не могло помочь, но и она не должна больше никому причинить зла. Сестры Драммонд были опасны, а Хелена, самая опасная, обосновалась здесь, и Беллу это удивило: какую цель она преследует?

С печатным станком чаще других имела дело Оливия, и сейчас она, вероятно, находилась там. Что же делать?

Проще всего вывести из строя пресс. Она отправилась вниз по черной лестнице, которая сначала привела ее в кухню, где трое встревоженных слуг с умоляющим выражением посмотрели на нее. И этих тоже нужно спасать?

Неопределенно улыбнувшись им, Белла пошла дальше, к комнате, в которой был установлен станок. Открыв дверь, она увидела невысокого худого мужчину с каштановыми волосами, одетого в безрукавку и кожаный фартук. Наборщик оглянулся, а потом с подозрением остановил на ней взгляд.

— Я Беллона Флинт, — представилась она, — одна из ближайших сподвижниц леди Фаулер. Меня не было, поэтому теперь я хочу убедиться, что у вас есть все необходимое.

— Да, мадам, благодарю вас.

— И пресс в порядке? — кивнув, продолжала Белла.

— Это не моя забота. Я наборщик.

— Я имела в виду, в порядке ли шрифт. Я слышала, некоторые леди используют его, и, боюсь, могли попортить шрифт.

— Сделали из него полнейшую мешанину и кое-что испортили, — недовольно фыркнул он. — Скажите остальным, что они должны сейчас напечатать первые две страницы, чтобы я мог использовать шрифт для следующих.

Наборщик снова вернулся к своей работе, и Белла некоторое время наблюдала за ним, оценивая, сколько всего времени уходило у него на то, чтобы, не глядя, дотянуться до нужной коробки за требующейся буквой, взять свинцовый кубик, положить его и установить на место — взять, положить, установить на место.

Белла вышла и, поднявшись в гостиную, поинтересовалась, в какое время работает наборщик.

— Он работает допоздна, — сообщила Мэри.

— И приходит рано, — предположила Белла. — Стремится скорее выполнить работу и исчезнуть. Он говорит, что кто-нибудь должен напечатать первые две страницы. А где Оливия?

Женщины обменялись смущенными взглядами.

— Ее нет, — ответила Гортензия. — Она приходит и уходит когда ей заблагорассудится.

Почему бы и всем остальным не вести себя так же? Или они чувствуют себя в заключении? Или, как в монастыре, им необходимо разрешение матушки-настоятельницы?

— В любом случае мистер Смит настаивает, чтобы печатание проходило ночью, когда его нет, — со странной интонацией заметила Мэри. — Он говорит, ему это мешает.

— Понятно. Значит, это произойдет сегодня ночью. Я вернусь, чтобы помочь. — Прежде чем принимать какие-либо решения, Белле нужно было во всем разобраться. — За время моего отсутствия накопились дела, которыми мне нужно заняться, поэтому я на некоторое время уйду, — сказала она, натягивая перчатки.

— А как леди Фаулер? — с беспокойством спросила Клара.

— По-моему, при смерти.

Белла постаралась, чтобы ее слова прозвучали как можно мягче.

Раздались вздохи и стоны, и Белла подумала, что, возможно, кто-то действительно будет горевать по леди Фаулер, но Клара спросила:

— А что будет с нами?

— Может быть, она написала что-нибудь в своем завещании? — с беспокойством предположила Силия.

— По поводу этого к ней приходил поверенный, — сообщила Мэри.

— Это хорошее известие, — сказала Белла.

— Возможно. Правда, только одна Хелена была с ней…

Их взгляды встретились. Мэри, как и Белла, не ждала ничего хорошего от завещания, написанного под влиянием сестер Драммонд, и Белла поняла, что нужно сделать еще одно дело: написать мистеру Клаттерфорду и узнать у него о завещаниях, составленных под давлением.

Торн обнаружил, что ему чертовски трудно сосредоточиться, а было много вопросов, требовавших его внимания: после окончания войны цены на продовольствие взлетели вверх, это вызывало тревогу, и возможные решения были предметом серьезного обсуждения, как и вызывающие беспокойство законы о зерне; американские колонисты возражали против налогов, которые их обязали заплатить за защиту от Франции; предательские публикации Джона Уилкса и номер его «Норт Бритон» продолжали все дальше и дальше распространять заразу, и положить конец этому не смогло Даже его бегство во Францию.

Оверстоун подготовил длинные отчеты по каждому вопросу: продовольствие для флота, выплаты армии, модернизация сельского хозяйства в Норфолке, — и Торн как раз просматривал все эти документы, когда вошел его кузен Робин.

— Что ты здесь делаешь? — удивился Торн.

— Занимаюсь делами. — Робин удивленно поднял брови. — Я же писал. Дом оказался неподготовленным, так что надеюсь остановиться здесь, а не в клубе. — Он окинул взглядом стопку нераспечатанных писем и, вытащив, одно из них, повернул так, чтобы Торн увидел, что оно от него. — Где был?

Торн рассердился на него, вернее, на сам на себя. Оверстоун не распечатывал письма от друзей, и именно поэтому Торну следовало заняться в первую очередь ими.

— В Дувре, — ответил Торн.

— Опять играл в капитана Роуза? Отлично.

Робин достал из кармана маленькую собачонку, которую можно было описать как просто пуховый шарик.

— Пожалуйста, только не это, — шутливо взмолился Торн.

Во Франции Робин приобрел собачку-мотылька, и это существо считало себя самым главным. Робин потакал этому и брал Кокетку с собой даже во дворец.

Табита выглянула и закрыла корзинку, Кокетка насторожилась и принюхалась, а Робин рассмеялся.

— Капитан Роуз для меня не игра. На самом деле мне вообще редко доводится играть.

— Это может измениться. Ты знаешь, что во Францию контрабандой перевозят овец?

— Овец? Во Францию?

— Английские овцы намного лучше французских. — Робин озорно улыбнулся. — Тебе не кажется, что следует прекратить торговлю? Я на время могу стать лейтенантом Спарроу.

— Твоя молодая жена не будет возражать?

— Петра скорее будет настаивать на таком приключении. — Робин поморщился и поправил себя: — Нет, теперь, когда она носит нашего ребенка, она стала очень разумной, и поэтому набросится на меня, если я ввяжусь в такую авантюру.

— Охотиться за нелегальными овцами на «Черном лебеде»? — Торн откинулся назад. — Признаюсь, это соблазнительно.

Вместе с лейтенантом Спарроу и кровожадным пиратом, а может, и с разбойницей Беллой, размечтался Торн, но быстро пришел в себя и отказался от своих слов.

— Пусть торговля овцами будет иметь успех или провалится без моего вмешательства. У меня работы выше головы. Что привело тебя в столицу?

— Ротгар.

— Значит, теперь он дергает тебя за ниточки, да?

— У меня никогда не было с ним таких проблем, как у тебя.

Робин бросил Торну выразительный взгляд.

— Ты не выше его по положению.

— Но мое положение все же выше, чем у большинства англичан, и никто из них не становится моей навязчивой идеей. Честно говоря, я им восхищаюсь, хотя и не всегда соглашаюсь с ним. Но он дьявольски умен и отвратительно великодушен.

— Он всегда в первую очередь заботится о своих интересах.

— Он не пренебрегает собственными интересами. Но это совсем другое. Он ничего не имеет против тебя.

— И я нахожу это весьма возмутительным.

— Что?! Думаешь, ему следует дрожать с головы до пят | при мысли о тебе? Хватит вбивать это себе в голову.