Крупные денежные суммы переводились в охваченные бедствием районы, где нужда порождала насилие. Средства Инвер Брасс помогали сократить число актов насилия в стране, притушить антиправительственные настроения.

Были и ошибки, но их исправляли, как только становились понятны причины, в результате которых они были допущены. Правда, в некоторых случаях уже ничего нельзя было исправить. Депрессия охватила весь мир, капиталовложения требовались и за пределами страны.

Германия, Версальский мирный договор, Локарнские договоры, план Дауэса – все это, по мнению членов Инвер Брасс, было ошибкой. И в этом заключалась их собственная роковая ошибка, ошибка, которую сорок лет спустя аспирант по имени Питер Ченселор квалифицировал совсем иначе. Он назвал ее международным политическим заговором.

Его, этого молодого человека, следовало немедленно остановить, ведь в орбиту его исследований попала Инвер Брасс. Правда, он не догадывался об этом.

Однако допущенная ошибка подтолкнула людей из Инвер Брасс к деятельности в новой области. Они вступили в сферу национальной политики. Сначала для того, чтобы попытаться исправить ошибки, а затем и для того, чтобы внести в эту политику свой вклад. Инвер Брасс располагала и интеллектуальными, и материальными ресурсами. Она могла действовать быстро и независимо, руководствуясь только своим коллективным разумом.

Выслушав настойчивый призыв Джекоба о скорейшем назначении нового Генезиса, Мунро Сент-Клер и Даниел Сазерленд отреагировали довольно спокойно – они дали свое согласие, практически никак не возразив. Но Сент-Клеру было известно то, чего не мог знать Сазерленд, – что в ряды Инвер Брасс, вероятно, пробрался предатель. Что касается Сазерленда, то его сомнения относились к другой области. Сент-Клеру казалось, что он догадывается, какого они рода: дни Инвер Брасс сочтены, с уходом ветеранов организация, скорее всего, распадется, и, может быть, это к лучшему.

Сомнения самого Сент-Клера носили более конкретный характер. Именно поэтому он не хотел назначения нового Генезиса, во всяком случае, не из числа имеющихся претендентов. Ведь если в организацию проник предатель, то это или Бэнер, или Пэрис.

Они сидели за овальным столом, и пустующее кресло Генезиса напоминало им о бренности их существования. Не было необходимости разводить огонь в камине. Никаких документов сжигать они не собирались – стол был пуст. Не поступило и шифрованных донесений, поскольку они не намеревались принимать какие-либо решения. Предстоял только обмен информацией и ее обсуждение.

Ловушка была поставлена. Сент-Клер должен был вести совещание таким образом, чтобы проследить за реакцией каждого из присутствующих. Затем предстояло обсудить две кандидатуры: Филлис Максвелл – журналистка и Пол Бромли, по кличке Гадюка, забытый обличитель Пентагона, которого мог легко разыскать любой из сидящих за столом.

– Сегодня наша встреча будет краткой, – начал Браво. – Ее цель – сообщить вам новую информацию и выслушать все, что вы можете сказать по поводу происшедших событий.

– Надеюсь, мы услышим и комментарии по принятым ранее решениям, – заметил Пэрис.

– Да, все, что вы захотите.

– Хорошо, – продолжал Пэрис. – После нашей последней встречи я ознакомился с двумя книгами Питера Ченселора и не совсем понимаю, почему выбрали именно его. У него действительно живой ум и кое-какие литературные способности, но вряд ли его можно считать настоящим писателем.

– А мы и не искали литературного гения.

– Я также. И я вовсе не сбрасываю со счетов жанр популярного романа, а лишь имею в виду этого конкретного автора. Разве он более талантлив, чем другие? Почему именно он?

– Потому, что он нам известен, – вмешался Кристофер. – Других мы просто не знаем.

– Не понял, – подался вперед Пэрис.

– Кристофер ясно выразил свою мысль, – сказал Браво. – О Ченселоре нам известно довольно много. Шесть лет назад у нас был повод познакомиться с ним. Вы оба знаете историю Инвер Брасс, мы от вас ничего не скрывали. Наши достижения и наши ошибки. В конце шестидесятых годов Ченселор написал, – Браво сделал паузу и обратился к Пэрису, – диссертацию о падении Веймарской республики и возрождении сильной Германии. Он был близок к раскрытию Инвер Брасс. Его пришлось остановить…

За столом воцарилось молчание.

– Эта диссертация позднее превратилась в роман «Рейхстаг», – пояснил Бэнер, уставившись на Пэриса.

– Разве это не грозило опасностью? – спросил Пэрис.

– Он говорил правду, – возразил Венис.

– Кроме того, это был роман, – сварливо добавил Кристофер.

– Вот и ответ на мой вопрос, – сказал Пэрис. – Все дело, оказывается, в том, знаком человек или нет. Лучше знакомый с ограниченными способностями, чем незнакомый с блестящими.

– Почему вы настаиваете на дискредитации Ченселора? – спросил Венис. – Нам нужны досье Гувера, а не литературная знаменитость.

– Это субъективное сравнение, – заметил ученый. – Он из тех писателей, которые меня раздражают. Я кое-что знаю о событиях в Сараево и об обстановке, сложившейся в то время. Так вот, в своей книге Ченселор делает вывод на основании преднамеренно искаженных фактов и несуществующих ассоциаций. И все же я уверен, что тысячи читателей принимают все, что он пишет, за подлинные исторические факты.

Браво откинулся в кресле.

– Я тоже читал эту книгу и тоже знаю кое-что о событиях, приведших к тому, что произошло в Сараево. Как вы считаете, упомянув о сговоре промышленников, Ченселор совершил ошибку?

– Конечно, нет. Это факт.

– Значит, каким бы путем он к этому ни пришел, он прав.

Пэрис улыбнулся:

– Простите меня, но хорошо, что вы не преподаете историю. Впрочем, как я уже сказал, ответ на мой вопрос дан. Расскажите лучше о том, какие у нас новости.

– События развиваются вполне закономерно. Иначе не скажешь…

Браво сообщил, что Ченселор ездил с Элисон на аэродром имени Кеннеди, где они встречали самолет, доставивший гроб с телом генерала. Как и советовал Варак, Сент-Клер говорил медленно, наблюдая за реакцией сидящих за столом. Ему предстояло выяснить, для кого его слова прозвучат не в новинку, будто давно известны. «Обратите внимание на глаза, – наставлял его Варак перед совещанием. – Мгновенная, едва уловимая реакция послужит явным подтверждением вины. Нервную реакцию скрыть невозможно, она обязательно отразится в глазах».

Сент-Клер такой реакции не заметил. Каждый из сидящих за столом слушал его с напряженным вниманием. Он продолжал рассказ о том, что удалось услышать и увидеть по видеозаписи.

– Без приготовлений, проведенных Вараком, мы не узнали бы о действиях, предпринятых против Ченселора. Именно против Ченселора, а не против дочери Макэндрю. Мы считаем, что это попытка сбить его с правильного пути, убедить в том, что отставка Макэндрю связана с событиями под Часоном, где он командовал войсками.

Зрачки у Пэриса расширились – его реакция была очевидной. Он сказал:

– Убийцы из Часона…

Острая боль пронзила грудь Сент-Клера. У него перехватило дыхание, и он не сразу овладел собой. Он бросил острый взгляд на Карлоса Монтелана. Слова, произнесенные им, холодили Сент-Клеру душу. Пэрис не мог их знать. В записи на пленке их не было, и Сент-Клер в своем рассказе их не употреблял.

– Что это значит? – спросил Венис, поудобнее устраивая в кресле свое грузное тело.

– Любой военный историк вам скажет, что такими словами характеризуют офицеров, участвовавших в боях под Часоном, – сказал Пэрис. – Это было равносильно самоубийству. Войска взбунтовались по всему фронту. Многие солдаты погибли от руки своих же офицеров. Это была стратегия с катастрофическими последствиями, в известном смысле поворотный пункт в войне… Если Макэндрю был там, то вполне вероятно, что совершенно неожиданно он встретил человека, ставшего в тот период одной из его жертв и впоследствии надолго затаившегося. Это и могло послужить причиной отставки генерала.