ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Мелани с тяжелым сердцем наблюдала, как Кейд уходит. Она только что сказала ему самую большую ложь в своей жизни.
Мелани прислонилась к одной из колонн и уткнулась лицом в ладони. На нее нахлынули воспоминания. Вот они с Кейдом поздно ночью, сидя на софе и тесно прижавшись друг к другу, поют Эмми колыбельную. А вот смотрят телевизор и едят поп-корн после очередной командировки Кейда.
— Мел, ты в порядке? — Дженни вышла из отеля, придерживая рукой собранный край длинного — до пола — платья и осторожно переступая на высоких каблуках.
— Да, — сказала Мелани, а затем выдохнула: — Нет.
Дженни положила свою ладонь на руку Мелани:
— Тебя отвезти домой?
— Если тебе не трудно.
— Совсем нет. — Дженни порылась в украшенной драгоценными камнями сумочке, ища ключи от машины, затем подозвала служащего отеля и попросила быстро подогнать автомобиль. — Что касается отношений с мужчинами, то я в совершенстве овладела одним — умением вовремя сбежать.
Мелани попросила Дженни подкинуть ее до «Чашки кофе». Всю обратную дорогу в Лоуфорд Дженни щебетала о людях, с которыми встретилась на вечере, ей не терпелось поделиться сплетнями. И на этот раз болтовня Дженни не раздражала Мелани, а, наоборот, отвлекала от грустных размышлений.
— Спасибо, Дженни, — поблагодарила Мелани, когда машина остановилась около входа в кафе. Мелани задержала взгляд на женщине, которую в школе едва знала, а теперь по иронии судьбы она числилась среди ее подруг. — Ты настоящий друг, и я благодарна тебе, что ты вытащила меня на этот вечер встречи.
— Да не за что, — ответила Дженни и добавила: — Но я испытала там, похоже, всю гамму эмоций.
Мелани рассмеялась и вышла из автомобиля. Она пообещала угостить Дженни чашечкой малокалорийного кофе без кофеина в любое время, как только та заглянет. Дженни уехала, а Мелани достала из сумочки ключи от входной двери кафе. В этот час в деловом районе Лоуфорда царила тишина, все офисы были закрыты на ночь. Кафе «Чашка кофе» тоже не работало. Мелани вошла внутрь, включила свет. Приготовила себе чашечку кофе без кофеина и уютно устроилась в любимом кресле Кутера, отбросив в сторону туфли на высоких каблуках.
Звякнул входной звонок. Мелани вскочила, все-таки ожидая, что это Кейд. В дверь просунулась знакомая физиономия Кутера:
— Можно выпить кофе?
Мелани тихо засмеялась:
— По техническим причинам только без кофеина, но я рада угостить вас кофе.
— Я воспользуюсь этим. Люди моего возраста плохо спят по ночам. Я решил прогуляться и посмотреть, не нагонит ли на меня свежий воздух сон, но, похоже, я зря надеялся. — Кутер уселся на один из табуретов около барной стойки и поблагодарил Мелани за приготовленный кофе. — Вы присматриваете за той собакой?
Ей потребовалась секунда, чтобы понять, что он имеет в виду.
— Отчасти.
— Ей все еще больно? — Он наблюдал за ней поверх чашки.
Больно ли ей? Безусловно. В десять раз больнее, чем в тот день, когда она ушла от Кейда. Только теперь наступил настоящий разрыв их отношений. Она не хотела работать с ним эту неделю, так как знала, что это сделает расставание слишком тяжелым.
— Да, — сказала она. — Больно.
— Так почему же, черт возьми, вы ее кормите едой со щепками? — Кутер сделал глоток кофе, затем надел шляпу, на пути к выходу остановился: — Доброй ночи, миссис Мэттью.
Когда Кутер ушел, Мелани долго сидела за стойкой бара и обдумывала его слова, потом убралась в кафе и еще раз протерла совершенно чистые столы. Мысль о возвращении в пустой дом была невыносима.
Опять прозвенел входной звонок. Мелани, вытирая чашку Кутера, ответила:
— Мы закрыты.
— Ты помнишь, что ты сказала?
Мелани повернулась, чуть не выронив мокрую и скользкую чашку. Кейд!
— Ты помнишь, что ты сказала на сцене? — допытывался он. Его галстук был развязан, верхняя пуговица рубашки расстегнута, куртка, наверное, осталась в машине. Он выглядел усталым, но в то же время очень решительным. И, как всегда, сердце Мелани сбилось с ритма.
— Что?
— О нас. Что всегда можно найти взаимопонимание, даже если наши тропинки разошлись?
Мелани посмотрела на человека, которого она любила в течение половины жизни. Ей хотелось сказать «да», но она не могла. Если у них когда-то и была общая жизнь, теперь все иначе.
— Ты же знаешь, как готовятся выступления, — ответила она, и глаза ее возмущенно горели, — ты заранее, на бумаге, подготавливаешь материал, который хорошо прозвучит со сцены.
Кейд подошел к прилавку, затем обогнул его, вплотную приблизившись к Мелани:
— Я не верю тебе.
Она отступила, пораженная силой, с которой он произнес эти слова.
— Кейд, я же сказала, все кончено, — прошептала она.
— Я слышал это, но я не откажусь так легко. Я позволил тебе уйти год назад и не предполагал борьбы. Я думал, что ты вернешься. Тебе нужно какое-то время, а затем ты изменишь свое решение. Но ты не вернулась. Мало того, ты уходила все дальше от меня, от нас. И если я дам уйти тебе еще раз, то буду глупцом.
Мелани поставила чашку на стойку и, чтобы удержаться и не обнять мужа, руками обхватила себя за талию:
— Я видела твои записи на листке и поняла, чего ты ждешь от меня.
— Листок? — Прошло мгновение, пока в его глазах загорелись искорки понимания. — Это не то, что ты подумала. Это…
— Нет, Кейд. — Мелани жестом руки остановила его. — Я знаю тебя. Ты хорошо поиграл со мной в течение этой недели: говорил о моих целях, мечтах, даже хвалил мой бизнес. Но в действительности ты хочешь только одного — вернуть меня домой и опять сделать домохозяйкой, а ты в это время продолжишь покорять мир.
— Ты неправильно все поняла, Мел. Я не хочу запереть тебя дома.
Она отбросила полотенце.
— Откуда ты знаешь, что я думаю? Ты всего лишь имеешь обо мне представление, Кейд.
Он нахмурился:
— Это неправда. Я знаю тебя даже лучше, чем ты сама.
— Тогда тебе следует усвоить, что я больше не хочу иметь детей. — С этими словами она вышла из кухни, обогнула стойку бара и босиком убежала на кухню.
Кейд последовал за ней, пытаясь схватить ее за руку и развернуть к себе лицом.
— Мелани, на этом листке записи не о нашем будущем, там просто перечислено то, о чем нам необходимо поговорить. И уж если мы вышли на эту тему, то что плохого в том, чтобы у нас был еще ребенок? Мы всегда хотели иметь несколько детей, — произнес он.
— Нет, Кейд, это ты хотел иметь несколько детей, а я, после того как вырастила Эмми, хотела жить для себя. Когда она появилась, я была совсем молодой. Я проводила в проклятой детской комнате долгие дни, меняя пеленки, разогревая бутылки со смесью и наблюдая, как моя жизнь превращается в сплошное пятно из свиданий в песочнице и грязного белья. А что же ты, Кейд? Ты отсутствовал, путешествуя по стране, наслаждаясь деловыми ленчами и общаясь со взрослыми людьми. А в это время твоя «маленькая» жена сидела дома и пела песни вместе с Большой Птицей из детской передачи «Улица Сезам». — Мелани глубоко вздохнула, стараясь погасить вспышку гнева. — Я люблю Эмми, не пойми меня превратно, и я не променяла бы эти годы с ней и на миллион долларов, но я также… — Ее голос оборвался. Мелани отвернулась. Слезы, которые невозможно было удержать, потоком заструились по щекам.
— Также — что? — заинтересованно спросил Кейд.
Она покачала головой.
— Что, Мел? — еще раз произнес Кейд, стараясь приподнять голову жены за подбородок, чтобы заглянуть ей в глаза. — Скажи мне, пожалуйста.
— Я обижалась на нее, — выдавила она наконец. — И я обижалась на тебя, Кейд. Ведь мне было всего восемнадцать лет, а моя жизнь была уже окончена, и это несправедливо.
— А ты не думаешь, что я думал о том же, честно? — его голос стал прерывистым. — Я ходил на работу в фирму отца и оставался там, потому что мужчина обязан обеспечивать семью, и ему нельзя соблазняться глупой мыслью, что из него мог бы получиться неплохой художник или музыкант. Он обеспечивает семью, Мел, нравится ему это или нет. — Он вздохнул и на секунду прикрыл глаза. — Я возмущался тем, как сложилась жизнь, но сказать что-либо боялся.