– Левши предпочитают доставать карандаши и ручки из правого кармана – точно так же, как я, правша, лезу в левый. Так легче, вот и все.

– Ваше решение, мсье?

– Придется положиться на интуицию, – сказал Лэтем, глубоко дыша. – Передвиньте его на ту сторону, и я приложу к электронному устройству левую руку.

Француз перекатил тело по стене. Дру схватил левое запястье и, словно обезвреживая сложную мину, поместил руку немца внутрь и медленно, осторожно прижал ладонь к внутренней панели. Все затаили дыхание, и тут огромная стальная дверь тихо открылась. Тело нациста свалилось на пол, и четверо мужчин вошли внутрь. Комната, в которой они оказались, больше походила на декорацию из страшного сна, чем на жилое помещение.

Это было обширное пространство восьмиугольной формы со стеклянным куполом, сквозь который струился лунный свет. Проститутка Элиз, назвавшая его гробницей фараона, в чем-то была права. Тишина стояла сверхъестественная, ни один звук не проникал снаружи. Вот только вместо имущества фараона, скрасившего бы ему путешествие через реку смерти, здесь стояло медицинское оборудование, не допускавшее его даже к кромке воды. На каждую огромную сторону восьмиугольника приходилось по двери. Элиз говорила, что у помощников Монлюка в гробнице были свои комнаты. Пять дверей явно принадлежали им, оставалось три, за одной, по всей видимости, находилась ванная, а вот две… это еще вопрос.

Взгляд фиксировал все это со второго-третьего раза, но что в первую очередь оскорбляло взор – так это гротескно увеличенные фотографии на всех стенах, освещенные кроваво-красным светом ламп, спрятанных под плинтусами. На фотографиях были запечатлены зверства нацистов. Эта экспозиция подошла бы музею уничтожения человечества: ужасы, которые принесли евреям и другим «нежелательным элементам» сумасшедшие из гитлеровских мессианских полчищ. Фотографии мертвых тел, сложенных штабелями, соседствовали со снимками белокурых мужчин и женщин – видимо, изменников – с петлей на шее и предсмертной агонией на лицах. Это служило напоминанием, что любое несогласие, пусть даже самое незначительное, воспрещалось. Лишь человек с самой больной психикой мог проснуться ночью, чтобы порадоваться, глядя на столь непристойную картину.

Однако самым завораживающим зрелищем была облаченная в ночную рубашку фигура на кровати, освещенная тусклым белым светом в отличие от алого зарева на стенах. Откинувшись на мягкие подушки, огромные по сравнению с его телом, лежал древний старик, его морщинистое лицо утопало в насборенном шелке, будто он лежал в гробу. А лицо! Чем ближе к нему, тем больше оно завораживало.

Запавшие щеки, ввалившиеся глаза, как у мертвеца! Маленькие усики под носом, теперь белесые, но ровно постриженные; бледное лицо, столь запомнившееся, когда оно пылало от ораторского восторга, – все совпадало! Даже знакомый всем тик в правом глазу, появившийся после покушения в Ставке. Все совпадало! То было лицо состарившегося Адольфа Гитлера!

– О боже! – прошептал Витковски. – Неужели это возможно?

– Не исключено, Стэнли. В этом случае мы бы получили ответы на многие вопросы, которые задают вот уже пятьдесят лет. Особенно на два: чьи же все-таки были обугленные трупы в этом бункере и с чего пошли слухи, будто фюрер добрался до аэропорта, переодевшись в старуху. То есть как и почему?.. Ладно, Стош, времени у нас в обрез, нам надо завладеть этой гробницей фараона, пока она действительно ею не стала.

– Вызови французский взвод.

– Сначала мы должны удостовериться, что здесь ничего не запрограммировано на самоуничтожение. И если нечто подобное существует, то в тех комнатах… Для начала выманим четырех помощников фараона.

– Как ты предлагаешь это сделать, хлопчик?

– По одному за раз, полковник. У дверей есть ручки, и – даю голову на отсечение – они изнутри не заперты. Это же «четвертый рейх», тут никто не считается с частной жизнью высшего эшелона, особенно если учесть, что Монлюк – или кто он там еще – этими высшими чинами и окружен.

– Логично, – признал Витковски. – Ты растешь, парень, и умнеешь прямо на глазах.

– Я польщен.

Лэтем подал знак Диецу и французским агентам, чтобы они присоединились к нему и полковнику у стальной двери. Он шепотом дал им троим указания, и они вместе взялись за работу. Одна за другой открывались и закрывались двери, и лучи бледно-голубого света перекрещивались в тот момент, когда двери закрывались. После визита в восьмую комнату капитан Диец доложил Дру:

– Мы этих педиков часа на два вывели из строя.

– Вы уверены? Хорошо их связали? Нет у них рядом стекла, ножа или бритвы?

– Связали мы их крепко, К.О., но в этом и нужды-то не было.

– Что вы имеете в виду?

Спецназовец вытащил из кармана шприц и пузырек с жидкостью.

– Каждому по четверти дюйма, правильно, полковник?

– Что?

– Ну ты ж не можешь все предусмотреть, хлопчик. Я просто продублировал. В артерию левой руки – так, капитан?

– Да, сэр. Второй сжимал им руки, чтобы я не промахнулся.

– Сплошные сюрпризы, Стэнли. Может быть, я еще чего-нибудь не знаю?

– Надо будет подумать.

– Забудьте об этом, – прошептал Лэтем, поворачиваясь к десантнику. – Что там было в тех трех комнатах?

– В той, что поближе к кровати, – огромная ванна, в жизни такой не видел. Кругом хромированные поручни, чтоб старик мог передвигаться. А две другие – это фактически одна комната. Стену убрали, и теперь там сплошные компьютерные установки.

– Нашли-таки! – сказал Дру. – Теперь нам остается только найти эксперта по этому оборудованию.

– Я думал, у нас есть. Зовут ее Карин, если вы запамятовали.

– Боже мой, конечно! Теперь слушайте меня, Диец. Вы, наш Великий Разведчик, полковник, Первый и Второй, встаньте по обе стороны от постели старого Монлюка…

– Вы говорите, это Монлюк, – прервал его Диец, – но я сказал бы, что это кое-кто другой, хотя мне даже думать об этом не хочется!

– Тогда не думайте. Просто встаньте с флангов, и если он проснется, не давайте ему ни до чего дотрагиваться. Ни до чего – будь то кнопка, выключатель или какой-нибудь провод, который он может оборвать! Нам нужно залезть в эти компьютеры и узнать, что там.

– Почему б нам не воспользоваться волшебной иглой полковника, К.О.?

– Что?..

– Вместо четверти дюйма, может быть, дюйм?

– Не знаю, капитан, – сказал Витковски. – Я не врач. В его возрасте эта штука может оказать далеко не тонизирующее воздействие.

– Ну тогда опять дюйм, какая разница?

– Неплохая идея, – прошептал Дру. – Если вам это удастся.

– Слушайте, этот Второй просто чудеса творит с венами. Мне так кажется, он явно был врачом.

– У всех, кто служил в Иностранном легионе, медицинская подготовка, – объяснил полковник. – А что ты собираешься делать, К.О.?

– То, что ты хотел: закрою стальную дверь и вызову штурмовой отряд. Потом свяжусь с Карин и нашим лейтенантом, чтоб они шли следом.

Лэтем вытащил радио, включил его на военные частоты и приказал отряду французской разведки взорвать ворота и, прежде чем атаковать замок, воспользоваться громкоговорителем. Потом переключился на связь с мысом:

– Слушайте меня внимательно. Сейчас сюда войдут французы. Когда здесь будет безопасно, я свяжусь с вами. И тогда, Карин, поднимайся как можно скорее на верхний этаж, но только когда все будет под контролем. Не раньше! Понятно?

– Да, – ответил лейтенант. – Значит, вам, ребята, все-таки удалось?

– Удалось, Джерри, но до конца еще далеко. Тут маньяки фашисты, они могут прятаться по углам – лишь бы убить хоть одного из нас. Не пускайте Карин вперед себя…

– Я вполне способен сам принимать такие решения…

– Да заткнись ты! Все, конец связи!

Дру подбежал к постели Монлюка. Второй и Диец готовились усыпить иссохшего старика.

– Давай! – сказал спецназовец. Второй схватил тонкую левую руку и нажал на мягкую внутреннюю сторону локтя. – Где вена? – прошипел Диец по-французски.