Гелвин Торп рассказал ей о своей очередной экспедиции, а затем снова предложил попробовать деликатесы, лежавшие в большой корзине.
Открыв ее, они увидели сандвичи с паштетом, аппетитные маленькие пирожки с разнообразной начинкой, шампанское, бутылку виски, кофе, чай и фрукты — сочные персики и кисти крупного винограда, которые, по словам Гелвина Торпа, специально выращивались в оранжерее замка.
Гелвин Торп шутливо заметил, что у Девины есть выбор: пить кофе — напиток, который предпочитают американцы, или любимый всеми англичанами чай.
— Вы сейчас в Англии, — сказал он, — так что начинайте привыкать к английским традициям.
— Мне всегда казалось, что национальный напиток англичан — пиво, — заметила Девина.
— В буфетной комнате замка всегда есть запасы пива, но уверен, что ваша горничная-француженка его не одобрит. Она сморщит носик и попросит вина.
— И ей принесут его? — недоверчиво спросила девушка.
— В таких больших домах, как у моего брата, слуги живут и питаются не хуже хозяев. Помню, я однажды скучал в обществе одного пожилого титулованного джентльмена, который весь вечер произносил бесконечные монологи, — сказал Гелвин Торп и засмеялся. — А потом, когда я лег спать, вернулся мой слуга и рассказал, как он чудесно провел вечер вместе с другими слугами. Они даже танцевали! Я ужасно расстроился из-за того, что вынужден был сидеть с этим занудой, вместо того чтобы веселиться в буфетной.
Девине тоже захотелось рассказать Гелвину Топу несколько забавных случаев из жизни своего отца, но она вовремя вспомнила о своей роли «мисс Вандерхольц» и лишь произнесла пару общих фраз, тщательно подражая американскому акценту Нэнси-Мэй.
После еды Гелвин Торп спросил Девину:
— Вы, очевидно, волнуетесь в ожидании предстоящей встречи с герцогом и его матерью?
— Мне интересно посмотреть на Милнторпский замок, — уклончиво ответила девушка.
— А на его владельца? Разве не любопытно познакомиться с герцогом, а особенно с тем, за которого вы намереваетесь выйти замуж?
— Я несколько раз говорила вам, мистер Торп, что не желаю обсуждать… подобные темы.
— Я хочу еще раз попросить вас тщательно все обдумать и взвесить, прежде чем решиться на столь ответственный шаг, как замужество!
— Мистер Торп, я не могу понять, почему вы… так настойчивы и пристрастны?
— По разным причинам, называть которые не буду.
— Но почему?
— Потому что не вижу в этом смысла. Я уже говорил, что я о вас думаю: вы не из тех молодых американок, которые приезжают в Англию для заключения брачных сделок.
Гелвин Торп немного помолчал и добавил:
— Эти уродливые по своей сути сделки в духе «Эксчейндж энд март»[10] для вас не подходят!
Девина отвернулась к окну, чтобы не встречаться взглядом со своим собеседником.
— Когда мы познакомились, — продолжил он, — я не сразу в вас разобрался. В вашем облике есть что-то неуловимо нежное, легкое и в то же время — серьезное, глубокое и значительное.
Гелвин Торп замолчал, но, видя, что Девина не отвечает, добавил:
— Я как-то поймал себя на мысли, что меня привлекает не только ваша красота. Я пытаюсь заглянуть в вашу душу и постичь ваш богатый внутренний мир, который не скрыть за маской безразличия. Ваше призвание — вдохновлять мужчину, воодушевлять и вести за собой, а не унижать его финансовой зависимостью.
Услышав последние слова Гелвина Торпа, Девина почувствовала, как кровь прилила к ее бледным щекам. Она протянула к нему руки и почти шепотом произнесла:
— Пожалуйста, не говорите ничего больше. Вы пользуетесь тем, что мы… одни.
— А почему бы мне не воспользоваться возможностью, которая, вероятно, больше не представится, и не сказать вам обо всем?
— Потому что… это нехорошо.
— Нехорошо? Что же в этом плохого? — порывисто спросил Гелвин Торп. — Я — мужчина, а вы — женщина. Правда, вы отличаетесь от обычных женщин тем, что являетесь наследницей несметного богатства и кажетесь недосягаемой для таких простых смертных, как я.
— Пожалуйста… — умоляюще произнесла девушка.
— Я прошу вас выслушать меня, — настаивал Гелвин Торп, — пока мы одни и нам никто не мешает. Поймите, мне безразлично, сколько у вас денег в банке — шесть пенсов или шесть миллионов!
— Я прошу вас, мистер Торп, не продолжать данную тему…
— Мисс Вандерхольц, не перебивайте меня. Я должен рассказать вам о своих чувствах!
Девина опустила глаза:
— Увы, мне понятно, каких…
— Вот как? Что же вам понятно?
— Когда вы познакомились со мной, то почувствовали презрение и, возможно, даже отвращение.
— Да, возможно, в начале нашего знакомства, — признался Гелвин Торп, — но потом, когда я узнал вас поближе, понял, что ошибся. Со мной произошло то, чего я никак не ожидал.
Девина бросила на него быстрый взгляд и отвернулась к окну.
— Я влюбился, — тихо произнес Гелвин Тори.
— Нет… Нет! — непроизвольно вырвалось у девушки.
— Это правда, — повторил Гелвин Торп. — Я полюбил вас и все последние дни путешествия не мог ни о чем больше думать, только о вас! Ваше лицо постоянно было у меня перед глазами и не исчезало из моей памяти ни на минуту.
— Но… это неправда. Вам все показалось!..
Он улыбнулся:
— Я старше вас и, поверьте, хорошо себя знаю. Я никогда прежде не испытывал такой нежности и любви ни к одной женщине.
Девина с замиранием сердца слушала Гелвина Торпа, понимая, что и ее неудержимо охватывают те же чувства.
— Я даже не мог представить себе, что полюблю молодую девушку, американку! Хотя национальность в данном случае не имеет никакого значения, есть нечто более серьезное, что разделяет нас, — разные жизненные обстоятельства!
— Вы говорите… о деньгах? — спросила Девина.
— Конечно, о деньгах, — ответил Гелвин Торп. — Нормальному мужчине трудно общаться с такой богатой девушкой. Он не может предложить ей того, что с радостью приняла бы обычная женщина!
— Я думаю, как вы… не правы, мистер Торп.
— Нет, к сожалению, я прав, и вам хорошо это известно! — возразил Гелвин Торп. — Отношения между людьми не могут быть достойными, когда у них неравное материальное положение.
Он подождал ответа Девины, но поскольку она молчала, продолжил:
— К мужчине, который предложит вам замужество, навсегда приклеится ярлык охотника за приданым, человека, материально зависящего от своей жены! Он будет чувствовать свою неполноценность, испытывать стыд и унижение!
Девина продолжала не отрываясь смотреть в окно. На какое-то мгновение ей захотелось признаться Гелвину Торпу в том, что у сидящей перед ним девушки нет миллионов, но предать Нэнси-Мэй Девине показалось нечестным, и она промолчала. К тому же она понимала, что своим признанием поставит Гелвина Торпа в неловкое положение. Если она не мисс Вандерхольц, то кому же он объяснялся в любви? Кроме того, Девина не могла избавиться от мысли, что его влюбленность вызвана в какой-то мере высоким социальным положением и богатством мисс Вандерхольц, которые всегда привлекают людей. Испытывал бы Гелвин Торп подобные чувства к обычной английской девушке? Девина была далека от мысли, что его привлекали лишь миллионы, лежавшие в банке на счету мисс Вандерхольц, но вместе с тем она хорошо понимала, что роскошные наряды, украшения и некий ореол созданного этим образа сыграли в данном случае далеко не последнюю роль.
Признание Гелвина Торпа в любви взволновало Девину. Слушая его нежные слова, она мысленно переносилась в неведомую волшебную страну, где существуют только он и она. Но девушке казалось, что если она расскажет Гелвину Торпу правду, то никогда больше не услышит этих ласковых и проникновенных слов!
«Я ни в чем ему не признаюсь», — подумала Девина, представив себе, как у того изменится выражение глаз и потускнеет голос, когда он узнает об обмане.
Неожиданно Гелвин Торп наклонился к ней и произнес:
— А если… если я предложил бы вам уехать со мной и забыть обо всем — о замке, о герцоге, ожидающем нас, вы согласились бы?