Когда князь впервые взял эти камни в руки, они буквально околдовали его. Но теперь ему не терпелось от них избавиться. Точно такое же чувство владело им и Адальбером, когда они возвращали драгоценные камни для пекторали Первосвященника, отнятые у этой реликвии временем и людской алчностью. Слишком много крови было связано с этими восхитительными геммами, которые — при других обстоятельствах — он бы обязательно приобрел для себя…
Они были в пути около получаса, и машина все время ехала по асфальтированной дороге. Но при выезде из деревни (Альдо решил, что это Аскен из-за относительного оживления, царившего на улицах) асфальт сменился щебенкой, и дорога пошла вверх. Где-то вдали церковный колокол пробил половину двенадцатого. Характерный тембр подсказал пассажиру черной машины, что это был колокол Урруня, и он не смог сдержать дрожь. Как и во многих других деревнях, в Урруне были солнечные часы, украшенные девизом «Vulnerant omnes, ultima necat», что в переводе с латыни означало: «Все [удары часов] ранят, последний убивает». И Альдо, суеверный, как и все венецианцы, поморщился. Его неприятно поразила мысль о том, насколько смысл этого афоризма точно отражает его теперешнюю ситуацию. Он думал о том, что его последний час может оказаться ближе, чем он предполагал, покидая город. Но он решил дорого продать свою жизнь. Несмотря на требования своего мучителя приехать одному и без оружия, Морозини послушался мудрого совета Адальбера и сунул в носок револьвер небольшого калибра. А в правом рукаве, в специальном чехле из кожи, лежал стилет. Разумеется, перед лицом такого количества врагов — мексиканцы да еще банда из Булонского леса и те, о ком он не знал, — это был бы всего лишь поединок чести, но все-таки присутствие оружия успокаивало.
Дорога стала более ухабистой и в конце концов превратилась в узкую, поросшую растительностью тропу, усеянную камнями. Стало ясно, что они близки к цели поездки. Автомобиль почти уперся носом в ворота, которые бесшумно отворились. Где-то рядом был сад. Это чувствовалось по запаху влажной зелени. Альдо уже не сомневался, что его привезли в Ургаррен. К тому же, то, что он мог заметить, полностью совпадало с описанием Адальбера. Колеса машины зашуршали по усыпанной песком аллее. Затем она остановилась, но выйти пассажиру не дали. Дверца распахнулась, и рядом с ним сел человек в маске, который завязал ему глаза и защелкнул на его запястье одно кольцо наручников, приковывая Морозини к себе.
— Выходите из машины! И без глупостей! — приказал он по-английски с сильным акцентом жителя Бронкса. Альдо как будто помолодел на несколько лет!
— Последнее замечание излишне, — пожав плечами, ответил он на том же языке, только без упомянутого акцента. — Я ничего не вижу! Что я могу сделать?
— Я знаю, о чем говорю! — рявкнул его страж. -Знаем мы вас!
— Что ж, тем лучше!
Альдо вылез из машины следом за американцем и ощутил под ногами песок.
— Быстро в дом! — сказал другой голос, на этот раз по-испански. — На горе как будто кто-то есть!
— Это контрабандисты, — сообщил водитель. -Я их заметил еще при выезде из деревни. Им есть чем заняться. Люди, возвращающиеся поздним вечером домой, их не интересуют. Ладно, пошевеливайтесь! Патрон, наверное, уже зол как собака!
Альдо ввели в помещение. Он нащупал ногами ступени лестницы, потом каменные плиты, местами прикрытые ковром. Вероятно, в камине горел огонь, потому что на него повеяло теплом, и он услышал потрескивание поленьев. Снизу под повязку на глазах просачивался свет. И когда его освободили от стража, но защелкнули второе кольцо наручников на левом запястье, Альдо был уверен, что он стоит один посередине большого зала. Вдруг откуда-то сверху раздался тот самый смех, жестокий, наводящий ужас, который часто снился Альдо в кошмарах. Потом смеявшийся заговорил:
— Снимите с него повязку! Пусть полюбуется на наше жилище… — Освобожденный от повязки, Альдо заморгал, привыкая к яркому свету.
Оказалось, что он действительно стоит посередине огромного зала, по периметру которого на старинный манер была расположена удивительной красоты деревянная резная галерея, куда, должно быть, выходили двери других комнат. Труба камина из розового песчаника уходила на высоте шести или семи метров в потолок с тяжелыми позолоченными резными балками. Как и сам камин, они были украшены эмблемами Страны Басков: сердцами, якорными и мальтийскими крестами. На колпаке над камином был изображен герб с потускневшим флагом и двумя скрещенными шпагами, а вокруг него — цветы и птицы, символизирующие дары.
Вся мебель XVII и XVIII веков была отличного качества, а перед камином стояла старинная скамья сеньора с высокой спинкой и пурпурными бархатными подушками. В зале внушительных размеров были расставлены кресла, столы, столики… и пара консолей эпохи Регентства, прибывших сюда прямиком из особняка Вобрена вместе с коллекцией китайского фарфора селадон[87] и двумя картинами кисти Гварди, свадебным подарком Морозини. Подсвечники и канделябры с высокими белыми свечами заливали окружающее пространство спокойным светом… Но среди этого изобилия — на самом деле, зал больше напоминал антикварный магазин — не было ни одного человека. На галерее, направив оружие на Альдо и следя за каждым его движением, стояли пять или шесть человек.
По очереди рассмотрев каждого, Морозини насмешливо заметил:
— Какая трогательная встреча! И с кем же из вас, господа, я должен говорить? Если вообще разговор состоится… Так легко со всем этим покончить…
— Легко, но, черт побери, скучно! Непростительно лишать себя такого удовольствия, а я намерен насладиться каждой минутой!
По лестнице медленно спускался мужчина, не пожелавший ни изменить голос, ни скрыть лицо. Альдо увидел, что к нему направляется, сунув одну руку в карман, а в другой держа сигарету, высокий молодой человек Ему было не больше двадцати пяти лет. Его белокурые, почти белые волосы контрастировали с угольно-черными глазами, глубоко сидящими под нависшими бровями. Рот мужчины можно было бы назвать красивым, если бы не жесткие складки в уголках губ. Тонкие и довольно приятные черты лица мгновенно теряли свою привлекательность, как только это лицо оживало, так много в нем было гордыни, граничащей с чванством, и высокомерного презрения к окружающим. Удивительное лицо! Но Альдо был готов поклясться, что оно кого-то ему напоминает… Вот только кого?
Когда незнакомец спустился наконец по лестнице — его выходу на сцену позавидовала бы любая примадонна! — и оказался в мягком свете свечей, Морозини инстинктивно отпрянул назад, словно увидел змею. И снова раздался злобный смех:
— Неужели вы боитесь? Это честь для меня…
— Скажем, я просто удивлен. Вы ничуть не похожи на мексиканца!
— А я должен на них походить?
— Я полагал это само собой разумеющимся. Ведь все последние месяцы я искал ацтекское украшение для коренных жителей Мексики. Завладев с помощью мошенничества имуществом Жиля Вобрена, они вынудили меня работать на них. Я должен был вернуть им древние изумруды, украденные у них около полувека тому назад. Когда мы встретились в Булонском лесу, я решил, что они вам платят. Но теперь, когда в принадлежащем им замке я никого из них не вижу, у меня появилось подозрение…
— Вы решили, что я работаю на самого себя?
— Что-то в этом роде…
В эту минуту дверь зала резко распахнулась, и появился гигант, по виду типичный американец — от кожаных ботинок с декоративной строчкой до жевательной резинки. Он швырнул к ногам своего босса невзрачного, непривлекательного человечка. Упав, незнакомец гневно вскрикнул.
— Это еще кто такой? Откуда ты его взял?
— Думаю, он спрятался в багажнике автомобиля, пока пленник садился в машину в Сен-Жан-де-Люзе. В тумане его никто не заметил. А потом он попытался скрыться в парке, но Слим его увидел и скрутил…
Чрезмерно блестящие глаза блондина посмотрели на Альдо.
