Он вошел туда первым, попросив всех обождать за дверью.

Друзилла пала перед ним на колени.

– Гай, я прошу тебя, прошу! Возьми свое слово назад, не отдавай меня за Лепида. Мне противен мой жених, я ведь никого не люблю, кроме тебя.

Она в исступлении целовала его сандалии, устлав облаком волос мраморный пол.

– Любишь, говоришь? – Калигула нагнулся к ней. – А как же твои оргии в доме гетеры Пираллиды? Вся твоя любовь – это лишь гнусная похоть! Ты не умеешь любить! Я проклинаю тот день, когда наша мать зачала тебя в своем чреве! От тебя одни несчастья!

Друзилла рыдала у его ног, сломленная и униженная.

– Твоя подружка Мессалина нашептала мне, чем ты занимаешься у гетеры. Ты отдавала похоти свое тело, как гадкая дешевая шлюха, и все мужи Рима уже познали твои продажные ласки. Пора пресечь этот позор! Еще одна подобная выходка, и я сошлю тебя за разврат на самый дальний островок империи. Довольствуйся тем, что я дал тебе в мужья отпрыска достойной фамилии. Подозреваю, что он так же страстно любит мужчин, как и ты. И вы найдете общий язык друг с другом. И помни! Я буду присматривать за тобой!

Калигула резко развернулся и вышел, оставив Друзиллу лежать на полу. Она уже не просто плакала, а заходилась в припадке, воя, как нения[2] на похоронах. Но тут приступ кашля вновь скрутил ее, лишив голоса. Вбежавший Ганимед помог ей подняться и сесть на ложе. Друзилла кашляла, к ужасу Лепида, выплевывая темные сгустки крови. Он тщетно пытался помочь ей, подавая чашу с вином, но она отталкивала его руку, и тогда он послал за лекарем.

Наконец приступ утих, они остались одни и молча лежали рядом друг с другом, обессилевшие от пережитого, и безучастно слушая, как бушует в триклинии веселье в честь их бракосочетания.

– А я рад, что Друзилла наконец-то вышла замуж, – рассуждал с чашей вина в руках Марк Виниций, склонившись к своей жене.

– Временами ты бываешь непроходимо глуп, – вздохнула она. – Моей сестре навязали Эмилия в мужья, сама бы она никогда не дала на это согласия. Гай перегнул палку, чтобы избавиться от нее. Так нельзя.

– Почему нельзя? – вмешалась Агриппина. – Она совсем обнаглела, заняв место на его ложе и хвастаясь, что он сделает ее своей женой. А если б она понесла от него? Наследник империи, зачатый в инцесте. Позор на наш род!

– О, боги! Агриппина! Ты кричишь о позоре, которого не было и не будет! – укорила ее Ливилла. – До чего же злой у тебя язык. Сегодня надо было выдать замуж тебя!

– Еще чего! Я хочу наслаждаться дарованной мне богами свободой!

– Бедная Друзилла! – опять вздохнула добрая Ливилла. – Надо было ей уехать вслед за Кассием Лонгиным подальше от Рима, а не тешить себя бесплотными надеждами.

К их ложам приблизилась Домиция Лепида Младшая вместе с дочерью.

– Достопочтенные матроны не возражают, если мы ненадолго к вам присядем? – Домиция слегка поклонилась.

– Располагайтесь! – пригласила Ливилла, с неодобрением косясь на хрупкую Мессалину. В присутствии девушки ее неизменно охватывала какая-то брезгливость, Ливилле был неприятен хитрый блеск ее агатовых глаз и противная манера без конца облизывать губки розовым язычком. Если б она рассказала о своей неприязни Агриппине или Друзилле, души не чаявшим в молоденькой красотке, ей бы не поздоровилось. Малышку любили все, а особенно мужчины. В их дом часто наезжали сваты, но родители медлили, ее отчим, Фавст Корнелий Сулла Лукулл, бывший консул – суффект, из старинного патрицианского рода, втайне лелеял мечту о самой выгодной в империи партии для своей прекрасной приемной дочери. Поощряя дружбу Мессалины с Друзиллой, он надеялся, что сам император обратит внимание на девушку, но Калигула после смерти жены связывать себя новыми узами пока не торопился. Однако Корнелий Сулла продолжал внушать дочери, что лишь она одна в Риме достойна пурпурной мантии императрицы.

И умная Мессалина решила ускорить события. Зная, что Гай Цезарь прекрасно осведомлен об их дружбе с Друзиллой, она улучила момент и пожаловалась ему, что ее, девственницу, старшая подруга заставляет смотреть на оргии в доме гетеры Пираллиды и всячески уговаривает в них участвовать. Последней каплей стало ее заявление о том, что Друзилла не гнушается помогать гетере обслуживать клиентов за плату. Взбешенный Калигула уже готов был убить сестру, но ее спасло, что ночью с ней случился припадок. Тогда-то Гай и задумал это издевательство, ведь Мессалина к тому же, продолжая во время своего рассказа наивно хлопать ресницами, сообщила, что во время болезни императора и развода с мужем, у Друзиллы была связь с Ганимедом.

Домиция завела неторопливый разговор с бывшей невесткой о том, что ее старшая сестра, на чьем попечении находился в данное время мальчишка Луций, сейчас переживает крупный разлад с мужем Гаем Саллюстием Пассиеном Криспом. Агриппина, которой втайне нравился этот красивый и статный мужчина, вдруг оживилась и принялась выпытывать подробности.

Марк Виниций заскучал и отошел. Мессалине тоже стало неинтересно, к тому же торжество подходило к концу, и она отпросилась у матери уехать домой, хотя направила носилки к хорошо знакомому домику на Субуре.

Довольный своей шуткой над зазнавшейся Друзиллой Гай даже не подозревал о том, что его сестре опять стало плохо. Болезнь, мучившая ее уже несколько месяцев, резко обострилась в эти дни, но Калигуле до этого не было дела. Когда в последний раз они занимались любовью, Друзилла, не сдержав кашель, обрызгала его кровью. После этого случая брезгливый Калигула велел поселить ее в другие покои. А сообщение Мессалины, разгневавшее его, лишь подтолкнуло императора быстрее избавиться от Друзиллы.

К нему подсел Луций Вителлий.

– Прими мои поздравления с удачным браком сестры, цезарь! Эмилий Лепид опередил моего сына, который тоже хотел свататься к прекрасной Друзилле.

– Я, смотрю, ты не очень огорчен этим опозданием, – ухмыльнулся Калигула. – У меня есть еще одна незамужняя сестра. Может, Авл возьмет ее в жены?

Опешивший Вителлий не сразу нашелся, что ответить.

– Нрав Агриппины крут и горяч, – наконец сказал он. – Но захочет ли она стать женой Авла?

– Мы можем спросить ее об этом, – ответил Калигула, но Вителлий поспешно удержал его за руку. – Я тут подумал, о цезарь, что мне пристало озаботиться твоим семейным счастьем, а лишь потом думать о своем сыне. Ты стоишь во главе империи, и мы все обеспокоены отсутствием наследника.

Лицо Калигулы помрачнело, и он наклонился к Луцию:

– Мой друг, скажи, разве я могу быть счастлив с другой? – в его зеленых глазах выступили слезы. – Ни одна женщина в мире не заменит мне ее. Ни одна! Тебе не понять этого, ведь ты не знал ее!

Вителлий отвел взгляд и вздохнул.

– Мой цезарь, я уверен, что твоя драгоценная Юния дождется тебя у врат Аида, – тихо сказал Луций. – Но империю должен наследовать твой сын, с твоей кровью, а не приемыш.

– Мальчишка Агенобарб мне племянник. Я смогу усыновить его, – возразил Гай.

– Но в нем течет плебейская кровь его отца. И удастся ли тебе счастливо дожить до глубокой старости, если твоим наследником станет сын бешеного Домиция? Ты не сможешь поручиться, что ребенок не унаследовал его нрав, и что рано или поздно мальчик не станет причиной твоей преждевременной кончины. Когда-нибудь маленький Агенобарб сочтет, что пора ему облачиться в пурпурную мантию императора, и тогда ничто его не остановит. Ты понимаешь, о чем я.

Удивленный Калигула откинулся на подушки.

– А ведь ты прав, мой дорогой друг! Став цезарем, я принял на себя обязательства, которые не могу игнорировать. Спасибо за совет! Надеюсь, ты оценишь этот подарок так же, как и я оценил твой.

С этими словами Калигула махнул руками, стряхивая с пальцев драгоценные перстни на колени Вителлия.

– Благодарю тебя, мой император, – Луций почтительно склонился перед Гаем.