— Пускай все будет по-моему, Мадди. Ты только слушайся.

— Но я хочу прикасаться к тебе.

Если бы он уступил, то был бы уже не в состоянии сдерживать себя, и дальше они оба расплачивались бы за его слабость.

— Сейчас не твой черед, — спокойно возразил он, глядя ей в глаза и развязывая завязки на ее панталонах свободной рукой. — Доверься мне, и ты не пожалеешь.

Она покорилась, и его жаркие поцелуи, его прикосновения, дерзкие и нежные, пробуждая неведомые до сих пор восхитительные ощущения, наконец довели Мадди до экстаза, до сотрясающего все ее существо чудесного катарсиса, а потом она словно поплыла куда-то в блаженной расслабленности — в самозабвение и темноту. Из этого состояния удовлетворенного покоя ее вывел поцелуй Ривлина.

Мадди обвила его руками, прильнула к нему, дыша так же неровно, как и он. Ривлин слегка откинулся назад, чтобы видеть ее лицо. Господи, как же она была хороша сейчас, раскрасневшаяся, с глазами, полными мечтательного удивления, с улыбкой нежной и счастливой!

— Мне было хорошо, — прошептала она.

— Я же говорил, — улыбнулся Ривлин.

— Благодарю тебя.

— Не за что. — Он поцеловал ее в кончик носа. — Всегда готов к услугам.

Мечтательность во взгляде Мадди вдруг сменилась легкой грустью.

— Не могу понять, каким образом ты получил от этого такое же удовлетворение, как и я.

— При сложившихся обстоятельствах пришлось довольствоваться тем, что было, — ответил Ривлин со странной усмешкой.

— Это несправедливо. Позволь мне ответить любезностью на любезность.

В воображении Ривлина возникли столь жгучие подробности их близости, что это заставило его сердце бешено колотиться. Ему даже пришлось стиснуть зубы, так как возбуждение достигло немыслимой силы.

— Я знаю, как это сделать, — заверила его Мадди со спокойной уверенностью. — Я никогда такого не делала, ты не думай, но когда сидишь в одной камере с Майрой, у тебя нет иного выбора, как только слушать.

У Ривлина был достаточный опыт, чтобы знать, что его пламя не погасишь тенью наслаждения. Мадди — новичок в делах любовных и не представляет, сколь многое для этого необходимо. Ему не стоит больше вести опасную игру: слишком велик соблазн разойтись со здравым смыслом.

— Давай-ка спать, Мадди, — сказал он, ласково привлекая ее к себе.

Мадди кивнула со вздохом и скоро погрузилась в глубокий сон. Ривлин обнимал ее, глядя в темноту, вдыхая лавандовый аромат ее волос и чувствуя на коже тепло ее дыхания. Звуки Делано пробивались сквозь окна, и Ривлин, закрыв глаза, мечтал о другом времени и месте и о возможности, которой скорее всего никогда не будет.

Мадди начала просыпаться, когда Ривлин потянулся за револьвером. Стук в дверь раздался в ту самую секунду, как он достал оружие из кобуры.

— Ривлин? — послышался голос Майры из коридора. — Мадди? Овсяная каша уже на столе, и теплее она не становится. Приведите себя в порядок и спускайтесь.

Ривлин покачал головой, сунул револьвер обратно в кобуру и улыбнулся Мадди:

— Доброе утро, милая.

— Доброе утро.

— Не стоит заставлять ее ждать — терпение не относится к числу главных добродетелей Майры.

Он пробежался цепочкой поцелуев по ее щеке, куснул мочку уха и, рассмеявшись, одним быстрым движением встал на ноги.

— Пошли есть.

Мадди нравился смех Ривлина, нравилось, как собираются морщинки у глаз, когда он улыбается. Тем более ей не хотелось портить ему настроение напоминанием о том, что за едой их ждет настоящий суд инквизиции, поэтому, надев свои мокасины, она молча спустилась вслед за ним по лестнице.

Как и предполагала Мадди, Майра ждала их в кухне. Отложив в сторону газету, она приветствовала их приход лучезарной улыбкой и собралась было заговорить, но Ривлин опередил ее:

— Пожалуйста, никаких наблюдений, комментариев или советов. Это наше с Мадди и ничье более.

— Боже, Боже! — Майра захлопала ресницами. — Какой ты нервный нынче утром, Рив.

Ривлин в ответ бросил предупреждающий взгляд на Майру и направился к плите, на которой дымилась кастрюля.

— Что пишут в прессе? — спросил он, меняя тему разговора и беря свою миску из стопки гревшихся на краешке плиты. — Есть что-нибудь стоящее?

Майра подмигнула Мадди и взяла в руки газету.

— Здесь большая статья о приезде на Запад сенатора Харкера. Все просто в восторге от того, что он помнит о нашем существовании. — Свернув газету так, чтобы видна была первая страница, она ткнула пальцем в центр листа. — Сказать по правде, я бы такому человеку ни на грош не поверила.

— Почему это? — спросила Мадди, в свою очередь направляясь к плите за миской. — Ты и его знаешь?

— Ни разу в жизни не встречала, да и не хотела бы — на некоторые вопросы он придерживается совсем иных взглядов, чем я. — Майра многозначительно кашлянула.

Мадди заметила, как напрягся Ривлин. Он повернулся к Майре, держа над своей миской ложку, полную каши.

— Откуда ты это знаешь, Майра?

— Ну, я этого не знаю, зато чувствую прекрасно — в нашем бизнесе недолго продержишься, не развивая способность разбираться в клиентах. В известном смысле моя жизнь и жизнь девочек зависят от умения правильно определять людей. Уж ты поверь мне, у старины Джона Харкера вид человека, который занимается любовью с мужчинами.

Мадди с удивлением наблюдала за тем, как Ривлин сердито плюхнул кашу в миску и подошел к столу: он был все еще в напряжении и даже как-то смутился. Она припомнила, что он говорил ей о командовании Харкера в армии: в его рассказах об этом человеке не было оснований для подобной реакции.

— Разве ты не чувствуешь этого, Мадди? — продолжала Майра. — Погляди, какие у него круги вокруг глаз.

Мадди внимательно посмотрела на изображение сенатора Джона Харкера.

— Я только вижу, что он человек холодный и расчетливый, — заметила она.

— Да, и к тому же нечистоплотный. — Майра вновь перевела глаза на портрет Харкера, а потом продолжила свои комментарии. — Я бы не пустила его на порог своего заведения. Нет, сэр, с вами хлопот не оберешься. Пари держу, в Вашингтоне вам самое место. У вас хватит ловкости стать президентом.

Она бросила сложенную газету на середину стола, и тут в дверь позвонили.

— Кто-то пришел, — объявила Майра, направляясь к двери. — Я сейчас вернусь.

Ривлин смотрел на газетную фотографию Харкера и припоминал обрывки прошлого, которые в то время ничего для него не значили: высказывания окружающих об этом человеке — они тогда казались ему чересчур жестокими; выражение лица, появлявшееся у Харкера, когда он обходил лагерь; случайное предложение зайти к нему в палатку и выпить с ним. Ривлин вспомнил множество подробностей той ночи, когда он обнаружил Сета свернувшимся в кустах, и другой, когда Сет получил пулю и умер. Теперь все это обрело точный смысл и превратилось в уверенность, причиняя невыносимую душевную боль; но в то время, по милости Божьей и юношескому неведению… Как бы он поступил, если бы понял тогда?

Мадди сидела неподвижно, все ее внимание сосредоточилось на Ривлине — лицо его стало мертвенно-бледным, а дыхание еле заметным. Казалось, ему явился призрак. Сет. Внезапно Мадди поняла, что произошло с Сетом, кто осуществил над ним насилие и почему Сет испытывал такой глубокий стыд, что захотел умереть. Ривлин обратился к прошлому, он одержим сознанием вины за смерть друга, которого не смог спасти.

— Ривлин… — тихонько произнесла она, положив руку ему на плечо.

— Оставь меня, Мадди. — Он повернулся лицом к окну, за которым сиял залитый солнцем мир, и добавил: — Пожалуйста. Я не могу говорить о своем прошлом так, как можешь говорить о нем ты.

— Тогда вообще не будем говорить о нем, — прошептала она, чувствуя, что сердце у нее разрывается от жалости и боли.

Встав и подойдя к Ривлину, Мадди с нежностью взяла его лицо в свои ладони, потом наклонилась к нему и страстно поцеловала в губы. Он обнял ее за талию и усадил к себе на колени, принимая ласку, которой она отвлекла его, со всем пылом желания, не удовлетворенного прошедшей ночью…