Второй выстрел раздался, когда Ривлин отодвинулся от Мадди. Пуля снова ушла в землю, но на фут ближе, чем первая. Ривлин перекатился на бок и выстрелил вслепую на звук, потом сел так, чтобы можно было посмотреть поверх бревна, и прислушался. Звякнул затвор, загоняя в ствол следующий патрон, последовала вспышка огня, а за ней — оглушительный грохот ответного выстрела. Это было все, в чем нуждался Ривлин. Он тут же послал две пули в направлении вспышки.

Из темноты до него донесся удар пуль в мягкую плоть. Сразу после этого глухо стукнул о землю деревянный приклад, звякнул металл ствола и послышался предсмертный хрип. Ривлина затошнило, но он отогнал от себя это ощущение. Мадди, неподвижно вытянувшись, лежала рядом с ним, вцепившись в его рубашку. Его левая рука обнимала заключенную за талию и прижимала так крепко, что могла переломать ей ребра.

Ривлин ослабил хватку и спросил:

— Вы в порядке, Ратледж?

Она перевела дух и кивнула, потом, растирая себе плечо, спросила прерывающимся голосом:

— А как вы?

— Ни царапины, — ответил он, отодвигаясь от нее и наконец ощутив холодное прикосновение ночного воздуха к коже.

Подобрав с земли шляпу, Ривлин водрузил ее на голову, затем пошарил в кармане, отыскивая ключ от наручников.

— Вам известно, кто это мог быть? Кто-то из ваших друзей? — спросил он, снимая с нее наручники. Мадди сразу напряглась:

— У меня нет семьи, нет друзей и нет знакомых. — Она попыталась встать на ноги, но поскользнулась в грязи и, сидя на земле, добавила: — Думаю, правильнее предположить, что это кто-то из ваших врагов. — Ее взгляд устремился в темноту. — Господи! Он, кажется, мертв!

Ривлин поудобнее перехватил револьвер и направился к телу, лежащему у границы их бивуака. Два отверстия темнели в самом центре груди одетого в военный мундир мужчины.

Для верности Ривлин дотронулся носком сапога до трупа.

— Это ваш любимый сержант Мэрфи, и он в самом деле мертв, черт побери!

— Никогда он не был моим любимым! — горячо запротестовала Мадди.

Ривлин вдруг сообразил, что она стоит совсем рядом с ним. Он не заметил, как она подошла, — утратил бдительность. Если бы на Мадди были сейчас наручники и она имела соответствующее намерение, то он уже лежал бы носом вниз на трупе Мэрфи — позиция, отнюдь не желанная для него.

— Мэрфи я видела всего два раза в жизни: в Форт-Ларнеде, когда сдавала ему свои вещи, и нынче днем, когда получала их обратно, — пробурчала Мадди.

— В таком случае объясните мне, чего ради он явился сюда посреди ночи и попытался убить нас?

— Если бы вы его не убили, то могли бы задать этот вопрос ему лично! — вскинув голову, заявила Мадди. — Как будто не могли только слегка задеть его!

— Я собирался пригласить его на танец, но он отказался наотрез.

— Ваш сарказм неуместен, мистер. Я только хотела заметить, что не стоило прибегать к таким крайним мерам.

— Так-так, стало быть, печной горшок обзывает чайник черномазым! — огрызнулся Ривлин. — Я не думаю, что у вас есть повод критиковать меня за это дело — фактически я спас вашу задницу. Могли бы хоть сказать что-нибудь вроде «спасибо».

Неожиданно Мадди притихла и задумалась, однако огонь в ее взгляде не давал Ривлину покоя; он почувствовал, что вступил на опасную почву.

— Что меня по-настоящему занимает, так это почему Мэрфи захотел убить вас.

— Меня? — изумилась она. — Во время вашей с ним встречи в Форт-Ларнеде мне сразу стало ясно, что между вами вражда. Это вас он хотел убить, а меня просто прикончил бы как свидетеля, а может, оставил бы в живых и обвинил в убийстве.

Немного подумав, Ривлин пришел к заключению, что в словах Мадди есть своя логика, однако это ничего не значило при существующем положении дел. К несчастью, Мэрфи был лишен возможности прояснить истину. Оставалось всего одно вспомогательное средство. Ривлин убрал револьвер в кобуру, опустился на одно колено, сунул руку в карман брюк Мэрфи и вывернул его наизнанку. Три монеты упали в грязь.

Мадди задохнулась от возмущения:

— Только не говорите мне, что вы собираетесь обыскивать покойника!

— Это единственный способ получить ответы на наши вопросы, — пробурчал Ривлин. Ему и самому было противно обшаривать карманы убитого, но куда от этого денешься! — Может, вы знаете, как заставить мертвеца заговорить? Не хотите ли порасспросить его о погоде? — Он вывернул наизнанку второй карман, и в пыль шлепнулась свернутая пачка денежных купюр. Ривлин поднял пачку и пересчитал деньги. — Пятьсот долларов, — изумленно произнес он.

— Это легко объяснить как результат воровства.

Засовывая деньги к себе в карман, Ривлин подумал, что для убийцы Мадди Ратледж обладает излишней способностью находить хорошие стороны в отвратительнейших ситуациях и положительные качества у более чем неблагородных людей. Затем, стаскивая с убитого сапоги, он объяснил:

— Мэрфи никогда не смог бы получить за наворованное такую пачку денег. К тому же он не копил впрок — если у него заводились деньги, он тут же пропивал их.

— Значит, вопрос в том, за что Мэрфи досталось пятьсот долларов.

— Думаю, он получил их от того человека, который считал, что стоит заплатить столько за вашу смерть, Ратледж. — Ривлин еще раз проверил, не спрятано ли что-нибудь у Мэрфи под одеждой. — Вопрос не в том, за что ему заплатили, а в том, кто его нанял…

— И почему, — с нажимом добавила Мадди. — Пока мы в этом не разберемся, нам придется удовлетвориться одними предположениями.

Господи Иисусе, подумал Ривлин, ведь он уже достаточно знает Мадди Ратледж и должен бы уяснить себе, что она далеко не глупа, а значит, вполне способна разбираться во всем, что происходит вокруг них.

Поднявшись, он внимательно посмотрел на Мадди.

— Это как раз самое простое. Кто-то не хочет, чтобы вы давали показания в Левенуэрте.

Глаза Мадди вспыхнули гневом.

— В таком случае они знают об этом куда больше, чем я! — резко возразила она. Ее возмущение было слишком очевидным. — Я не лгала вам в Форт-Ларнеде, Килпатрик, и не имею ни малейшего представления о том, каких показаний ждут от меня в суде.

— Суд должен разбирать дело о коррупции среди представителей по делам индейцев в Оклахоме, — сказал Ривлин как можно спокойнее. — Видимо, члены суда ожидают от вас какого-то существенного вклада в серьезное и благородное дело.

Мадди глубоко вздохнула, прежде чем поднять на него глаза.

— И у вас есть в запасе семь с половиной лет, чтобы выслушать меня? — с горечью проговорила она.

— Давайте-ка отправимся в путь, а вы тем временем говорите, — распорядился Ривлин, жестом предлагая ей следовать за ним. — Начните с того, как вам довелось узнать об этих вещах впервые.

Мадди кивнула и пошла следом за ним к тому месту, где они привязали лошадей. Бросив одеяло на спину своей лошади, она наконец заговорила:

— Я воспитывалась в сиротском приюте в Айове. Когда мне исполнилось восемнадцать, меня направили учительницей в миссию в Талекуа. Мои обязанности не сводились только к обучению белых и индейских детей — я находилась там как представитель церкви и должна была следить за тем, чтобы все делалось по закону.

Ривлин раздраженно хмыкнул:

— То есть чтобы с индейцами не обращались слишком уж скверно?

— Чтобы с ними поступали по справедливости, — уточнила Мадди. — Это ведь такие же человеческие существа, как и мы. Они должны получать пищу, которую можно есть, одежду, которая состоит не из сплошных дыр, сельскохозяйственный инвентарь, которым можно работать, и семена для посева, которые не успели сгнить в бочонках и мешках.

Дурацкая миссия, обреченная в самом зародыше, подумал Ривлин, но вслух сказал только:

— И что же вам полагалось предпринять, если вы сталкивались с несправедливостью? Цитировать Священное писание?

— Мне следовало сообщать о моих наблюдениях властям и проявлять настойчивость, побуждая их свершить правосудие.

Ривлин усмехнулся и потуже затянул подпругу Кабо. Обстоятельства жизни в резервациях везде одни и те же, и Талекуа явно не исключение из правила.