Мой племянник Педро сразу же, без колебаний, загорелся этой идеей. Должна признать, что меня мучили сомнения. Сможем ли мы купить замок? Хватит ли у нас средств? Мигель сказал мне, что на покупку владения хватит одного моего украшения. Кроме того, его друг был знаком с парижским антикваром, пользующимся мировой известностью. Этот антиквар должен был приехать в Биарриц, где мыс ним и познакомились бы… Возможность жить в Европе соблазнила и меня, ведь в Мексику мы вернуться уже не могли. И мы отправились в путь… И Биаррице Мигель представил нам этого Вобрена… Теперь вам все известно!

И донья Луиза сразу же встала, словно охваченная желанием поскорее закончить разговор. Возможно, она уже сожалела о том, что настолько доверилась чужой женщине из вражеского лагеря, но тетушка Амели заранее к этому подготовилась. Разумеется, мексиканка не собиралась рассказывать ей о том, как они заманили Вобрена в ловушку и заставили его не только купить замок со всем его содержимым и преподнести его в подарок вдове, но и сделать предложение ее внучке… Мадам де Соммьер и так уже повезло: от этой непроницаемой женщины она смогла получить ответы на некоторые вопросы.

— Мне остается только поблагодарить вас, мадам, за беседу. Могу ли я осведомиться о здоровье и самочувствии вашей внучки? Она… пришла в себя?

— Если девушка носит фамилию Варгас, она не может так быстро оправиться от публичного оскорбления! Изабелла не выходит из своей комнаты, гордость служит ей щитом. И она молится!

— Это разумно! — одобрила маркиза, едва не спросившая, к которому из богов обращает свои мольбы донья Изабелла.

Дамы обменялись формальными словами прощания, а затем донья Луиза, посчитав, должно быть, что она и так уже слишком много времени уделила своей гостье, вернулась к креслу у камина. Провожать мадам де Соммьер она не стала. В вестибюле маркиза снова увидела Ромуальда. Помогая ей надеть редингот, дворецкий сумел передать записку. Затем он проводил старую даму до автомобиля, открыл перед ней дверцу и помог сесть, ограничившись уважительным «До свидания, госпожа маркиза». Она ответила ему кивком головы и намеком на улыбку. Автомобиль выехал за ворота особняка. Как только он оказался на улице, маркиза зажгла лампочку под потолком, достала записку и с помощью лорнета прочитала: «Около часа ночи приехала машина. Она увезла обе картины Гварди и столик для игры в триктрак[44] из Зеленой гостиной…»

«Господи! — подумала тетушка Амели, вспомнив о том, что упомянутый столик некогда стоял в апартаментах королевы в Фонтенбло. — Эти люди существуют на самом деле или я схожу с ума?»

Альдо отдал предпочтение второй версии, когда маркиза, вернувшись домой и застав его там в компании Адальбера и Мари-Анжелин, рассказала о споем визите. Все трое были в ярости.

— Скажите на милость, что вы там забыли? Зачем вы туда поехали и даже не предупредили меня?

— И без меня… — услышала она голос План-Крепен.

Адальбер добавил:

— Это было так неосторожно с вашей стороны! Сцена разыгралась в вестибюле, куда все трое вышли сразу, как только услышали шум подъехавшего автомобиля. Их увещевания совершенно не тронули маркизу, и она ответила им смелым взглядом:

— Что это за собрание? За кого вы себя принимаете? За Миноса, Эака и Радаманта, за трех судей и аду? Что ж, я вам отвечу, но только после того, как выпью бокал шампанского! А вы, План-Крепен, прекратите блеять и снимите с моей головы этот ток!

Мадам де Соммьер направилась в зимний сад, и все трое последовали за ней. Она села в уютное кресло и подождала, пока ей принесут шампанское. Получив бокал, она спокойно выпила его содержимое и вздохнула:

— Как же мне этого не хватало! Куда подевалось знаменитое гостеприимство мексиканских владельцев гасиенд? Эта женщина не предложила мне даже стакана воды…

— Не смешите меня! — сурово произнес ее племянник. — Вы бы не стали там ничего пить! Должно быть, вдова извелась, спрашивая себя, зачем вы к ней явились?

— Мне нужна была информация! Я надеялась, что наедине, без свидетелей…

— Как одна аристократка другой… — насмешливо продолжил ее фразу Альдо.

— Именно так! Потому что донья Луиза настоящая аристократка, представь себе! Хотя ее облик не имеет ничего общего с тем, что мы в Европе называем породой. И раз уж она носит такую громкую испанскую фамилию, я не сомневаюсь, что в ней течет кровь Монтесумы и какого-нибудь еще императора ацтеков. Донья Луиза сказала мне, что она и ее семья происходят от Солнца, она чаще упоминала каких-то своих богов, чем Господа нашего Иисуса Христа! А теперь берите бокалы, садитесь и слушайте меня. Да, избавь меня от этого! — маркиза протянула племяннику записку Ромуальда. — Дворецкий передал ее мне. Можешь попрощаться со своими Гварди!

— Знатная дама, ты говорила?

— Это ничего не меняет. Я не представляю ее в роли воровки!

— Вы видели только ее?

— Да, и еще Ромуальда! Вы меня слушаете или нет?

— Разумеется. Простите меня.

Рассказ тетушки Амели был кратким и точным. Как и Морозини, маркиза умела излагать факты, отбросив ненужные детали. Но она все-таки не удержалась от подробного отзыва о Луизе Варгас. Возможно, потому, что маркиза ни на мгновение не сомневалась в том, что вдова сказала ей правду. Пусть мексиканка была резка, но именно вследствие своего темперамента она не сумела бы умолчать о собственной оценке произошедших событий… Альдо, внимательно наблюдая за своей тетушкой, заметил:

— Она вас покорила, не так ли?

— Ни в коем случае! Эта дама внушает мне определенное… уважение. Я полагаю, что она следует за своей мечтой и готова на все, чтобы ее реализовать. Если, конечно, это еще возможно!

— Лично я считаю, — вступил в разговор Адальбер, — что эти люди решили прибрать к рукам состояние Вобрена ради одной простой цели. Они хотят поправить свое пошатнувшееся финансовое положение. Иначе зачем бы им было в такой спешке занимать особняк на улице Лиль и продавать имеющиеся там ценности?

— Согласен, — Альдо посмотрел на друга. — Но почему они выбрали именно Вобрена? Кто его направил в Биарриц, чтобы он там познакомился с мексиканцами? Бэйли говорил мне, что Жиль хотел присутствовать на торгах, поскольку продавался не только замок, но и его обстановка. По мнению Вобрена, там были стоящие вещи. Вот только любимый Вобреном XVIII век — не та эпоха, которую почитают в Стране Басков. Из рассказа тетушки следует, что Жиль должен был проникнуться сочувствием к семье Варгас и помочь им приобрести замок. Так кто же стал посредником между этим «славным» семейством и Вобреном?

— Бэйли этого не знает?

— Он мне ничего об этом не говорил, но… — Альдо посмотрел на свои часы. — Я позвоню ему. Англичанин должен быть еще в магазине…

Князь вернулся через несколько минут: Бэйли практически ничего не знал. С его слов, однажды вечером Вобрен вернулся в магазин после аукциона в особняке Друо и сказал верному Бэйли, что ему сообщили об интересных торгах недалеко от Биаррица и что он едет туда на следующий же день. Ему необходимо посмотреть вещи до дня торгов. Пусть Бэйли, как всегда, занимается текущими делами. Вобрен добавил, что остановится в гостинице под названием «Дворцовая» и будет держать Бэйли в курсе событии.

— Вот так! Ему известно не больше, чем нам. -Альдо оглядел присутствующих. — Что же касается Жиля, то из Парижа уехал человек, которого мы все хорошо знаем, уверенный в себе, оптимистично настроенный и находящийся в прекрасной форме. Он дал о себе знать только через восемь дней. Но когда Вобрен наконец позвонил, Бэйли почувствовал: что-то произошло с его боссом. Когда же он увидел Вобрена, то ужаснулся перемене, произошедшей с ним. Должен признать, что бедняга до сих пор находится под впечатлением, а его британская невозмутимость начинает ему изменять…

На следующий день после обеда служба доставки привезла на адрес маркизы де Соммьер запечатанный сургучом пакет. В нем оказалась пудреница из слоновой кости с миниатюрой Изабэ и визитная карточка, подписанная доньей Луизой де Варгас. Вдова благодарила маркизу за подарок и просила принять его обратно. Так как он предназначался для счастливых супругов, они не считают себя вправе обладать им. В течение дня в дом маркизы звонили друзья: леди Мендл, супруги Мальдан и Вернуа — и сообщали, что им также вернули их свадебные подарки. Адальбер пришел на ужин и принес свой собственный подарок — китайскую вазу XVIII века, приобретенную им у конкурента Вобрена. Он ее преподнес покрасневшей от радости Мари-Анжелин.