– Адам, – возразил Нокс Тэлбот. – Это территория ФБР, а не наша. Это ясно указано в сорок седьмом параграфе Устава.

– К черту параграфы! Если наци бродят по коридорам правительства, промышленных объектов, проникают в храмы искусств, мы должны выявить их и разоблачить!

– Кто нам даст полномочия? – спросил Соренсон, глядя в лицо государственному секретарю.

– Я, если хотите, возьму ответственность на себя.

– У конгресса могут быть возражения, – заметил начальник К.О.

– Плевать на конгресс, просто держите это в секрете. Господи, хоть это вы можете сделать? Вы же оба – часть правительства, не так ли? Она называется исполнительная власть, джентльмены, и если исполнители, сама президентская власть, смогут разоблачить нацистов в нашей стране, народ навеки будет благодарен вам. Ну, за работу, трудитесь и приносите мне результаты. Совещание закончено. У меня встреча с продюсерами воскресных телевизионных утренних бесед. Я намерен объявить о новой политике президента в Карибском вопросе.

Разведчики вышли в коридор Государственного департамента, и Нокс Тэлбот повернулся к Уэсли Соренсону.

– Не хочу я ничем заниматься, кроме выяснения, кто проник в программы наших компьютеров «АА-ноль»!

– А я лучше уйду в отставку, – сказал глава К.О.

– Это не выход, Уэс, – возразил директор ЦРУ. – Если мы уйдем в отставку, Боллинджер найдет парочку других, которые будут безропотно ему подчиняться. Давай останемся и будем тихонько «сотрудничать» с ФБР.

– Боллинджер это исключает.

– Нет, он просто возражал против параграфа сорок седьмого, который запрещает тебе и мне действовать внутри страны. В сущности, он не хотел, чтобы мы нарушали закон, но, вероятно, со временем он поблагодарит нас. Черт, окружение Рейгана постоянно это проделывало.

– Стоит ли того Боллинджер, Нокс?

– Нет, не стоит, но наши организации стоят. Я работал с шефом Бюро. Он не одержим границами своей территории… Это не Гувер. Он – человек порядочный, бывший судья, имеет представление о справедливости, к тому же у него уйма «наружек». Я постараюсь убедить его, что все необходимо сохранить в тайне и тщательно расследовать. И посмотрим правде в лицо: нельзя оставлять в стороне Гарри Лэтема.

– Я все же думаю, что Моро – ошибка, роковая ошибка.

– Но ведь есть и другие, которые не ошибка. Не хотелось бы об этом говорить, но тут Боллинджер прав. Я свяжусь с Бюро, а ты сохрани Гарри Лэтема живым.

– Тут есть еще одна проблема, Нокс, – нахмурившись, сказал Соренсон. – Помнишь грязную историю пятидесятых, все дерьмо, которое вытащил Маккарти?

– Еще бы, – ответил директор ЦРУ. – Тогда я только поступил в колледж, и мой отец был адвокатом по гражданским правам. Его объявили коммунистом, и нам пришлось переехать из Уилмингтона в Чикаго, чтобы две мои сестры и я могли продолжать учиться. Да, черт побери, помню.

– Постарайся, чтобы и ФРБ вспомнило об этом. Нельзя, чтобы чьи-то репутации и карьеры погибли из-за безответственных обвинений или хуже того: из-за слухов, которые невозможно пресечь. Нам не нужно, чтобы ФБР стреляло направо и налево, – мы заинтересованы в осмотрительных профессионалах.

– Я знаю этих стрелков, Уэс. Главное – устранить их в критический момент. Строго профессионально и спокойно – такова заповедь.

– Дай нам бог удачи, – сказал директор К.О., – но что-то подсказывает мне, что мы попали в опасные воды.

«Чистый дом» антинейцев в парижском районе Марэ оказался уютной квартирой над магазином модной одежды на рю Делакор; штат состоял из двух женщин и мужчины. Представление было кратким – Карин де Фрис говорила о том, что вопрос о судьбе Дру Лэтема чрезвычайно важен и решать его надо срочно. Седая женщина, с мнением которой здесь явно считались, посовещалась со своими коллегами.

– Мы отправим его в «Мэзон-Руж», что на перекрестке дорог. У вас там будет все необходимое, мсье. Карин и ее покойный муж всегда были с нами. Да поможет вам бог, мистер Лэтем. Братство необходимо уничтожить.

Старое каменное здание, называемое «Мэзон-Руж», когда-то было небольшим недорогим отелем, затем в нем разместились конторы фирм средней руки. Судя по потрепанному списку, в доме находились агентство по найму неквалифицированной рабочей силы, слесарно-водопроводная фирма, типография, частное детективное агентство, специализирующееся «на бракоразводных процедурах», несколько фирм, предлагающих услуги бухгалтеров, машинисток и вахтеров, а также конторские помещения для аренды, которых в наличии не было. Причем на законном положении находились только агентство по найму и типография; остальные не были указаны в телефонном справочнике Парижа, якобы потому, что одни обанкротились, а другие закрылись. На месте этих контор оборудовали комнаты на одного-двух человек и несколько мини-люксов с незарегистрированными телефонами, факсами, пишущими машинками, телевизорами и настольными компьютерами. Здание не примыкало к другим домам, и два узких прохода вели к его задней стене с потайной раздвижной дверью, замаскированной под высокий прямоугольный ставень подвального окна. Этой дверью никогда не пользовались в дневное время.

Каждого гостя антинейцы кратко инструктировали о том, что от него требовалось. Это касалось одежды (при необходимости ее давали), поведения (не haute Parisien[56]), общения с жильцами (абсолютно запрещенного без разрешения управителей) и точного расписания приходов и уходов (тоже с разрешения управителей). Нарушение этих правил каралось немедленным выселением. Эти жесткие правила предусматривали обоюдную пользу.

Лэтема поместили на четвертом этаже, в мини-люксе. Техническое оборудование поразило его не менее того, что Карин называла «немецкой аккуратностью». Выслушав от одного из управителей, как пользоваться этим оборудованием, Дру пошел в спальню и лег. Он решил, что через час с небольшим можно будет позвонить в посольство Карин де Фрис. Ему хотелось скорее узнать, удалась ли ее уловка; неопределенность раздражала его, хотя придуманная ею история казалась в данных обстоятельствах дикой, даже забавной и отличалась простотой: Карин была с ним в пивной, когда произошел взрыв; Дру исчез, и она в отчаянии. Почему? Потому что она восхищалась им, и дело шло «к роману». Такая перспектива казалась Дру заманчивой и немыслимой, а по здравом размышлении, пожалуй, не такой уж и привлекательной, Карин – странная женщина. Болезненные воспоминания озлобляют ее, понятно, но это лишает Карин обаяния. Она – дитя Европы, охваченной ужасом перед вспышками национализма и расизма, отравляющими атмосферу всего континента. Лэтему были чужды такие люди. Ему становилось не по себе, когда он видел, как каменеет ее лицо с правильными мягкими прелестными чертами, а в больших выразительных глазах появляется холодный блеск, едва она вспоминает о прошлом. Нет, хватит с него и собственных проблем.

Так почему же он думает о ней? Конечно, она спасла ему жизнь… но ведь она и сама спаслась. Спасла ему жизнь… Как это она сказала? «Возможно, так это и должно было выглядеть». Нет! Ему надоело ходить кругами, ни от одного из них не отходит прямая, ведущая к неопровержимой истине. Но в чем же истина? В списке Гарри? В заинтересованности Карин? В Моро? В Соренсоне?.. Четыре раза его чуть не убили. Хватит с него! Ему надо отдохнуть, а потом подумать, но сначала отдохнуть. Отдых – это оружие, иногда более мощное, чем огнестрельное, так однажды сказал ему старый инструктор. Измученный страхом и волнениями, Дру закрыл глаза. Он уснул быстро, но неглубоким тревожным сном.

Его разбудил громкий телефонный звонок. Рывком поднявшись, Дру схватил трубку.

– Да?

– Это я, – сказала Карин. – Я говорю по телефону полковника.

– Он проверен на подслушивание, – перебил ее Лэтем, протирая глаза. – Витковски там?

– Я знала, что вы об этом спросите. Он здесь.