— Не думаю, чтобы мне приходилось когда-либо встречать леди, способную излагать свои мысли с подобной прямотой.
— Миссис Килпатрик, я не леди, — все так же сдержанно ответила Мадди. — Я сирота из Айовы, учительница из Талекуа и федеральная заключенная из Форт-Ларнеда.
— Совершенно в духе Ривлина… — пробормотала Шарлотта, но Эмили перебила ее с неожиданной горячностью:
— Какое вульгарное и грубое замечание!
Фарфоровая пастушка покачнулась, и Марта поспешно подхватила ее. Энн и Лиз закивали головами, а Мари вдруг сосредоточилась на разглаживании несуществующих складок платья у себя на коленях.
Миссис Килпатрик взглянула на старшую дочь и произнесла непререкаемым тоном:
— Тебе следует извиниться перед мисс Ратледж.
— Я вовсе не хотела обидеть вас, — тут же сказала Шарлотта, и в голосе у нее было столько же фальши, сколько и меда. — Я просто подчеркнула тот факт, что Ривлин слишком долго маршировал под бой своего собственного барабана.
Следовало отдать должное Шарлотте: эта особа отлично овладела искусством наносить удары в спину, однако ответить ей Мадди не позволяла гордость.
— В наших общих интересах пройти через это испытание без лишних неприятностей, — начала она, глядя в глаза миссис Килпатрик. — Позвольте заверить вас, что я прекрасно понимаю — связь наша временная. Меня осудили за убийство, и после того как я дам показания, мне предстоит снова отправиться в тюрьму и уйти из жизни Ривлина. Вот почему вам не стоит сосредоточиваться на соображениях о том, каким образом я могла бы войти в вашу семью.
После этих слов в гостиной воцарилось тяжелое молчание. Первой его нарушила Эмили:
— Я хотела бы попытаться, Мадди. Вы вернули домой Ривлина, а ведь я уже его и не надеялась увидеть. Подозреваю, что именно вы стали причиной того, что он переменился, и за это я буду вам признательна до конца жизни.
— Он и правда был совершенно другим сегодня вечером, — добавила Энн. — Как будто никакой войны не существовало.
— Я тоже это заметила, — подтвердила Лиз. Миссис Килпатрик подняла руку, словно приказывая дочерям замолчать.
— Каково ваше чувство по отношению к моему сыну? — мягко спросила она.
Я люблю его всем сердцем.
— Я не могу говорить об этом, — коротко ответила Мадди.
— Если бы вам не пришлось в будущем возвращаться в тюрьму, хотели бы вы продолжить ваши отношения с ним?
— Зачем надеяться на невозможное, миссис Килпатрик? — твердо проговорила Мадди, обращаясь скорее к себе самой. Та сделала третью попытку:
— Если бы Ривлин попросил вас, хотели бы вы видеть нас каждый день всю оставшуюся жизнь?
На этот вопрос Мадди могла дать ответ.
— Да, миссис Килпатрик. Если бы Ривлин попросил, я с радостью виделась бы с вами хоть дважды в день.
— Вы необычайно интересная женщина, мисс Маделайн Ратледж, — улыбаясь, сказала миссис Килпатрик и села на обитый плюшем диванчик. — Вы пьете спиртное?
— С тех пор как познакомилась с Ривлином, — ответила Мадди.
Эмили просияла и быстро подошла к столику на колесах, уставленному напитками.
Миссис Килпатрик рассмеялась — смех у нее был музыкальный и веселый.
— Да уж, Ривлин совратит и священника. И пьет он отнюдь не херес.
Мир был заключен. Мадди понимала, что, займись кто-нибудь распределением ролей, ей достался бы титул победителя. Напряжение исчезло так же бесследно, как вздохи облегчения Энн и Лиз. Шарлотта и Мари откинулись на спинки кресел, Марта уронила руки на колени и расслабилась.
— Как давно вы знаете Ривлина? — спросила Эмили, подходя с подносом, на котором стояли бокалы с темно-янтарным напитком.
Выбрав себе бокал, Мадди ответила:
— По правде говоря, я уже потеряла счет времени. Кажется, я знаю его всю жизнь, вернее, всю лучшую ее часть.
— У вас замечательный костюм, — с улыбкой заметила Энн.
Мадди припомнила страдальческие стоны Ривлина при упоминании салонных разговоров, однако она хорошо понимала, что здесь избежать этого было невозможно, поэтому вежливо ответила:
— Благодарю вас. Ривлин купил мне его в Уичито.
Энн широко распахнула глаза:
— Он ходил с вами по магазинам?
— Вы, должно быть, наставили на него пистолет? — расхохоталась Эмили.
— Нет, это была его идея, — возразила Мадди с улыбкой, припоминая, как Ривлин просил научить его сестер быстро делать покупки, а не торчать в магазинах часами.
— Вы должны рассказать нам, как вам удалось этого добиться. Магазины готового платья Ривлин ненавидит больше всего на свете, — сказала Лиз.
Мадди сделала глоток хереса и пожала плечами:
— Даю слово, я ничего не добивалась. Просто слушалась его и наблюдала, как он радуется.
— Радуется? — повторила Энн. — Ривлин?
— Надо уведомить церковь, — заметила Эмили, ставя опустевший поднос на столик. — Свершилось чудо.
— Не богохульствуй, Эмили.
— Прошу прощения, мама, — спохватилась Эмили, хотя глаза ее были полны веселого озорства.
— Но я все же не думаю, — заговорила Шарлотта тоном, лишенным малейшего тепла, — что вы видели его в костюме и при галстуке, были свидетельницей того, как он нянчит младенцев или строит планы создания промышленной империи.
Мадди сообразила, что своим ответом может убить двух зайцев: еще раз поставить Шарлотту на место и перевести разговор с собственной персоны на другой предмет.
— Ривлин не заинтересован в создании промышленной империи и очень неуютно чувствует себя в строгом костюме. Как только поезд отошел на порядочное расстояние от Сент-Луиса, костюм был выброшен в окно. Что касается младенцев, он держится от них на определенном расстоянии, пока обстоятельства не вынуждают его поступить иначе. Обращается он с ними очень осторожно и при первой возможности передает кому-нибудь другому.
Изумление на лицах слушателей было именно тем, что Мадди и надеялась увидеть.
— Быть может, рассказать вам о младенце, который попал на наше попечение?
Все дружно закивали, и тут уж даже Шарлотта не смогла прикинуться безразличной. Мадди усмехнулась: попались, голубушки!
Одним меньше, сказал себе Ривлин, закрывая входную дверь за уезжающим родственником. Два часа — самый большой срок, на который он расстался с Мадди с тех пор, как она вошла в его жизнь, — показались ему вечностью, и желание обнять ее стало физически острым. Если мать предложит, чтобы они втроем уединились в гостиной для обстоятельного разговора, он будет вынужден просить пощады.
Ривлин посмотрел на Мадди, которая стояла у основания лестницы, скромно сложив руки на груди, — воплощенное терпение и покорность. Хорошо бы попросту послать к черту этикет, подхватить ее на руки и унести куда-нибудь подальше.
Миссис Килпатрик откашлялась, бросила на Ривлина один из своих печально знаменитых взглядов «только посмей» и обратилась к Мадди:
— Сегодня был очень долгий день, и вы, вероятно, устали после вашего путешествия и всей этой семейной суеты. — Прежде чем Мадди выговорила хоть слово, она повернулась к сыну: — Я распорядилась, чтобы для мисс Ратледж приготовили розовую комнату. Стивене уже отнес туда ее вещи. Ты позаботишься о том, чтобы ей было удобно?
Благослови тебя Боже, мама!
— Полагаю, что справлюсь с такой задачей, — ответил Ривлин, изображая на лице полное равнодушие и подавая Мадди руку. Та приняла ее, поблагодарила хозяйку дома за гостеприимство, пожелала ей доброй ночи, и Ривлин повел ее наверх. Он слышал, как мать подошла к лестнице, и знал, что она наблюдает за ними. Даже оглядываться не стоило, чтобы проверить это. Он старался сдерживать себя всю дорогу по лестнице и потом по коридору, пока не отпер дверь и не пропустил Мадди в комнату.
Сделав два шага, она остановилась и посмотрела на него через плечо; брови ее изогнулись дугой, а уголки губ дрогнули.
— Я предполагала, что обои в розовой комнате будут розовые.
— Так оно и есть, — сказал Ривлин, запирая дверь. Мадди со смехом бросилась к нему в объятия.