Питер знал, какие меры предосторожности принимаются в машинописном бюро. Они были обязательны для всех и соблюдались неукоснительно. Значит, машинописное бюро исключалось.

Морган? Не умышленно, а просто случайно, Тони присуща этакая аристократическая небрежность. Возбужденный ум Питера напряженно искал ответа, анализируя одновременно дюжину вариантов. Вполне вероятно, что Морган по рассеянности оставил рукопись на чьем-то столе. Или, не дай бог, в туалете.

Такси подъехало к пересечению Пенсильвания-авеню и 20-й улицы. На углу стояла телефонная будка. Питер взглянул на часы. Было без десяти пять. Тони должен быть еще у себя.

– Остановитесь у той телефонной будки, пожалуйста, – попросил Ченселор. – Мне нужно позвонить. Я не задержу вас.

– Не спешите, мистер, счетчик работает.

Питер прикрыл за собой стеклянную дверь будки и набрал номер телефона Моргана.

– Это Питер, Тони. Мне нужно задать тебе один вопрос.

– Откуда ты говоришь? Утром я беседовал с миссис Элкот. Она сказала, что ты в городе. Позвонил тебе, но мне ответил диктофон.

– Я в Вашингтоне. У меня нет времени на объяснения. Послушай, что я тебе скажу. Кто-то прочел рукопись о Гувере. Кто бы это ни был, он сделал ужасную вещь, допустил страшную ошибку….

– Постой, постой, – прервал его Морган. – Это невозможно. Давай по порядку. Что значит «ужасная вещь»? Что за ошибка?

– Он рассказал кому-то, что о ней или о нем написано в книге.

– О ней или о нем?

– Какая разница! Важно, что кто-то прочел рукопись и использует прочитанное, чтобы кое-кого запугать.

– Ошибка в этом? Разве есть такой персонаж?

– Не совсем так. Подобных персонажей можно найти с дюжину, но не в этом дело. – У Ченселора не было времени отвечать на вопросы Тони.

– Я хотел сказать, что несколько персонажей в твоем романе имеют отдаленное сходство с живыми людьми. Например, генерал.

– О боже!

При создании персонажа своего романа он взял лишь один аспект из жизни Филлис Максвелл – ее журналистскую практику, но в остальном нарисовал образ совсем другого человека. Другого, не ее, не Филлис. Человек, образ которого он создал, был плодом его вымысла. Это вовсе не Филлис. Все было вымышлено. Но голос, позвонивший ему в «Хей-Адамс», был вполне реален.

– Ты давал кому-нибудь читать рукопись?

– Конечно, нет. Ты думаешь, я хочу, чтобы люди знали, насколько плохо выглядит твоя рукопись, пока я ее не отредактировал?

Эта шутка была обычной в их разговорах, но Ченселору было не до смеха.

– А где сейчас твой экземпляр рукописи?

– Где? В ящике моего столика у изголовья кровати, а за последние шесть месяцев краж у нас не было. Это, по-моему, рекорд.

– Когда в последний раз ты ее видел?

Морган ответил не сразу, вдруг став серьезным, очевидно, осознав, насколько озабочен Питер.

– Вчера вечером. Ящик заперт.

– А ты не снял ксерокопию для Джошуа?

– Нет. Он получит ее, когда я закончу редактирование. А не мог кто-нибудь прочитать твой экземпляр?

– Нет. Он у меня в чемодане, – сказал Ченселор и вдруг замолчал.

Чемодан! Его портфель лежал в машине вместе с чемоданами в тот вечер в Роквилле. Раннее утро, быстрые шаги… Окровавленные конечности животного.

Пятна крови на чемодане. Тогда это и могло случиться.

– Ну ладно, Тони. Я позвоню тебе послезавтра или что-нибудь в этом роде.

– А что ты делаешь в Вашингтоне?

– Сам не знаю. Приехал, чтобы кое-что выяснить, а теперь не знаю… – Ченселор повесил трубку, прежде чем Морган успел что-либо сказать.

Он увидел белое крыльцо и свет, едва проникавший через витраж над дверью.

Квартал состоял из старинных домов, когда-то выглядевших очень величественно, а теперь заметно потускневших.

– Вот этот дом, – показал Ченселор водителю. – Большое спасибо. Сдачи не надо.

Водитель заколебался:

– Эй, мистер! Может, я ошибаюсь, да и не мое это дело… Может, вы ожидали этого, потому и звонили по телефону… Мне кажется, за нами кто-то следит.

– Что?! Где эта машина? – Питер резко обернулся и посмотрел через заднее стекло такси.

– Не ищите. Он подождал, пока мы остановимся, а потом свернул налево, вон туда. Он, как и мы, замедлил ход. Возможно, чтобы узнать, где остановится наша машина.

– Вы уверены?

– Я уже сказал, что мог ошибиться. Но все возможно.

– Понимаю. – Питер задумался на какой-то момент. – Вы подождете меня? Я заплачу.

– Нет, спасибо. С вами я и так заехал слишком далеко. Моя старуха наверняка будет ворчать. Висконсин-авеню совсем рядом – там легко поймать такси.

Ченселор вылез из машины и захлопнул за собой дверцу. Такси рванулось вперед по улице. Питер свернул к дому. Он был погружен в темноту, и только из прихожей пробивался слабый свет. Но с того момента, как он разговаривал с Филлис Максвелл, прошел почти час. Она должна быть уже на месте. Однако помнит ли она о предстоящей встрече? Питер двинулся по дорожке к крыльцу. Шагнув на верхнюю ступеньку, он услышал, как щелкнул замок. Дверь открылась, но никого не было видно.

– Филлис?

– Входите быстрее, – шепотом ответили из прихожей.

Она стояла у стены, слева от двери, прижавшись спиной к выцветшим обоям. В слабом свете она казалась старше, чем тогда, в отеле «Хей-Адамс». Лицо ее побелело от страха. В уголках рта залегли резкие морщины. Ее взгляд оставался по-прежнему пронизывающим, но был каким-то безжизненным. В нем больше не было любопытства, только страх. Ченселор закрыл дверь.

– Вам не следует бояться. Вы ведь никогда не боялись меня. Верьте мне, Филлис.

– О, молодой человек, вы не лучший представитель рода человеческого! – сказала она. В ее шепоте звучали горечь и презрение. – Вы убиваете… но деликатно.

– Это сущий вздор! Я хотел бы поговорить с вами. Но не здесь, здесь я даже не вижу вас.

– Я не буду включать свет.

– Теперь, по крайней мере, я вас слышу.

Мысли Питера вдруг вернулись к вселившим тревогу словам водителя такси. На улице стояла машина, и кто-то вел из нее за ним наблюдение.

– Ну хорошо, пусть света не будет. Может, все-таки присядем?

Вместо ответа она сверкнула глазами, затем отстранилась от стены. Через сводчатый проход он двинулся за ней в темную гостиную. В полоске света, падавшей из прихожей, он разглядел огромные кресла и диван. Она шла прямо к столу, стоявшему напротив дивана. Слышался только шелест ее юбки. Он снял пальто, бросил его на край дивана и сел. Полоска света из прихожей падала как раз на Филлис, и он хорошо видел ее лицо.

– Я хочу рассказать вам кое-что, – начал он. – Если у меня получится не совсем складно, то только потому, что мне еще не приходилось давать подобных объяснений. Я никогда не пытался анализировать то, что весьма спорно называют творческим процессом. – Он раздраженно повел плечами, так как терпеть не мог этого термина. – Я восхищаюсь вами.

– Очень мило с вашей стороны.

– Не надо, прошу вас. Вы знаете, что я имею в виду. Мой отец всю жизнь был журналистом. Когда мы встретились, вы произвели на меня большее впечатление, чем я на вас. Правда, тот факт, что вы хотели взять у меня интервью, показался мне подозрительным. Я воспрянул духом, когда понял, что ничего страшного за этим не кроется и никакого отношения к моим книгам не имеет. Вы – часть чего-то очень важного, такого важного, чего у меня нет. Вы действительно поразили меня, и вечер получился удивительным. Я выпил слишком много, как и вы, но какое это имеет значение?

– Убивайте поделикатнее, молодой человек, – прошептала она.

Питер даже перестал дышать, сдерживая себя.

– Я провел время с замечательной женщиной. Если мое преступление в этом, то я виновен.

– Продолжайте… – Филлис закрыла глаза.

– В тот вечер я задал вам кучу вопросов о Гувере. В ответах ваших открылись такие вещи, о которых я понятия не имел. Ваш гнев был неистов. Была оскорблена ваша мораль, и вы говорили с таким негодованием, с каким никогда ничего не писали.