Они пробыли вместе, пожалуй, минут пятнадцать, после чего он выскочил, красный от ярости, и, топая ногами, словно ненормальный, закричал Элфу Ривзу: «Закрыть студию, всем по домам, сегодня работать не будем!» Все были в недоумении. В компании знали его нрав, но топать ногами было не в его манере.
Хотя мама старалась держать себя в руках, по дороге домой она была не менее рассержена, чем Чарли.
— Он ведет себя отвратительно, — жаловалась она. — Он наговорил мне таких гадостей! Ну, ничего, мы еще увидим!
— Мама, хватит говорить загадками, расскажи, наконец, что случилось!
— Когда я сказала ему, что срочно нужно жениться, он был так взбешен, что я подумала, как бы он не ударил меня. Он кричал: «Ни в коем случае!» Он начал валить всю вину на тебя и даже на меня. Он даже сказал…
Тут она запнулась.
— Он даже сказал, что если ты действительно беременна, то нужно еще доказать, что ребенок от него, — представляешь? Твой обожаемый м-р Чаплин смеет предполагать, что кто-то другой сделал это с тобой! Ну, что теперь скажешь о своем прекрасном джентльмене?
В отчаянии я спросила:
— Что ты собираешься делать?
— Пока он не придет в себя, я ничего не собираюсь делать. А потом, если он по-прежнему будет упираться, скажу дедушке, и он возьмет это на себя.
— О нет… — содрогнулась я. — Дедушка сойдет с ума.
— Совсем недавно тебя это не волновало, — фыркнула она. — Теперь главное — это ты. М-р Чаплин отвечает за то, что случилось, и он должен вести себя правильно, хочет он того или нет.
На следующий день Чарли был спокойнее, когда его отозвала мама. Он все продумал, объяснил он ей. Если доктор подтвердит, что я действительно беременна, он поступит должным образом. Он оплатит аборт.
Он говорил все это необычайно холодно и спокойно. Я находилась в комнате, но он даже не взглянул на меня.
Мама сказала, что об аборте не может быть и речи.
— Что за шантаж вы затеяли? — ледяным тоном произнес он. — Я не могу жениться на этом ребенке. Вы знаете это. Я уже женился раньше на шестнадцатилетней девочке, и пресса сделала из меня посмешище. Они будут ликовать, если это случится снова. Я вылечу в трубу! Моей карьере — конец! Вы понимаете это?
Теперь он принялся взволнованно шагать.
— Я не могу позволить себя вляпаться опять в подобное дерьмо. И, кстати, это не единственное, чего я не могу себе позволить! Те, кто изображают из меня богача, даже не догадываются, какая это чушь. Я не имею и сотой доли того, что мне приписывают.
Мама вежливо, но твердо прервала его.
— М-р Чаплин, никто и не думает об обогащении. И никто вас не шантажирует. Вам напоминают, что моя дочь носит вашего ребенка. И я не допущу, чтобы ее ребенок был незаконнорожденным.
— Тогда пусть избавится от него. Я не только оплачу это, но и дам своего человека, который все организует. Есть один доктор — большой специалист по этой части…
— Меня не интересуют «специалисты по этой части», — отрезала мама.
Так они спорили и спорили: она говорила мягко, он раздраженно — пока мама не встала, дав понять, что ему придется выполнить свой долг. Он потребовал, чтобы она вернулась и села.
— Хорошо, — сказал он устало. — У меня есть другое решение, которое устроит всех.
И начал говорить обо мне так, словно я была совсем в другом месте.
— Ее можно выдать замуж, но не за меня. Только не за меня. Я готов дать вам наличными 10 000 долларов. Найдите молодого человека, который женится на ней, такого, кому нужно встать на ноги, и для кого это большая сумма. Это будет своего рода приданое — европейцы всегда так делают и очень успешно. Тут нет ничего страшного…
— Замолчите, наконец, оба! — закричала я. — Хватит решать за меня. Я не собираюсь выходить замуж за тебя. Я не собираюсь выходить за какого-то человека, которого не знаю, я не собираюсь выходить вообще ни за кого!
Я вскочила из кресла, негодуя, что обо мне говорят, словно о товаре.
Чарли, казалось, вздохнул с облегчением, но лишь на секунду. Надежда, мелькнувшая в его глазах, испарилась, едва мама сказала ему:
— Повторяю, речь не идет о деньгах.
— Тогда о чем идет речь! — заорал он. — Я сделал два великодушных предложения, и вы их оба отклонили. Я не позволю вам больше тратить ни минуты моего времени!
Не говоря больше ни слова, мама вышла. Я колебалась в нерешительности, не веря глазам своим при виде этого благороднейшего джентльмена, чье лицо сейчас искажала ненависть. Я подошла к нему ближе:
— Пожалуйста, не будь таким. Ты — первый и единственный мужчина, которого я знала. Я люблю тебя. Пожалуйста, не смотри на меня так…
— Убирайся с глаз долой, маленькая потаскушка! — закричал он.
Я сидела в гостиной, когда мама сказала бабушке и дедушке, что я жду ребенка от Чарли. Бабушка застыла в изумлении.
Мы следили за дедушкой, затаив дыхание и предчувствуя ярость, которую он обрушит на нас. Он просто вышел из комнаты и поднялся по лестнице, потом вернулся вниз, неся пистолет. Нахлобучив шляпу, он остановился в дверях. Мама и бабушка, протянув к нему руки, взывали с мольбами и пытались преградить ему путь. Внезапно он показался очень старым.
— Оставьте меня! Я убью этого сукиного сына за то, что он сделал с этим ребенком! — хрипел он.
Вместе они ухитрились удержать его и затолкать обратно в кресло, но отдать пистолет он отказывался. Он потребовал подробностей и сидел, неестественно выпрямившись, пока мама рассказывала ему все, заканчивая последней встречей с Чарли в его офисе. Дедушка снова вскочил, и снова его удержали.
— Я старый человек, — возмущался он. — Мне все равно уже недолго осталось. Что мне сделают, если я убью этого подонка? Накажут? Нет, мне дадут медаль! Я всегда знал, что не зря его называют бродягой, этого грязного ублюдка…
— Папа, от тебя сейчас требуется ясная голова, а не эти истерики, — сказала мама твердо, — успокойся, пожалуйста.
Он сердито посмотрел на нее и затем кивнул.
— Хорошо, можно поступить иначе. Закон Калифорнии — ах — о противоправных отношениях между взрослыми и несовершеннолетними — очень жесткий. Я уверен, он применим к Чаплину, как к любому другому человеку. При всех его адвокатах он сядет за решетку, прежде чем наступит Судный день, и это отличная идея.
— Если только не принимать во внимание Лиллиту, — напомнила мама. — О ней напечатают во всех газетах. И тогда уж ей не жить в этом городе.
— Это так, но зато и Чаплину не жить. Я пойду к нему сам и скажу то, что он и так знает. Уверен, если он не поступит по-человечески с моей внучкой, я привлеку его к ответственности.
И снова никто не обращал внимания на меня и не спрашивал о моих чувствах. И что меня возмущало теперь больше всего, так это то, что со мной обращались, как с падшим ангелом, который не принимал участия в совращении.
— Я хочу сказать кое-что, — начала я.
Бабушка, моя милая бабушка, которая всю жизнь считала, что все и всегда можно уладить, металась из стороны в сторону и говорила:
— Уилл, Лиллита хочет что-то сказать.
Он нахмурился:
— Вы уже достаточно сказали, мисс, и достаточно сделали. Если бы я мог только представить, что тебе не хватит мозгов не впутаться в такую историю, я близко не подпустил бы тебя к кино, а тем более к такой свинье, как Чаплин. Так что помолчи.
Бабушка мягко пожурила его.
— Уилли, так нехорошо говорить.
С меня было достаточно. Я вскочила и убежала из комнаты.
В тот момент, когда я подошла к лестнице, в холле зазвонил телефон и я подняла трубку. Это был Элф Ривз, который никогда не звонил мне прежде.
— Лита, Чарли снова изменил последовательность съемок, — сказал он извиняющимся голосом, как человек, приносящий дурную весть. — Он хочет попробовать куски с Маком Суэйном. Так что вам с мамой не нужно приходить в ближайшие пару дней, пока вы не понадобитесь. Поэтому я и звоню.
— Разве не все должны находиться на съемочной площадке, независимо от участия в сцене? Что происходит, м-р Ривз?
