— Возмутительное замечание, — процедил сквозь зубы полковник.

— Да, — благожелательно подтвердил мистер Фарли. — Совершенно возмутительное. Но правдивое, я вижу это, даже если бедняжка Ровена не понимает.

— В таком случае меня поражает, почему вы беспокоитесь, что моя сестра якобы плохо исполняет роль дуэньи.

— Я вовсе не обеспокоен, — возразил мистер Фарли. — Все, что ни делается, — к лучшему, если вам интересно мое мнение. Просто хотел заметить, что вы сами не знаете, что делаете. Вот и все.

— Вы не упускаете случая меня оскорбить, — огрызнулся Торнхилл.

— Я не оскорбляю вас, говоря, что вы не знаете, что делаете. Просто констатирую факт. Знаете, вы ведь уже не в армии. Зачем устраивать из свадебной ярмарки военную кампанию? Хотя должен признать, мне доставляет удовольствие наблюдать, как вы пытаетесь пробить головой кирпичную стену.

— Судя по всему, вы считаете, что имеете право вести себя в моем доме как вам заблагорассудится? А если я потребую, чтобы вы ушли?

— А если я скажу Ровене, что вы меня прогоняете? И объясню почему?

Это поставило в разговоре жирную точку. Полковник знал, что Ровена очень привязана к деду и начнет задавать неприятные вопросы, если тот уедет. Но мысль о том, что мистер Фарли может с излишней прямотой высказать внучке свои взгляды, тоже не доставляла ему радости.

Встретив насмешливый взгляд тестя, полковник Торнхилл понял, что ему поставили мат.

«Но это не последняя партия, — пообещал он себе. — Далеко не последняя».

— Мне нужно еще бренди, — буркнул он. — Будьте добры, позвоните, чтобы пришел лакей.

Но мистер Фарли сам принес графин.

— Шутовство да и только, — сказал он. — Звать лакея, когда графин стоит всего в нескольких футах…

— Так поступают в хороших домах, — процедил сквозь стиснутые зубы полковник.

— Значит, в хороших домах поступают нелепо, — ничуть не смутившись, отозвался мистер Фарли. — Я бы не возражал, держи вы это при себе. Но своими дурацкими идеями вы портите нашу милую девочку. Когда-то вы были хорошим малым, солдатом, сильным и честным человеком. А потом заработали уйму денег и тронулись умом.

Полковник сделал вид, что не слышит. Поскольку он не мог заставить мистера Фарли замолчать, оставалось только оглохнуть самому.

К своему огромному раздражению, полковник понимал, что в словах тестя много правды.

Он не питал иллюзий на свой счет. Да, он солдат, прямой, грубоватый человек, заработавший большую часть состояния в Америке после увольнения из армии.

Это была молодая страна, энергичная, полная новых идей. Великие изобретения совершались почти каждый день, и на их внедрении можно было хорошо заработать.

С годами он приобрел опыт и сумел удачно вложить деньги.

По его выражению, это походило на каскад орудий, палящих одно за другим, да так, что каждый следующий выстрел гремел сильнее предыдущего.

Америка зарождалась как страна богатых людей. И полковник Торнхилл шел в первых рядах.

Он пробыл там дольше, чем намеревался, увеличивая свое богатство и понимая, что такой шанс выпадает только раз в жизни.

Потом пришло известие, что его жена страдает неизлечимой болезнью. Он поспешил обратно в Англию, но живой ее не застал.

Полковник был суровым человеком, но очень любил жену, и то, что он не смог вовремя к ней вернуться, все еще причиняло ему боль.

Вернувшись, Торнхилл с удивлением увидел, что дочь ему почти чужая. Похоронив жену, он отправил Ровену заканчивать обучение в шведскую школу для благородных девиц, а сам снова уехал в Америку.

Только когда Ровене исполнилось восемнадцать и она должна была дебютировать в обществе, полковник вернулся в Англию.

За последний год девушка расцвела, и, увидев ее, он с удовольствием отметил, что его дочь выросла неотразимой красавицей.

«Любой мужчина, — думал полковник, — засмотрится на нее и, если он умен, захочет ею обладать».

Тогда-то Торнхилл и возложил свои амбиции и чаяния на дочь.

У него была цель. И с помощью Ровены он намерен был ее достичь.

Торнхилл начал понимать, что уделял дочери мало внимания, и, чтобы его план принес плоды, ему придется действовать осторожно и продуманно, а также заручиться поддержкой нужных людей.

Мистер Фарли определил это как военную кампанию и в какой-то степени был прав.

Для кампании требовался базовый лагерь. Поэтому полковник купил в Кенте великолепный дом, принадлежавший ранее древнему роду, корни которого уходили вглубь столетий на десять поколений, а имя тесно переплеталось с историей Англии. Вместе с роскошным домом Торнхилл приобрел прилегавшие к нему обширные угодья.

«Теперь, — с гордостью думал он, — полковник Торнхилл и мисс Ровена Торнхилл — поместные дворяне. Это уже кое-что».

Дальше Ровену ждал дебют в Лондоне.

Полковник купил дом на Гросвенор-сквер, выбрав самый лучший и самый дорогой из всех, что продавались. Потом он договорился с леди Чилден, что та представит Ровену ко двору.

Это стоило полковнику баснословных денег, но затраты никогда не смущали его, если он мог получить желаемое.

На этот раз, однако, он его не получил. После представления ко двору леди Чилден отказалась помогать дальше. Как грубо выразился мистер Фарли, она «надула его».

Ровену приняли в обществе, но у нее не было титула, не было и связей. Ей не хватало аристократического происхождения. Постепенно полковник осознал, что в его плане действий есть изъян.

Он увидел, что может наполнить дом гостями лишь определенного сорта — дельцами и аристократами низшего ранга.

Но не за ними гнался полковник. Ему нужны были герцоги, графы, маркизы. А их двери оставались для него закрытыми.

Единственным местом, где он мог встречаться с высшей знатью, был «Клипер» — один из лучших клубов Лондона. Его членами были владельцы мореходных судов, а у основателя имелся огромный клипер. Отсюда и название.

Даже принца Уэльского, заядлого моряка, видели в этом роскошном заведении на Пиккадилли. Он не был членом клуба, но часто появлялся в качестве гостя.

Члены клуба важничали и хвастались, что к ним приходят только лучшие из лучших. Полковник многое знал о них: кто сколько задолжал, сколько они заплатили за свои великолепные корабли, по средствам ли живут.

Торнхилл выкупил долги многих, и, когда он представил свою кандидатуру, никто не посмел проголосовать против.

Теперь он встречался со сливками британской аристократии и приглашал их к себе домой. Некоторые отказывались, но кое-кто приходил, заинтригованный слухами о сказочном богатстве Торнхилла.

Они пили его бренди и курили его сигары. Многие из них вздыхали по его красавице дочери. Но предлагать руку и сердце девушке без благородного происхождения не спешили.

Такова была горькая правда, и чем больше полковник думал об этом, тем яснее понимал, что нужна другая стратегия. Стратегия, которая принесет ему то, чего он хочет.

Наконец послышался грохот колес и через несколько минут в дом вошли его дочь и сестра.

Мистер Фарли тепло встретил любимую внучку, а полковник отвел в сторону сестру, чтобы услышать доклад о вечере.

— Насколько я понимаю, Ровене сделали сегодня предложение, — тихо сказала брату леди Пеннингтон. — И она наотрез отказалась.

— Не спросив меня? — сердито буркнул полковник.

— Это был всего лишь сэр Седрик Гумбольдт. Не самый завидный жених. Похоже, он порядком досаждал Ровене.

Полковник нахмурился. Безусловно, титул сэра Седрика был вовсе не таким, как он хотел для дочери. Однако независимый нрав Ровены тревожил его. Не помешает напомнить ей о долге, чтобы она не упустила свой шанс.

Итак, когда леди Пеннингтон уехала, а мистера Фарли убедили отправиться в постель, полковник завел с дочерью серьезный разговор.

— Я бы предпочел, чтобы ты отсылала претендентов на свою руку ко мне, прежде чем отказывать им, — начал он благодушно, но твердо.