Мадди ласково отвела каштановый локон, упавший Рози на глаза.
— Тебе незачем просить прощения. Ошибиться может всякий.
— Ох, Боже ты мой! Мадди! Роз! — окликнула их Майра от маленького окошка с северной стороны. — Идите сюда. На это стоит посмотреть.
Рози вскочила и кинулась на зов. Мадди вложила в текст закладку, закрыла книгу и не спеша проследовала к окну.
— Черт, — выдохнула Рози. — Какая у этого мерина грудь широченная! Ну и сложение, скажу я вам. Я бы за него получила кучу денег. — Хмыкнув, она добавила: — А в поводу ведет лошадку так себе, ничего особенного.
— К дьяволу твоих лошадей! — оборвала сокамерницу Майра. — Ты на мужика погляди. Вот у него так уж правда сложение! Ух, так бы и съела его! Мадди, да глянь же на него! От этого твоей добродетели не убудет.
Ничего удивительного, думала Мадди, пробираясь к окну, что Рози, которая занимается конокрадством, обратила внимание на лошадей, а Майра, проститутка средних лет, заметила мужчину. Что же с высоты третьего этажа может углядеть учительница? Об интеллекте и образованности трудновато судить с такого расстояния.
Рози отступила, чтобы дать Мадди возможность посмотреть в окно. Она, как всегда, верно оценила лошадей. Чалый мерин, на котором ехал мужчина, явно был хороших кровей, зато гнедая кобылка не блистала особыми статями. Мужчина… Плечи его казались такими же широкими, как грудь коня. Он свободно и уверенно держался в седле, при этом широкополая фетровая шляпа, которая когда-то была серой, затеняла его лицо.
— И вправду сложен недурно, — заметила Мадди. Рози и Майра одновременно кивнули, затем Майра сказала, растягивая слова:
— Не просто недурно, милая ты моя. Сильный, одни мышцы да сухожилия, ничего лишнего. Господи, чего бы я не отдала, чтобы побыть с ним наедине хоть пяток минут!
Рози пристроилась у окошка с краю и, когда мужчина, придержав поводья, спешился, прошептала:
— Неудивительно, что он обзавелся таким здоровенным конем: на малорослой лошадке его ноги цеплялись бы за землю.
У Мадди был опыт общения с двумя типами мужчин: с такими, кто выбирал себе одежду, словно порывшись в корзине с грязным бельем, либо с теми, кто, казалось, часами торчал перед зеркалом, испытывая терпение своих лакеев.
Но тот, кого она видела сейчас в окно, выглядел совершенно по-иному: обут он был в остроносые кожаные сапоги на каблуке, одет в линялые брюки из грубой хлопчатобумажной ткани, рубашку из светло-голубого батиста и коричневый кожаный жилет; шею украшала завязанная узлом красная бандана. Однако больше всего отличала его от других мужчин манера носить одежду — интригующая смесь аккуратности и некоторой небрежности, словно человек этот знал, как должен одеваться истинный джентльмен, но не придавал этому значения.
— Он похож на стража закона, — заметила Мадди, наблюдая за тем, как мужчина, запрокинув голову, окинул взглядом окрестности из-под полей шляпы. — Предусмотрительный. Пояс с оружием опущен низко и ослаблен.
— Ради него, — проворковала Майра, — я бы согласилась уладить свои разногласия с законом. Рози кивнула.
— А я бы увела коня, пока ты с ним забавляешься. Денежки поделим так: моя доля — шестьдесят, твоя — тридцать.
— Шестьдесят и сорок, — поправила Мадди, наблюдая за тем, как мужчина привязывает лошадей к коновязи. — Вся сумма должна составлять сто процентов, а не девяносто, как у тебя выходит.
— Шестьдесят и сорок? — возмутилась Майра, отступая и кладя ладони на округлые бедра. — Но это же несправедливо!
— Даже слишком справедливо. Тебе от этого знакомства одно удовольствие, а я рискую собственной шеей.
— Да уж, это было бы удовольствие что надо! — согласилась Майра с ехидной усмешкой. — Знаешь какое, Мадди?
— И знать не хочу, — Мадди поморщилась, — но спасибо за предложение просветить меня.
Незнакомец тем временем направился к зданию и скрылся из виду.
— Мы заключили с тобой сделку. Рози и я соблюдаем соглашение, — сказала Майра, отворачиваясь от окна. Рози кивнула, молча подтверждая ее слова, а Майра продолжала: — Мы тебе позволили учить нас читать и писать. Было бы правильно, чтобы и ты поучилась у нас тому, что мы знаем. То есть тонкостям конокрадства и ремеслу проститутки? Что ж, обмен знаниями и опытом — неплохая и благородная идея.
— Что правда, то правда, — признала Мадди, позабыв о своих честных намерениях. — Ладно, Майра. Что ты можешь рассказать об этом удовольствии?
Ривлин задержался в тени на крыльце, разглядывая комнату через распахнутую дверь. Помещение охраны было точно таким же, какое можно найти в любом из фортов, разбросанных по всему Западу: пол из грубо отесанных досок, стены, потолок. Голые окна заросли грязью, и сквозь них не многое можно было увидеть. Почти всю дальнюю стену занимала широкая дверь из железных прутьев; между нею и входом в качестве непременной принадлежности находился замызганный стол. Дежурный охранник развалился в кресле за столом, уложив на него ноги и накрыв лицо шляпой. Все здесь, включая и дежурного охранника, было подернуто налетом пыли.
Ривлин расправил плечи и переступил порог. Звук его шагов, эхом отразившись от стен, заставил человека за столом снять шляпу с физиономии и устремить на вошедшего страдальческий взор.
— Чем могу быть полезен? — спросил дежурный, даже не подумав убрать ноги со стола.
Гость полез в карман жилета и достал свернутый втрое листок со словами:
— У меня приказ препроводить одного из ваших заключенных в Левенуэрт. — Он вручил охраннику приказ и добавил: — Был бы очень вам признателен, если бы вопрос о передаче уладили побыстрее, чтобы я мог немедленно отправиться в путь.
— И насколько «очень» вы были бы признательны? — лениво спросил дежурный, похлопывая переданной ему бумагой по столу.
— Ровно настолько, чтобы не возбуждать против вас обвинение во взяточничестве, — с выразительной усмешкой ответил Ривлин.
— Да ладно, я просто пошутил. — Охранник снял наконец ноги со стола. — Подождите пару минут. — Он достал из ящика стола наручники и связку ключей. — Боюсь только, стычки не миновать.
Ривлин молча наблюдал, как дежурный отпирает железную дверь и поднимается по темной лестнице. Дверь осталась открытой, и он покачал головой. Еще одно доказательство того, что каждый недоумок в Америке в конце концов добирается до приграничных мест. Уголок его рта дернулся вверх в кривой усмешке. Уже не в первый раз он вспоминал, что это умозаключение относится и к нему самому.
Впрочем, сейчас дело не в этом. Предстоящая задача была известна ему пока только в общих чертах. Приказ, как обычно, короткий и туманный, гласил, что осужденного следует доставить в Канзас для дальнейшего отбывания срока, причем обходилось это американскому народу в двадцать пять центов за сутки. По какой причине нельзя было держать убийцу в тюрьме Левенуэрта, приказ не сообщал, да это и не важно. Ривлин достаточно долго занимался своей работой, чтобы понимать тонкости, которые не упоминались, но были существенными: человек совершил убийство и просидел в тюрьме недостаточно долго, чтобы нрав его смягчился.
С лестницы донесся звук глухого удара и негромкое ругательство. Ривлин инстинктивно схватился за рукоятку револьвера. Еще один удар, потом еще. В завершение последовала целая очередь проклятий, и охранник сполз по деревянным ступенькам к основанию лестницы.
Пыль от его падения еще не улеглась, когда странное голубое видение замерло прямо перед Ривлином. Длинные темные волосы заплетены в толстую косу, кокетливые колечки обрамляют маленькое овальное лицо, а до невозможности голубые глаза широко распахнуты. Блузка от самого ворота разорвана так, что приоткрывает молочно-белую грудь. Этакая красавица — и в наручниках!
Ривлин покачал головой.
— Вы мисс Ратледж?
Девушка смерила его дерзким взглядом с головы до ног, и ее оценка была столь же быстрой, как его собственная. Она не ответила, но выпрямила спину и вздернула подбородок. Наручники сковывали ее руки спереди, и она могла бы захватить ворот блузки, однако стержень между железными кольцами не давал возможности застегнуть сохранившиеся пуговицы. Итак, она горда и в немалой степени наделена чувством собственного достоинства. Даже глубоко въевшаяся грязь не могла скрыть того, что заключенная хороша собой. Ривлин стиснул зубы. Вот уж не думал, что когда-нибудь признает преступницу красивой.
