Впрочем, Полина обнаружила, что молоко придает коже неприятный запах; поэтому Поль, дежуривший в комнате наверху, по ее команде включал душ, и из дыры в потолке на принцессу лились струи чистой воды.
Порой принцесса дозволяла присутствовать при омовении своим любовникам или обожателям. Но в это утро она была одна.
– Поль! – позвала принцесса минут через пять после погружения в воду.
Огромный негр появился в дверях.
– Позови месье графа! – приказала принцесса, и негр устремился на поиски графа Акселя.
Через несколько минут граф вошел в ванную.
Он ожидал этого вызова, зная, что принцесса терпеть не может одиночества, а никого из ее друзей, кроме него, в особняке Шаро сейчас нет.
Принцесса не привыкла стесняться наготы: она с гордостью демонстрировала свое прекрасное тело не только возлюбленным, но порой и совсем посторонним людям.
Как только граф вошел в ванную, Поль подал ему кресло. Граф сел и устремил взор на принцессу, нежащуюся в опалового цвета воде.
Роскошные черные как смоль волосы принцессы скрывались под кокетливой розовой купальной шапочкой, прикрывающей уши и придающей ей забавный вид.
Внешность принцессы была совершенна… кроме разве что одной маленькой детали.
У принцессы было немало завистниц, и в первые же дни пребывания в Париже граф услышал о неприятном происшествии, случившемся с Полиной несколько лет назад.
В ту зиму Полина была едва ли не официально признана красивейшей женщиной Парижа. Всегда чувствительная к лести, она купалась в волнах своей славы и наслаждалась обожанием мужчин.
Однако мадам де Контад, дочь известного маркиза де Бувилля – того, что в грозные дни революции помог Людовику XVI бежать из Парижа, – осмелилась бросить вызов королеве красоты.
Мадам де Контад, жгучая брюнетка со сверкающими черными глазами, по внешним данным ни в чем не уступала Полине.
Подобно своему отцу, она ненавидела «выскочку» Наполеона, смеялась над его грандиозными военными планами и отзывалась о его сестре весьма насмешливо и едко, о чем, разумеется, светские доброхоты тут же сообщили Полине.
Однажды мадам Пермон давала бал, на который пригласила как своих друзей с Фобур-Сен-Жермен, так и Бонапартов.
Бал обещал стать одним из самых блестящих событий сезона, и Полина готовилась к нему столь же тщательно, как ее брат – к крупному сражению.
Свой стратегический план она разрабатывала вместе с лучшим парикмахером и самым модным портным Парижа.
Полина даже попросила у мадам Пермон разрешения переодеться перед балом у нее в гардеробной – чтобы никто не видел ее наряда, пока она не появится перед гостями во всем своем великолепии.
После долгих и мучительных раздумий Полина остановилась на белой греческой тунике с короткими рукавами, широкой золотой каймой и янтарными застежками на плечах.
Туника не скрывала изящных очертаний ее тела, а золотая кайма и ожерелье со сверкающим драгоценным камнем подчеркивали высокую грудь.
На руках Полины блестели янтарные браслеты, а высоко зачесанные волосы были украшены золотыми гребнями, искусно имитирующими виноградные гроздья.
Увидев красавицу в этом одеянии, гости мадам Пермон в один голос ахнули, и Полина с избытком получила свою порцию восторженных возгласов и изысканных комплиментов.
А мадам де Контад, глядя на нее, втайне мучилась от злобы и зависти.
Дождавшись, когда Полина в своей любимой позе устроится на софе, мадам де Контад под руку со своим кавалером прошла мимо нее, произнесла вслух какой-то фальшивый комплимент, а затем прошептала, обращаясь к спутнику, но так, что шепот ее был слышен, наверное, и на другом конце огромного зала:
– Какое несчастье! У такой прелестной женщины – и вдруг такое уродство! Будь у меня такие уши, я бы их отрезала!
Глаза всего зала обратились к ушам Полины. До сих пор их просто никто не замечал – теперь же гости воочию убедились, что уши у принцессы действительно немного странной формы, даже без намека на приятную закругленность.
Полина, рыдая, бросилась в будуар мадам Пермон и просидела там до окончания бала. С тех пор она старательно прятала уши под локонами или лентами.
Сейчас, нежась в ванне, с обычной обворожительной улыбкой, принцесса была так привлекательна, что перед ее чарами не смог бы устоять ни один мужчина.
Однако граф смотрел на нее весьма холодно, без подобающего в таком случае восхищения.
– Аксель, мне нужен твой совет.
– Насчет чего? – поинтересовался граф.
– Мои завистницы – ну, ты знаешь этих ужасных женщин – пустили обо мне новую сплетню!
– Как, опять? Их неиссякаемой фантазии можно позавидовать, – цинично усмехнулся граф.
– Когда же они оставят меня в покое? – вздохнула Полина.
– И что на этот раз?
Граф знал, что в последнее время принцесса ведет себя почти идеально – конечно, по ее меркам. Она боится, как бы брат не выслал ее обратно в Италию.
Принцесса ненавидела Италию, и в прошлом году Наполеон писал ей в Рим едва ли не ежедневно, требуя, чтобы она хотя бы соблюдала внешние приличия и не оскорбляла открыто своего мужа, его семью и друзей.
Полина едва не визжала от ярости, читая, например, такие наставления первого консула:
«Люби своего мужа и его семью. Будь со всеми вежливой и дружелюбной. Не слушай дурных советов: ты уже вышла из того возраста, когда легко поддаться дурному влиянию. О Париже и не думай: если ты вернешься сюда, то только с мужем.
Запомни: если Камилло потеряет терпение и оставит тебя, в этом будешь виновата только ты! Ты сама разрушишь свое счастье и лишишься моей дружбы, а Франция забудет о тебе навсегда».
Только перед коронацией Наполеон смягчился и позволил принцессе вернуться в Париж.
Однако Полина с тех пор трепетала при мысли о том, что брат заставит ее вернуться в Рим вместе с мужем.
Принц Камилло последовал за женой в Париж, однако теперь он все чаще заговаривал о возвращении домой.
Но Полина не желала отправляться в Италию. Пусть едет один, если хочет, – без него ей будет только веселее!
Она на коленях умоляла Наполеона спасти ее от ссылки, и император, который не мог долго сердиться на сестру, придумал выход.
Он дал принцу Камилло французское гражданство, произвел его в полковники и отправил в гренадерский полк, расквартированный в Булони.
Взамен Наполеон потребовал, чтобы принцесса вела себя в соответствии со своим новым титулом.
Он знал, что Полина, словно избалованный ребенок, не знает удержу своим прихотям и способна на самые безумные поступки. В ее сумасбродном упрямстве императору чудился отблеск той несгибаемой воли и дерзости, что дала ему самому власть над Францией.
Однако то время прошло: теперь Наполеон стал императором и желал, чтобы коронованные особы Европы смотрели на него как на равного. Этой цели и был подчинен блестящий двор империи.
Наполеон объявил принцессе, что у нее будет свой двор и свое хозяйство, но Полина не будет иметь в нем права голоса: все ее «придворные» и «подчиненные» на деле должны подчиняться только императору и его гранд-маршалу.
При дворе Полины Боргезе царил светский и изящный дух благодаря тому, что ее окружали люди лучших фамилий Сен-Жермена.
Казначей принцессы, месье де Клермон-Тоннер, происходил из знаменитой аристократической семьи, ныне впавшей в бедность.
Однако, к некоторому удивлению графа, месье де Клермон-Тоннер как будто не жалел об утрате былого величия; этот добродушный человек, любимый почти всеми обитателями особняка Шаро, не тяготился своим подчиненным положением.
Главный конюший принцессы, Луи де Монбретон, влюбился в свою госпожу с первого взгляда и делал все, чтобы придать ее двору еще больше величия.
Кроме того, у Полины были две привлекательные и остроумные молоденькие фрейлины, не считая почтенной dame d’honneur, с которой Полина не общалась, находя ее невыносимо скучной.
Была у принцессы и lectrice – чтица, читавшая ей вслух. Эту должность исправляла мадемуазель Милль, образованная и приятная женщина, автор известных в то время исторических романов.